Майкл Коуни - Кот по имени Сабрина Страница 6

Завел палочки Аттила десять лет тому назад — в борьбе с бобриной глупостью.

Палочка обозначала один лунный месяц, а каждая зарубка на ней напоминала о бобре, убитом упавшим деревом. Аттила часто пересчитывал зарубки и убеждался, что год от году их становится все меньше. Это доказывало, что бобры прибавляют в осторожности и уме.

И все же зарубки постепенно прибавлялись.

— А чего ты ожидал? — уже не в первый раз объяснял вожаку Крыша. — Бобры размножаются. Популяция их растет. Должно увеличиваться и количество смертей. И это доказательство нашего успеха, а не поражения.

— Успех? Глупость! Размножаются и кролики, но ты же не считаешь их умницами, правда? Размножение — это всего лишь глупый инстинкт. — Много лет назад Аттила поменял сексуальные страсти на жажду власти.

Сегодня вожак был на удивление весел.

— Сделай зарубку на палке этого месяца, Крыша, — подначил он. — За упокой Пильщика.

— Ты же знаешь, Аттила, я не могу и листика разгрызть. Сам сделай.

— Вожаку не подобает заниматься черной работой, — раздраженно проговорил Аттила. — Придется тебе, Грызун.

Когда подручный покорно исполнил приказ, Аттила заметил:

— Да, на этих прутиках отмечена грустная череда случайных и глупых смертей. Но ничего, скоро мы добьемся обратного счета.

— Ты решил читать зарубки в обратном порядке, с запада на восток?

— Нет, мы начинаем программу отбора. Селекцию. Размножение по плану. Полигон устроим на Мельничном пруду.

— Я-то всегда считал, что размножение — дело нехитрое. И дуракам под силу. Знай подчиняйся инстинкту, — проговорил Крыша, который помнил еще дедушкины наставления.

— Это сказал ты, а не я. Селекция — дело умных и наше великое будущее.

— Но для того чтобы рождались умные бобры, нужны и умники производители. Много ли ты их наберешь? Мои силы, боюсь, на исходе.

— Члены нашей шайки — превосходный материал. Кроме Дэрра, конечно. Я научу их выбирать самок по уму, а не по красоте.

— О, это как раз для тебя, Аттила. Уверен. Это Фройд придумал?

— Он немного потрудился над моими идеями. И наполнил их плотью. Я хотел сказать, уплотнил.

— Значит, завоевание жизненного пространства откладывается до исполнения твоего безумного плана?

Вожак взъярился:

— От своих планов я никогда не отступаю. Отступление — удел нерешительных глупцов. Мы будем наступать на людей сразу с трех сторон. Затопим луга. Наплодим сверхбобров. И подточим человеческий дом.

— Хватило бы и затопленных лугов. Тем более что это естественный путь природы.

— Все, что мы делаем, — это и есть природный ход вещей, Крыша! — завопил Аттила. — Мы же бобры!

Грызун поднял взгляд на вожака и с тревогой заметил пену в уголках его пасти.

Глава третья

Прошел месяц. Жизнь в пустынном уединении — не жизнь, размышляла Ханна. Фрэнк Дрейк был прав. Она, конечно, еще не дошла до того, чтобы лопать кошачью еду и прыгать голой по кустам. Но как долго она продержится? Ничто в этой жизни ей уже не казалось стоящим. Надо готовиться к весне, а она все еще погружена в унылую зимнюю спячку. Пора заняться трактором. Поменять свечи. Ах нет, трактор ведь дизельный! Ну, тогда надо поменять масло. Может быть, завтра?

Эти неприятные дела всегда лежали на Чарльзе. Наверное, она не ценила его по-настоящему. Память почему-то сохранила только последние месяцы его жизни, когда бедняга буквально угасал на глазах и стал сгустком страдания. Было что-то таинственное в его неожиданной болезни и смерти. И это вызвало несправедливые подозрения полиции. Неужто прошло уже целых два года? А события тех дней все еще свежи в ее памяти…

Двое полицейских из Ванкувера. Один высокий, подтянутый, чисто выбритый и начищенный, очевидно, офицер. Другой — низенький, плотный, круглое лицо с вислыми усами, форменный френч не скрывает выпирающего пуза любителя пивка. Человек с такой неряшливой внешностью просто обречен всю жизнь оставаться подчиненным. Жизнь пристрастна и не всегда справедлива.

Щеголеватый заговорил первым:

— Нас интересует причина необычных ран, от которых страдал ваш муж, миссис Пигго.

— Ран, инспектор?

— Да, израненных пальцев ног.

Этого еще не хватало!

— Я, кажется, понимаю, что вы называете ранами. Но, инспектор, какое они имеют отношение к смерти моего мужа? Заключение врача было совершенно ясным. Микроинфаркт после микроинсульта.

— Простите, миссис Пигго. Мне не хотелось бы огорчать вас на фоне только что пережитого горя. Но природа ран настораживает. Они очень необычны. Кроме того, у вашего мужа и в госпитале не останавливалось кровотечение.

Неряшливый толстяк наконец тоже подал голос:

— Он так остервенело комкал простыни, что превратил постель в груду тряпья.

