Яник Городецкий - Оранжевое лето Страница 46

— А как мне еще сказать? — не понял я.

— Да молчи уж лучше. Никак. — Дэмиэн поднял зеленые хитрющие глаза, легко толкнул меня и крикнул: — Догоняй!

Эван завизжал и бросился за мальчиком. Гардиан залаял, вырвал у Лин поводок и тоже понесся за мальчишками. Я встал с травы, отряхнул руки, фыркнул и тоже побежал.

— А мне что, ждать вас тут?

— Побежали! — крикнул я, обернувшись к девушке.

Выдохлись мы уже возле фонтанов. Я спрятался за одним из них и поймал Дэмиэна. Мальчишка замычал, пытаясь вырваться, но я держал его крепко и отпускать не собирался. Бутылка шампанского выпала у меня из рук и разбилась, обрызгав Дэму почерневшие от загара ноги и такие же почерневшие от грязи кеды.

— Это к счастью, — решительно сказал я и поднял Дэма на вытянутых руках. — Это к счастью, Дэмиэн Торн!

— Ты сумасшедший! — крикнул мальчишка, балансируя в воздухе и пытаясь принять вертикальное положение. — Отпусти!

— Ты счастлив? — Я смеялся и держал Дэма. — Я счастлив! Ты понимаешь? Еще целое лето впереди, все лето, настоящее оранжевое лето! Ты понимаешь?

— Понимаю, понимаю, только отпусти, щекотно! Да отпусти, Итан! — Дэм изгибался и брыкался, он очень боялся щекотки. Тогда я посадил его себе на шею. Эван оторвался от осколков в пенной луже и завистливо посмотрел на Дэма, болтающего ногами у меня на плечах.

— Я тоже так хочу, — Эван с сомнением посмотрел на маму. Она ничего не сказала ему, и мальчик очень удивился. Лин улыбалась и смотрела на нас с Дэмом… на меня. Эван усомнился в том, что мама его слышала.

А я слышал. Уже через минуту я снял Дэма с плеч.

— Сколько ты весишь? Ужас, тебе надо сесть на диету. Я лучше вон возьму Эвана, он легче.

Эван обрадовался и без всякого стеснения забрался мне на плечи. Он подумал, что если каждый день будет так весело, то можно и не считать дни и минуты до дня рождения. Тем более нам еще предстояла прогулка на катере. Поздно вечером, когда зажгут фонари.

— Мам, а что ты мне подаришь на день рождения?

— А что тебе хочется?

— Ой, — Эван мечтательно посмотрел наверх и загнул палец. — Ну, во-первых, собаку. Хотя нет, теперь Гардиан мой друг… Значит, во-первых, компьютер. Во-вторых, приставку, как у Дэма. В-третьих, велосипед. В-четвертых…

— Машину губозакатывающую тебе не хочется?

— Хочется. Это в-четвертых тогда. В-пятых, настольный футбол. В-шестых, эти… ролики. И еще костюм как у мушкетера. Вот… Еще меч и автомат, который шариками стреляет. Еще гитару игрушечную и синтезатор. И железную дорогу. И машинки такие на трассе, они в "Детском мире" продаются. И портфель, да! Такой желтый, в нем штук десять кармашков! Я с ним в школу пойду в сентябре.

— Давай остановимся, Эван? А что все-таки больше всего?

— Больше всего? — Эван задумался и думал долго. Я посмотрел на него снизу вверх. — Больше всего, наверное, велосипед. И телефон мобильный.

— Нет, Эван. Велосипед не получится.

— Почему? — на всякий случай спросил мальчик, хотя прекрасно знал, почему.

— Очень дорого. Столько просто нет.

— А если по сусекам поскрести?

— Сколько ни скрести. Выбери из своего списка что-нибудь подешевле.

— Да ты сама лучше выбери.

Эван немножко взгрустнул, подумав, что велосипед придется отложить до следующих дней рождения. Но с другой стороны, сильно грустить тоже не получалось. Он сидел у меня на шее и был выше всех в парке. Даже выше многих фонтанов. Внизу лежала разбитая бутылка. "На счастье", — подумал Эван и повеселел.

Бутылку и все осколки мы отнесли к ближайшей урне. Дэмиэн облизал пальцы и поморщился.

— А когда мы пойдем на катер?

— Еще рано. Часов в девять.

Дэмиэн посмотрел на часы. Было только пять, так что у нас было еще целых четыре свободных часа.

— И что мы будем делать сейчас? Пойдем в пиццерию?

— Я уже слово это слышать не могу, — скривился я. — Там мороженое, курица, пицца… Чего-нибудь посерьезнее бы.

— А чего серьезнее? Давайте приготовим салат из крабовых палочек!

— Давайте! — вскинулся Эван и качнулся у меня на плечах. Так качнулся, что я тоже чуть не упал.

— Итан, да поставь ты его уже. Хорошенького понемножку, Эван.

— Я этого заслуживаю, — пошутил мальчик.

— Да мне совсем не тяжело, — кивнул я. На самом деле я уже немножко устал. Но мне почему-то нравилось, что Эван сидит у меня на плечах.

Дэмиэн купил в супермаркете две пачки крабовых палочек. Потом подумал и купил еще две.

— А кукурузу там, майонез… Тоже надо.

— Не надо. Есть дома…

— Мы что, к тебе пойдем? — ужаснулся я.

— А что? Да.

— Как-то не хочется… Может, лучше у меня?

— Но у тебя-то нет кукурузы и майонеза.

— Ну, мы зайдем к тебе и пойдем ко мне…

Дэмиэн подумал и согласился. В самом деле, гораздо интереснее было приготовить салат дома у меня, на тесной драной кухне с одним-единственным столом.

