Яник Городецкий - Оранжевое лето Страница 73

Вот только смотрел я на нее недолго, всего какую-то долю секунды. Она отбежала от окна и уже спустя мгновение оказалась передо мной, как будто боялась, что я могу раствориться в воздухе. А я даже пошевелиться и отойти не мог. Я растерялся и понял, что быть дураком — моя судьба.

— Привет, — пробормотал я и зачем-то сказал: — Я это… спал.

Лин кивнула, но ничего не сказала в ответ на мое нелепое вранье. Я напряженно вглядывался в ее лицо, чтобы понять, о чем она думает сейчас, но это было трудно. Невозможно. Ведь ничего не случилось… Так что же мы оба сейчас стоим молча, и никто не решается заговорить первым?

И о чем говорить? Ведь ничего не случилось.

Я хотел что-нибудь сказать, но не знал, что. Лин почти уже заговорила, когда дверь подъезда неожиданно распахнулась, и оттуда выбежали двое ребят — мальчишка и девчонка со змеем: она держала конверт и катушку, а он — хвост. Момент был упущен. Я отвернулся и посмотрел на них, они пробубнили на бегу что-то похожее на "здрасьте", а я кивнул, глядя им вслед.

Лин взяла меня за руку, и я вздрогнул и развернулся. Рука у нее была совсем холодная.

— Почему ты пришел? — спросила она. Я машинально накрыл ее руку ладонью, чтобы согреть. А я ведь даже не знаю, почему. Наверное, потому что не прийти я не мог. И наверное, впервые в жизни я сказал, а вернее, прошептал то, что должен был сказать.

— Потому что я тебе не поверил, — соврал я. Удивительно — я соврал, но вдруг понял, что именно так оно и есть. Лин улыбнулась — устало и грустно, обняла меня крепко и зашептала в ухо:

— Прости меня… Это неправда… Итан! Я тебя очень люблю. Ну, прости… Ты ведь сам знаешь, что это неправда. Конечно, знаешь, ведь ты же пришел…

Мне стало горячо и щекотно. Ни за что я не решился бы прийти, если бы не Дэмиэн и, как это ни удивительно, Сет. И в какую-то секунду, одну маленькую секунду я стал самым счастливым человеком в мире. Я знаю на сто процентов — парень, стоящий у подъезда под распахнутым окном, в идиотской полосатой тенниске, парень, обнимающий сейчас любимую девушку, — самый счастливый.

— Я знаю, Лин, — кивнул я. — Я тоже люблю тебя. Я тебя люблю больше, чем кто угодно… А Дэм сказал, что мы глупые люди. Мы глупые, Лин… Разве умные так себя ведут?

Она покачала головой, продолжая улыбаться. И я прижал ее к себе снова, чтобы никогда уже не отпускать. Мы стояли так молча, просто стояли, улыбались и любили друг друга больше, чем когда-либо. Мимо проходили люди — проходили, кивали и глядели на нас — кто с улыбкой, кто с осуждением, а нам было все равно. И уж конечно, никому из нас не могло прийти в голову посмотреть вверх. Там, на широком подоконнике, грустно опустив тоненькие плечи, сидел Эван и думал…

Я не знаю, о чем он думал. Я был слишком занят собой. Собой и Лин.

Когда мы поднялись в квартиру, Эван уже лежал в кровати и смотрел в потолок. Он поднял вверх обе руки и как будто чертил на потолке какие-то знаки. На нас он даже не посмотрел.

Правильно. Насмотрелся уже…

Я подхватил его на руки.

— Доброе утро, капитан Леман! — гаркнул я и растянулся в улыбке. Эван вздрогнул. — Ну что? Ты еще хочешь прокатиться на своем катере? Ты поведешь его в Арктику! Или в Антарктику, спасать пингвинов. Я не помню, на каком полюсе пингвины. Насколько знаю, на Южном. Надо спросить профессора Торна. Ну ты чего такой серый, Эван? — я сиял, а Эван, напротив, был мрачен. — Пойдем? Потом вернемся и будем рисовать. И ты будешь рисовать. Хочешь?

— Нет, — буркнул Эван и дернулся. Я осторожно посадил его в кровать. Что-то было не так, и я насторожился.

— Ну, что ты? Веселей! Тебе сон плохой приснился?

Эван нехотя взглянул на меня.

— Приснился, — пробурчал он. — Про тебя. Никуда я с тобой не пойду.

— Эван! — Лин одернула сына. Я обернулся на нее и увидел, что она не на шутку разозлилась. По крайней мере это означало, что она хоть что-то понимает, я же не понимал ничего. Но Эвану это все было побоку. Он сердито нахмурил свои тоненькие брови, а потом отвернулся к стенке.

— Что — Эван?! Никуда я с вами не пойду, с обоими… Идите и целуйтесь там, сколько влезет, — прошипел мальчишка.

— Эван, накажу, — пообещала девушка. — Я думала, ты все понял.

— Да понял я!

— Что ты понял?!

— Все! Ну и иди с этим… — Эван замолчал и добавил кое-что очень-очень тихо. Я расслышал и хмыкнул, внезапно догадавшись, в чем дело.