— Прекрати, Мак-Ферлейн. Я не хотел, миссис Пигго, тревожить вас подробностями. Но такие уж перевернутые мозги у нас, полицейских. Подобные раны наводят на… НЕКОТОРЫЕ МЫСЛИ.

— На этом проклятом острове Гарсия, миссис Пигго, все не так, как в нормальном мире. Когда нужно бороться за существование, люди подчас совершают странные поступки, — заметил бесцеремонный Мак-Ферлейн.

— Если вам так уж хочется знать, инспектор, произошел несчастный случай, и пальцы ног моего мужа затянуло в барабан механического плуга. Я удовлетворила ваше любопытство?

— Он был обут?

— Мой муж часто работал босиком. Он считал, что так больше чувствуешь слияние с природой. Ощущение грязи между пальцами ног, говорил он, делает тебя частью благодатной почвы. Видите ли, прежде он был биржевым маклером, а в городе не доставишь себе такого удовольствия.

— Но разве, э-ээ, он не боялся наступить на какую-нибудь, э-ээ, неприятную тварь?

— Нет, инспектор. Мой муж безмерно любил Божьих тварей. Из-за этого и умер. Плуг наткнулся на норку полевых мышек и выбросил наружу изуродованные тельца. Испугавшись, Чарльз дал задний ход. Барабан закрутился в обратную сторону, и острые лезвия поранили пальцы ног.

— Раны не очень-то были похожи на порезы, миссис Пигго. Они были… как бы это сказать… жеваными.

— Мой муж ленился возиться с механизмами, инспектор. Лезвия давно требовали заточки.

Они ушли, а ее продолжала бить дрожь. Боже, какое это было испытание. И как она ненавидела ложь. Но не выкладывать же им правду. Об этом и подумать невозможно. Стоило только вообразить заголовки в «Ванкувер сан», не говоря уже о «Виктория таймс-колонист» и «Сидни ревью» — во всех этих газетенках, пачками лежащих перед входом в супермаркет «Сейвей».

Нет, НЕ допустит, чтобы марали память о Чарльзе. Тем более в газетах. Да и о матери надо помнить. Бедная старушка слегла тогда на неделю. А газетные сплетни просто убили бы ее.

Мюсли опять впитали все молоко. Ни капли на завтрак. Просто отвратительно. Эти мюсли самая ужасная вещь, которую можно было отыскать в Швейцарии, или в Швеции, или где-то там еще. Она зачерпнула ложку месива и скривилась. Мягкая, разбухшая кашица с маленькими твердыми кусочками чего-то невнятного. Похоже на щепки. И что заставило ее купить эту дрянь? Очень просто. Это продавалось без упаковки, на вес. В супермаркете «Сейвей» для подобных гадостей стоит большой деревянный ларь и его содержимое продается с большой скидкой. Ладно, куры все склюют.

Куры. Они и не подозревают, какая туча нависла над ними. И в самом деле, десять кур, а получаешь от них одно жалкое яйцо в день. Зато как жрут! На мешке было написано «смесь для несушек». Но куры не несутся. Их, наоборот, несет. Эта смесь превращается не в яйца, а в гуано. Вокруг загона уже выросла гора этого добра. Футов десять высотой, не меньше. Пусть. Сами же и склюют.

Куры живут у нее на полном иждивении, как и кошка. Но та, по крайней мере, могла бы придушить курочку. Кошке это ничего не стоит, а она сумеет? Чарльз это делал легко. Он просто скручивал им шеи. Она слышала хруст. Ладно, сегодня попробует сама. После завтрака. В конце концов, не так все и страшно. Хватаешь любую, поднимаешь и — хрясь! — быстро сворачиваешь голову. Отбросила в сторону и занялась следующей, пока на промерзшей земле не вырастет кучка подрагивающих тушек. А вдруг они станут носиться вокруг, кудахтая свернутыми набок головами? Бр-рр! Нет, такое, кажется, бывает, когда им отрубаешь головы.

Но ведь одна из куриц не отлынивает, а исправно исполняет свои обязанности, откладывая в день по яйцу. Которая? Не известно. Этично ли наказывать невиновную? Э, к черту этику! Надо с этим кончать. А вдруг они несутся по очереди? ПОСЛУШАЙТЕ, ДЕВОЧКИ. КУДАХ-ТАХ-ТАХ! ДА-ДА, У МЕНЯ ОТЛИЧНАЯ ИДЕЯ. ЕСЛИ КАЖДАЯ ПОТРУДИТСЯ ХОТЯ БЫ ОДИН РАЗ В ДЕНЬ, ВАМ УГОТОВАНА ДОЛГАЯ, А МНЕ СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ. Нет, все-таки Ханна — человек действия. Она надевает резиновые перчатки и выходит из дома.

Куриный загон сплетен из обвисшей от времени толстой проволоки с сетью сверху, чтобы до кур не добрались еноты. Муж устроил его как раз между дверью черного хода и дворовой уборной. Одна из многих выдумок Чарльза. Он, видите ли, думал о Ханне. Когда ее в разгар ночи потянет на улицу обычный зов природы, она не заблудится. И почему сортир должен быть непременно во дворе? Что дурного в нормальном гигиеничном бачке в теплых домашних стенах?