Скрученные обрывки обоев так и лежали в прихожей. Дэмиэн аккуратно собрал их и скрутил в один рулон.

— Ты приклеишь их обратно? — спросил мальчик, закончив. Я пожал плечами. Тратить на это время не хотелось, но без обоев серые потрепанные стены выглядели ужасно. — Приклей, ладно? Или хочешь — давай я.

— Все можно сделать куда проще. Приклеить туда бумаги да разрисовать заново. А эти куски и не уцепить, и не выровнять. И вообще — не клеить же это старье.

— Заново… Но уже будет не то.

— Какая разница?

Дэмиэн развернул кусок обоев и нашел их с Эваном портрет.

— Есть разница, — сказал мальчик.

— Много возни. Клей нужно покупать, потом это все разглаживать… Ну их. Потом как-нибудь.

— А эти куски так и будут здесь лежать?

— Мне они не мешают.

— А они тебе нужны?

— А тебе они зачем?

— Нужны или нет?

— Ну, нет.

— Тогда я их изымаю. Ладно?

— Да пожалуйста…

Вышли мы только в десять. Как так получилось, я сам не понял. Время пролетело ужасно быстро. С простым салатом мы провозились около часа. Наверное, потому что больше смеялись, чем готовили. Я рассказывал, как мы давно ходили на рыбалку. Я сам, Шон, Тай и еще несколько интернатских ребят. Я нашел где-то длинный прочный прутик и долго прилаживал к нему непростой катушечный механизм. Шон ходил вокруг и смеялся, пророча мне грандиозный провал. Он говорил, что никогда из катушки из-под ниток, десятка палочек и груды скотча не выйдет катушка для лески. Я ворчал, что все получится, но потом бросил эту затею и просто проделал в прутике дырку. Там я привязал леску под победный взгляд Шона.

Клевало у нас тогда неплохо. Только Шону попадались какие-то совсем уж мелкие караси, и он со скуки лег на траву, а удочку воткнул в землю. Поэтому когда леску здорово дернуло, его удилище уплыло вслед за сильной рыбой. Шон посылал ей вслед проклятия и обиженно смотрел, как тонет его прут. Тай отдал ему свою настоящую удочку, сказав, чтобы на этот раз он следил за ней получше и не утопил, как предыдущую. Скоро Шону это надоело, он вернул удочку Таю и пошел прогуляться вдоль берега.

Я долго и терпеливо смотрел на неподвижный поплавок. Сначала я хотел пойти с Шоном, но передумал. Я еще не очень много поймал, меньше всех, поэтому хотелось подождать. Минут через пять поплавок дернулся так, что я вздрогнул.

— Тай! Тут водятся щуки?! — испуганно крикнул я.

— Какие щуки, что ты? Клюнуло?

— Еще как, — я крепко вцепился в удилище и пошел назад, крепко упираясь в песок. Леска натянулась — похоже, рыбина тоже тянула в противоположную сторону, да еще с какой силой. Я осторожно дернул, чтобы не порвать тонкую леску. Все с интересом стали смотреть на эту борьбу и, замерев, ждали, когда я вытяну рыбину на землю. Я дернул еще раз, и леска на удивление легко потянулась, слушаясь меня. Я обрадовался и резко выдернул из воды здоровенный ботинок размера, наверное, сорок четвертого.

Из воды, расплескав вокруг миллион брызг, вынырнул дико хохочущий Шон. Он что-то кричал про судорогу, которая, похоже, должна была его скоро схватить от истерического смеха. Все ребята и Тай, глядя на огромный ботинок и мое очень недоброжелательное лицо, засмеялись тоже. Я сначала хотел нырнуть в воду и окунуть в нее как следует Шона, но потом тоже улыбнулся. А ботинок мы выбросили в речку. По пути в интернат Шон объяснил, что нашел его в кустах и не удержался, решил разыграть всех. Нырнул в воду за зарослями рогоза и камыша, незаметно подплыл и натянул леску.

А зимой я подколол Шона. Я взял листик бумаги, красный карандаш, и стал долго думать над текстом. Шона нужно было заинтриговать, и я задумался. Вот что я написал таким красивым почерком, на который только был способен.

"Шон приходи завтра в двенадцать ночи к тополю с пакетом нужно тебе что-то сказать".

И пририсовал по углам несколько сердечек, чтобы получилось понятнее. Записку я незаметно положил Шону в тумбочку, а на следующий день в половине двенадцатого незаметно выскользнул из комнаты, скрутив одеяло так, будто я все еще под ним. Моя куртка висела на крючке в раздевалке. Я легко пролез между прутьев, оделся и побежал к этому месту, про которое писал в записке, заметая каждый раз след, чтобы Шон ни о чем не догадался. На высоком тополе какой-то оригинал привязал пластиковый пакет, и в ветреную погоду на ветке гордо реял флаг с надписью "спасибо за покупку". Так что "приходи с пакетом" означало не приходить с пакетом, а что тополь с пакетом. Я сгреб снег в одну кучу и зарылся под сугроб, оставив маленькую щелку для одного глаза. Шон прибежал уже без пяти и стал с нескрываемым любопытством смотреть по сторонам. Я догадывался, кого он ожидал увидеть, и хорошо знал, что точно не меня. Минут через пять Шон стал в ожидании ходить кругами. Он явно заскучал, и я решил его развеселить. Я с диким ревом выскочил из-под сугроба. Шон закричал от ужаса и упал в снег. Увидев меня, он вскипел от злости и наговорил мне много нехороших слов. Потом он два дня со мной не разговаривал и в столовой садился за соседний столик.