Вахтанг Ананян - Пленники Барсова ущелья Страница 9

Ашот растерянно молчал. Вот так так! А он — то всегда думал, что этот маменькин сынок ничего не понимает в физике! Что же ему теперь ответить?

Если бы в пещере было светло, Ашот мог бы увидеть, как высокомерно и насмешливо улыбался довольный собой Саркис.

— Поле трения у твоих палочек слишком большое, вот что! Потому они только нагреваются, а огня не дают. — Он помолчал и назидательно заключил: — Ты, если чего не знаешь, сначала у товарищей спрашивай, а потом уж принимай решения и командуй.

Замечание было уместным и потому показалось Ашоту особенно едким. Но он решил не сдаваться.

— А рисунок в нашем учебнике ты видел? — разгорячился он. — О чем говорит рисунок?

— Говорит о том, что ты не знаешь, как получить огонь, — подчеркнуто спокойно ответил Саркис. — И еще о том говорит, что нужно сначала в ровной дощечке вы сверлить углубление, вставить в него кончик палочки и быстро вращать его ладонями. Тогда поле трения двух поверхностей будет в пять раз меньше, чем было у тебя, а результаты — в пять раз больше. Понял теперь? Убедился в том, что первобытный человек лучше, чем ты, знал физику? И при этом в школе не учился, сам дошел.

На этот раз Ашот проглотил обиду.

— Но где же я найду тебе плоскую дощечку? Что ты там делаешь, Асо?

В это время Асо, собрав целую горсть разных камней, подошел к выходу, пересмотрел их один за другим и… выкинул. Потом он вышел наружу и сразу чуть не по пояс увяз в рыхлом, мягком снегу.

— Куда ты, зачем? — крикнул Ашот.

— Мне чертов палец[8] нужен с острым краем…

— Так бы и сказал. Гагик, за мной! Вслед за ними вышел и Саркис.

Протаптывая в снегу дорожку, ребята двинулись вдоль скал.

В одном месте, где под выступом, низко нависшим над землей; было сухо, они остановились и начали осматривать камни, из которых была сложена скала.

Саркис поднял какой — то желто — белый камешек и внимательно разглядывал его.

— Тебе сказали — нужен черный, — раздраженно заметил Ашот.

— Не сердись, Ашот, — вмешался Асо, — это тоже кремень. Дай-ка, Саркис, я попробую. Настоящий кремень! Пошли!

— Ну, что? Что нашли? — кинулась им навстречу Шушик.

Гагик так гордо выпятил грудь, словно возвращался с какого — то победного сражения.

— Скоро узнаешь, — таинственно ответил он.

Асо опять прошел в глубь — пещеры и опустился на колени возле приготовленных им сухих лучинок и кучки хвороста.

Чрыхк, чрыхк, чрыхк! И при каждом ударе огнива о кремень белые, золотисто — оранжевые, огненно — красные искры то одиночными блестками, то целыми радужными снопиками вспыхивали и разлетались в темноте пещеры.

Немного позади пастушка на корточках присели ребята. Подавшись вперед, они напряженно и нетерпеливо вглядывались в руки Асо.

Ах, как нужен огонь! Он рассеял бы холод и мрак этой неприглядной пещеры. Огонь… Думали ли они когда-нибудь раньше о том, как важен он в жизни человека? Нет, видно, не случайно наши далекие предки поклонялись огню!

Все чаще вылетали из — под стали снопы искр, и в пещере вдруг (возник острый запах горящего трута.

— Джан, огонь! — вскочив с места, громко крикнула Шушик.

Но Ашот быстро прикрыл ей рот рукой:

— Ссс! Не мешай!

Асо трудился так сосредоточенно, что для него, казалось, ничто не существовало в эти минуты — ни окружающее, ни товарищи. Но ведь именно из — за товарищей он и позабыл обо всем на свете, склонившись над слегка дымящимся кусочком трута. Мальчик знал, что от этого обломка засушенного гриба сейчас зависит их жизнь.

Взяв сухую щепочку, он защемил в ней трут и начал дуть легко и осторожно — так, чтобы зарождающийся огонек не умер от его дыхания, а, получив немного воздуха, разгорелся и вспыхнул.

— Ну, что же там у тебя? — не выдержав, воскликнул Ашот.

— Погоди, погоди, сейчас, — мягко ответил Асо, но, подняв щепку, похолодел: огонь погас, так и не родившись.

— Ну, получай! Вот оно, твое нетерпение! — кинула в лицо Ашоту Шушик и вышла из пещеры.

За ней последовали и остальные. Низко опустив голову, шел Асо. Ведь он уже добыл огонь, добыл ценой большого напряжения! Зачем же ему помешали, не дали довести дело до конца? Теперь — то пастушку было ясно, почему механик фермы Гарегин никогда ничего не исправлял в присутствии заказчика. «Придешь завтра в такой — то час и получишь», — говорил он и запирался один в своей маленькой мастерской.

