Илья Туричин - Кураж Страница 44

Он остановил их на улице, потребовал аусвайсы и, чего греха таить, уже стал примеряться к их шапкам. Рейх нуждался в теплой одежде. И Эльза была бы довольна.

И тут один из мальчишек сказал обрадованно:

– Здравствуйте, господин Кляйнфингер! Как ваше здоровье? Помните, осенью мы искали маму?

– Видать, нашли, - сердито буркнул Кляйнфингер.

– Нашли. И привет от вас передали.

– Отмыла она вас, - с досадой произнес Кляйнфингер.

У мальчишек оказались пропуска для входа в гостиницу "Фатерлянд" и для хождения во время комендантского часа. Прощайте, меховые шапки с такими славными длинными ушами!

– А где же ваша мама? - спросил Ганс.

– Наша мама владелица "Фатерлянда", - ответил один из мальчишек.

– И ресторана, - добавил другой с вызовом.

– О-о… - только и смог произнести Кляйнфингер, потому что при слове "ресторан" во рту появился вкус баварского пива. - Ваш большой друг Кляйнфингер вымерзает в этой забытой богом России, - добавил он печально.

– Да что вы, господин ефрейтор! - воскликнул один из мальчишек.

– Нутро вымерзает, - пожаловался Кляйнфингер. - Я постепенно испаряюсь. Вот как мое здоровье. Скоро стану хрупким, как сосулька, и сломаюсь. У меня уже все суставы скрипят.

Он потоптался на месте, и в самом деле раздался скрип. То ли снег заскрипел под сапогами, то ли и верно суставы.

Мальчишки переглянулись, шмыгнули в ближайшую подворотню и поманили за собой немцев. Когда Кляйнфингер и Ганс подошли, один из мальчишек сказал другому:

– Доставай, Пауль.

И тот, другой, вытащил из кармана полушубка бутылку с мутноватой жидкостью.

– Хлебните.

– Что это? - Кляйнфингер взял бутылку и встряхнул ее.

– Шнапс, - сказал Пауль.

– Самогон, - добавил брат.

– О-о… - Кляйнфингер вытащил зубами пробку, перехватил ее рукой в варежке, хлебнул из бутылки, задохнулся и почувствовал, как жидкость обжигает желудок. Вот!… Вот чем можно восстановить вымерзающее тело! Он хлебнул еще и передал бутылку Гансу.

Тот тоже глотнул. Глаза его на мгновение остекленели.

– И… много… у вас… этого? - спросил Кляйнфингер.

– Бывает, - ответил Пауль. - Мы достаем для господ офицеров. Много обмороженных. - Он решительно отобрал у Ганса бутылку. - Придется долить воды. А ведь это нехорошо, а, господин Кляйнфингер?

– Я тоже без пяти минут офицер… Кто знает!…

– Конечно, господин Кляйнфингер.

– Вы настоящие парни и настоящие немцы. И помните, у вас есть верный друг Кляйнфингер. Завтра мы дежурим у шлагбаума.

Мальчишки снова переглянулись.

– Мы постараемся добыть и для вас.

– Уж постарайтесь. А мы с Гансом в долгу не останемся. Сигареты, консервы…

– Сочтемся, господин Кляйнфингер, - сказал, улыбаясь, Павел.

Они расстались довольные друг другом. Кляйнфингер и Ганс потопали посередине мостовой, положив руки на висящие на груди автоматы. А Петр и Павел заспешили к гостинице. Мама не любила, когда они где-нибудь задерживались.

В городе было неспокойно.

Сгорел вещевой склад с новым обмундированием. На дорогах останавливались машины, кто-то ухитрялся сунуть в бензобаки кусочки сахара.

Исчезло бесследно несколько офицеров. Среди них полковник генерального штаба.

Служба штурмбанфюрера Гравеса с ног сбилась. Не нашли.

Сам штурмбанфюрер потемнел, осунулся. Усики стали еще светлее и совсем тоненькими, будто волос повылезал.

Аресты. Допросы. Раскаленные клещи, от которых несет паленым мясом. Плетки с кусочками свинца на хлестких концах… Кровь, кровь… И все без толку. Двужильные, что ли, эти русские?

Был отдан приказ: солдатам и офицерам в город выходить только группами и с оружием. Усилить патрульную службу. У гостиницы выставить часовых. Посторонних не впускать. Пропуска менять еженедельно.

И когда штурмбанфюреру Гравесу показалось, что принятые меры дали результат и в городе стало спокойней, в комендатуре рванула мина. В комендатуре, которая так охраняется!

Взрывом разворотило стену комендантского кабинета. Трое служащих убиты. Комендант и его помощник - в госпитале.

Штурмбанфюрер перестал появляться на улице. Садился в автомобиль во дворе своего заведения с двумя автоматчиками и даже один квартал до гостиницы, чтобы пообедать, проезжал, втянув голову в плечи.

Неспокойно в городе!

Павел и Петр прошли в гостиницу через кухонный вход, предъявив часовому пропуска.