— Эван Леман! Как тебе не стыдно?! Ты невоспитанный маленький нахал! Извинись перед Кристианом сейчас же!

— Ага, сейчас, — пообещал мальчик и накрыл голову подушкой, чтобы ничего не слышать. Лин хотела отобрать у него подушку, но я встал у нее на пути и отвел ее в сторону.

— Лин, не надо. Не кричи на него сейчас. Он в чем-то прав.

— Итан, — Лин посмотрела на меня совершенно разбито. — Я не могу больше. Он меня в могилу загонит… Ну как я ему объясню? Он не хочет меня понимать.

— Ну а если не можешь — выйди, — посоветовал я. — В самом деле. Я с ним поговорю.

— Да разве он станет тебя сейчас слушать, — Лин покачала головой, но вышла.

Я сел на табурет рядом с кроватью. Эван не спешил убирать подушку. Я тоже не торопил его. Я собирался с мыслями довольно долго, чтобы не ошибиться. Ошибиться сейчас было проще всего. Вот поправить намного труднее.

— Знаешь, — начал я, уверенный в том, что Эван меня слышит. — Не всегда все получается точно так, как хочется. Не обижайся, я говорю это не о тебе в отдельности, а обо всех. Меня это тоже касается. Вот ты, например, хочешь, чтоб я сейчас убрался к черту. Я тебя понимаю. Я вот хочу совершенно противоположного. Я хочу, чтобы нам всем было хорошо вместе. Но ты не думай, что мне повезло, потому что мое желание здесь совершенно не главное. Главное — это то, что хочет твоя мама. И ты, и я будем делать так, как скажет она.

Эван не реагировал. Я другого и не ждал.

Нет, все-таки не то. По существу, но не то. Дело в другом.

— Наверное, Аарон очень хороший человек. Эван, ты глупо себя ведешь. Вы с ним все равно будете друзьями, и я тебе совершенно не помеха. Я же не собираюсь отнимать у тебя друга.

Эван глухо сопел в простыню — здорово злился.

— Я хотел, чтобы он был моим отцом! — крикнул он громким шепотом.

— Я знаю. Ты думаешь, я не знаю? Просто смирись с тем, что это не главное. Главное — этого должна хотеть Лин. Не злись на меня, пожалуйста. Не ты, а твоя мама должна любить Аарона.

— Она любит Аарона!

— Наверняка. Снимай свою подушку.

Эван не двинулся. Тогда я сам приподнял подушку. Из-под нее на меня смотрели два злых мокрых глаза. Ну ладно. Для упрямого обозленного мальчика у меня был и еще один, самый веский аргумент. Я придвинулся к Эвану вплотную и сказал ему шепотом:

— Слушай меня. Я расскажу тебе секрет, если ты пообещаешь никому не говорить.

Эван упорно молчал.

— Обещаешь? — спросил я. Эван подумал и кивнул.

— Я не забирал у тебя шанс того, что Аарон станет твоим отцом. То, что ты видел в окне, то, что кажется очевидным, ничего на самом деле не значит. Понял?

— Ты врешь, — не поверил мальчик.

— Нет. В конце концов все будет так, как ты этого хочешь. Я тебе это обещаю.

— Ты врешь, — повторил Эван.

— Нет, Эван, нет. Я бы не стал врать тебе. Так что не надо. Не надо думать обо мне плохо.

Больше я ничего не стал говорить. Вышел из комнаты и пошел в кухню. Лин тоже сидела там, хотя я ожидал увидеть ее в коридоре.

— Ну что? — спросила она. — Все зубы на месте?

Я кивнул. Мы с Эваном хотели совершенно разного. И в конечном итоге я не сказал ему ни слова лжи. Думаю, он это уяснил. Я постоял у стены и, подумав, сказал:

— Знаешь, Лин, я, наверное, пойду домой. Не надо мне сейчас у тебя сидеть. Только я очень тебя прошу — не кричи на Эвана. Его можно понять. И вообще — говори с ним обо мне поменьше. Сегодня хотя бы…

Лин кивнула. Я знал, что ей совсем не хочется ссориться с сыном и кричать на него. Не знаю, справился ли бы я на ее месте? Тяжело говорить о таких вещах с человечком, который уже умеет чувствовать, как взрослый… но вот сам пока еще маленький.

Я вышел и побрел домой. Сначала не очень весело, но потом все бодрей. На углу, где в меня врезался Сет, ко мне вернулось отличное настроение. Я пошел домой длинной дорогой — через сторожку. Для этого нужно было сделать приличный крюк и вернуться к мосту; я так и сделал. Я готов был петь. Я влез на поручень — запрыгнул на него легко, как кошка, и пошел вперед, а навстречу мне шли скучные лица. Они думали про меня — вот чудак. А я думал, что никогда не поймет моего счастья, даже если я выйду в парк и крикну всем, что Лин любит меня. Лин любит меня! Черт возьми, да никогда никто не поймет, что это значит! И не нужно, ведь главное, что я знаю — Лин любит меня!

Я ворвался в сторожку, покружил змея в протянутых руках, взлетел на катер и прошелся колесом по траве. Да, Лин любит меня! Я люблю Лин! Мы оба любим друг друга!