— Почему ты не продолжаешь? Где же твой кремень? — не скрывая досады, спросил Ашот.

— Кремень сточился. Острые, края отбились, не дают больше искр, видишь? — И он показал Ашоту маленький тупой осколочек.

Всю ночь провели ребята в холодной пещере. Вход в нее оставался открытым, и морозный ветер врывался беспрепятственно. Стараясь не разбудить товарищей, Асо неслышно вышел из пещеры, собрал большие камни и возвел из них нечто вроде стены, защитившей вход. А когда, окончив работу, вернулся и обнял своего неразлучного друга Бойнаха, то услышал, как тяжело вздохнула во сне Шушик. То ли мерзла, бедняжка, то ли слишком жесткой была ее «постель».

У мальчика сжалось сердце. «Хоть бы ее не было с нами! — подумал он. — Ей тяжелее, чем всем нам…»

Он снова встал и заботливо прикрыл девочку толстой теплой телогрейкой, в которой не одну ночь провел в горах.

Из глубины пещеры доносилось монотонное, беспрерывное бульканье воды, а на дворе завывала вьюга. Какой длинной кажется ночь, когда человеку не спится!

…Утром ребята поднялись с тяжелой головой, в скверном настроении.

Раньше всех встал Асо. Он осторожно снял с Шушик свою телогрейку: увидят ребята — будет неудобно; затем разобрал каменную «дверь» и пошел к уже знакомой впадине в скале.

Довольно быстро он нашел горстку кремней и снова принялся за свои опыты.

Трут и кусочки трухлявого дерева мальчик еще с вечера припрятал у себя на груди, чтобы они подсохли.

Когда, сгорая от нетерпения, товарищи снова собрались у пастушка за спиной, его охватило беспокойство. Руки дрожали, он не мог сосредоточиться на деле, требовавшем большой осторожности. Ведь он — то знал, сколько ступеней проходит искра, прежде чем превратится в огонь!

Сначала должен заняться трут. От трута огонек перейдет на клочок ваты, с ваты — на сухую гнилушку. Гнилушка тлеет, дымит, но огня не дает. Огонь дадут только сухие щепки. Но вот попробуй-ка заставь эти щепки разгореться от тлеющей гнилушки, (вспыхнуть, дать пламя! Надо раздуть огонь, но как? Все зависит от того, как дуть, от расстояния, с которого дуешь, от силы дыхания. Если дуть на огонь очень близко, углерод, выделяемый легкими, может приглушить слабое пламя; если слишком издалека — дыхание не коснется пламени, а лишь подтолкнет воздух, богатый кислородом, и, едва коснувшись тлеющей щепки, заставит огонь разгореться.

Все это Асо знал, конечно, только из опыта и не мог объяснить товарищам такие тонкости.

Хорошо, что на помощь робкому пастушку вовремя пришла Шушик. По праву единственной девочки, она смело говорила с «начальством» и потому сказала:

— Ну, Ашот, вчерашнее повторять не будем. Уйдем! Чего вы тут расселись?…

Все покорно поднялись и отошли подальше. Но никто не мог заставить себя оторвать глаза от ритмических движений рук пастушка и вспыхивавших на темном фоне пещеры огненных снопиков.

Так же, как вчера, разлетались во все стороны огненные иглы, рассыпались каскадики искр. В напряженной тишине не было слышно даже дыхания.

Вот едва заметная струйка дыма поднялась вверх, к ушам Асо, а затем и выше и обвилась вокруг белого курдского колпака. Запах тлеющего трута защекотал ребятам ноздри.

Вероятно, никогда за свою короткую жизнь они ничего не ожидали с таким нетерпением, с каким сейчас ждали пламени. И оно вспыхнуло наконец во мраке пещеры. Сначала огонь выхватил из темноты правую щеку Асо, затем красными пятнами заиграл на причудливых, уродливых стенах пещеры. За спиной у стоявшего на коленях мальчика начала расти и удлиняться его тень.

Когда, радостно улыбаясь, Асо приподнялся и встал на ноги, все увидели у его ног кучку сухих веточек, по которым с легким треском бегали, выбрасывая язычки пламени, веселые огоньки.

— Ура — а — а! — точно по команде, закричали ребята. Оглушительно залаял ничего, конечно, не понявший, но зараженный общей радостью Бойнах. Под сводами пещеры гремело эхо.

— Ура — а — а! — еще раз прокричали ребята.

В эту минуту они, кажется, вновь забыли о своем тяжелом положении. Даже Саркис просиял.

Радовался вместе со всеми и Ашот, хотя в то же время ему было досадно, что огонь добыл не он.

А пастушок — курд добросердечно улыбался, и в его глазах, похожих на черные виноградины, сверкали искры рожденного им огня.

— Чем бил? — спросил его Ашот.