Гертруда Иоганновна ждала их, сидя за письменным столом, зябко кутаясь в белый пуховый платок. Наконец-то мальчики вернулись!

– Извини, мама, мы немного задержались, - сказал Павел.

Они достали из карманов бутылки самогону, поставили их под вешалкой на пол, сняли полушубки.

– Дед сегодня еле ходит, - сказал Павел.

– А самогон еле капает, - добавил Петр.

Гертруда Иоганновна улыбнулась. Выросли сыновья!

Подполью нужны деньги и разнообразные сведения. Сведения собираются вроде бы сами по себе: фашисты ее не остерегаются, считают своей. Главное, не прислушиваться специально, не задавать вопросов, ничем не настораживать их. Только слушать и запоминать.

Деньги Гертруда Иоганновна берет из ресторанной кассы. Рейхсмарки. Взамен кладет оккупационные. Подпольщики раздобыли целую сумку этих пестрых купюр. Она прячет их под бельем в чемодане. Если вдруг сунутся с обыском, скажет: отложила для себя. Надо же жить!

Немцы не берут оккупационных марок. Бумага. В Германии хождения не имеют. Да и здесь население охотнее берет советские рубли. Немцы предпочитают рейхсмарки.

Гостиница и ресторан - другое дело. Все учреждения обязаны принимать оккупационные марки наравне с другими деньгами. Этим она и пользуется. Берет в кассе рейхсмарки, кладет оккупационные.

А на рейхсмарки у алчных немцев можно купить все: сахарин, соль, медикаменты, взрывчатку и даже оружие.

Вот только передать деньги товарищам в лес чрезвычайно трудно. В гостиницу никого не пускают, а ей и мальчикам запрещено общаться с кем бы то ни было. Везде глаза и уши штурмбанфюрера Гравеса.

Тогда и задумали операцию "Самогон".

Разрабатывалась она в штабной землянке партизанского отряда "Смерть фашизму!". Надо было создать цепочку, по которой шли бы разведданные и деньги.

Свои люди были и в городской управе, и на бирже труда, и на железной дороге, и среди "торговых людей".

Перебрали десятки вариантов. Трудность состояла в том, что "своего человека в гостинице" Алексей Павлович не хотел и не имел права ставить под удар.

Десятки вариантов цепочки были отвергнуты.

И тут лейтенант Каруселин предложил привлечь ребят. Историю его спасения знали и Алексей Павлович и Мошкин. Алексей Павлович даже проверил все, что рассказал лейтенант. Не то что бы он ему не поверил, нет, но шла смертельная борьба, любая оплошность могла стоить человеческих жизней.

Каруселин за ребят ручался, как за самого себя.

– Дети, - возразил Мошкин.

– Какие дети?… В восьмой перешли.

И все же вопрос оставили открытым. А время шло.

Алексей Павлович встретился с бывшим директором школы Николаем Алексеевичем Хрипаком. Хрипаку создали недобрую репутацию как директору школы. Детей наказывал, заставлял стоять у стенки в своем кабинете. С учителями был груб, с начальством вечно вздорил. Всем был недоволен. И наконец, отказался эвакуироваться, когда ему предложили. С такой "хорошей" репутацией немцы охотно взяли его работать на биржу труда. Там он ведал набором рабочей силы.

Хрипак ответил Алексею Павловичу не сразу. Он представил себе эту компанию из седьмого-второго. Василь Долевич, Сергей Ефимов, этот как будто уехал с заводом, Глебов Анатолий, Злата Кроль. Не девчонка, сорванец! Позже к ним примкнули Лужины, Павел и Петр.

– М-да… Ребята неплохие, хотя держались в школе несколько обособленно. Вроде бы была у них своя организация, на манер индейцев.

– Великие Вожди, - подтвердил Алексей Павлович.

– Как, говорите?

– Великие Вожди, так они себя называли. Да я сам недавно случайно узнал, - добавил Алексей Павлович, поняв, что Хрипак слышит о Великих Вождях впервые.

– Ну, вот… В их группе были Лужины. Близнецы из цирка. Дети артистки Лужиной. Той самой, что сейчас "Фрау Копф и компания".

– Вот как? - удивился Алексей Павлович и виду не подал, что знает куда больше Хрипака.

Именно сейчас, когда начальник отдела набора рабочей силы сказал ему о Петре и Павле, будущая цепочка возникла в его голове. Он договорился с Хрипаком, что тот направит на работу Василя Долевича и Злату Кроль. Парнишку - в слесарную мастерскую учеником, а девочку - к фрау Копф. Поскольку тоже, как и Хрипак, считает, ребятам можно дать кое-какое несложное задание.

В штабной землянке снова прикидывали и выверяли каждую мелочь. Начало операции "Самогон" назначили на следующее воскресенье. Воскресенье был по традиции базарным днем. И хоть продавать и покупать по сути нечего, на рынок сходились люди потолкаться по давней привычке.