Сакариас Топелиус - Дар морского короля Страница 2

«Ачто, если и мне попробовать?!» — подумала она.

В тот день была суббота, а в субботний вечер Матте Лосось не имел обыкновения закидывать сети для ловли салаки, так как хорошо знал, что не должно осквернять субботу. Но когда время подошло к вечеру, старуха сказала:

— Нынче вечером закинем сети!

— Нет, — отказался старик, — никогда не бывает удачи, коли ловить рыбу в ночь на воскресенье.

— Вчера ночью штормило, и у нас был такой маленький улов, — возразила старуха. — А нынче вечером море словно зеркало блестит, и из-за вчерашнего ветра салака поднимается на поверхность.

— Но на северо-западе надвигается туча. Она сулит непогоду, — сказал старик, — а вчера вечером Принц ел траву.

— Неужто он съел мой зеленый лук? — спросила старуха.

— Нет, но завтра утром на восходе солнца жди непогодья, — ответил Матте Лосось.

— Послушай-ка, — сказала старуха. — Мы закинем один-единственный невод на дне с подветренной стороны и набьем полный бочонок рыбы. Только забрать его надо поскорее, а не то худо будет, рыба испортится.

Старик дал себя уговорить, и они поплыли на веслах в море. Когда они были уже далеко, над самой глубью, старуха начала напевать вполголоса старую волшебную руну, только слова переиначивала она по велению сердца:

О царящий под водой,Ахти с длинной бородой!Сколько у тебя сокровищ —Грозных рыб, морских чудовищИ несметных жемчугов,А среди твоих лугов,Гладкобоки, стопудовы,Ходят тучные коровы!

— Чего ты там напеваешь? — спросил старик.

— Это всего-навсего старая песня, которую я вспомнила, — ответила старуха и, повысив голос, продолжала петь:

О владыка вод морских,Не прошу богатств твоих,Дорогие жемчуга мнеВсе равно что просто камни!Ты отдай корову нам,А взамен тебе отдамСеребро Луны и златоСолнца — все, чем я богата!

— Глупая песня, — возмутился Матте Лосось. — О чем можно просить Морского короля, как не о рыбе? А кроме того, такую песню не подобает петь в ночь на воскресенье.

Старуха притворилась, будто не слышит его слова, и все пела и пела на той же самой ноте все время, пока они плыли над глубью морской. Матте Лосось греб, сидя в тяжелой лодке, и больше не прислушивался к голосу Майи Лососихи, так как думал о треснувшей глиняной трубке и о чудесном табаке. Затем они вернулись обратно на скалу, а вскоре после этого отправились спать.

Матте Лосось и Майя Лососиха лежали каждый в своей кровати, но никто из них и глаз не сомкнул: один думал о том, что осквернил субботу, другая же думала о коровах короля Ахти. Когда время зашло за полночь, старик вдруг сел в кровати и спросил свою старуху:

— Слышишь что-то?

— Нет, — ответила старуха.

— Сдается мне, будто с флюгером на крыше неладно. Быть шторму!

— Нечего уговаривать себя! — возразила старуха.

Матте Лосось снова лег, но через некоторое время вновь сел и выпрямился.

— Теперь флюгер скрипит, — сказал он.

— И чего ты только не придумаешь, — проворчала старуха. — Спи!

И старик попытался заснуть.

Но в третий раз он все-таки вскочил с кровати.

— Да нет, теперь флюгер так громко трещит, словно его подожгли! Непогодье уже на дворе. Надо выходить в море спасать невод.

Оба поднялись. Летняя ночь была темна, как в октябре, и флюгер трещал, и буря ревела во всех углах. Когда они вышли из горницы, бескрайняя морская гладь окружала их в ночи, словно снежное поле, а пена вздымалась высоко над крышей рыбачьей лачуги. Такую ночь на памяти Матте Лосося ему никогда переживать не доводилось. О том, чтобы спустить лодку в воду и выйти в море убрать невод, нечего было и думать. Изумленные старик со старухой стояли у крыльца и крепко держались за дверной косяк, меж тем как вода заливала их лица.

— Ну разве не говорил я, что рыбачить в ночь на воскресенье нельзя? Никакого благословения нам нет! — угрюмо буркнул Матте Лосось, а старуха стояла рядом такая смущенная и испуганная, что даже и думать забыла о коровах Ахти.

Ничего не поделаешь, и они снова вернулись в свою лачугу. Веки у них отяжелели после ночного бдения, и они заснули так сладко, словно никогда бурное море не бесчинствовало в гневе вокруг их одинокой скалы. Когда же Матте Лосось со старухой проснулись, солнце уже стояло высоко в небе, буря улеглась, и только высокая мертвая зыбь сияла в солнечном свете на фоне красной коралловой скалы.

— Нет, что это? — воскликнула старуха, выглянув из дверей.

— Похоже на большого тюленя, — рассудил Матте Лосось.

— Я не я буду, коли это не корова! — воскликнула Майя Лососиха.

И это в самом деле была чудесная рыжая корова — лучше не бывает — тучная и дородная, будто всю свою жизнь она только и делала, что кормилась шпинатом. Она спокойно разгуливала по берегу и даже не прикоснулась к жалким поросшим травой кочкам, словно пренебрегая столь скудным кормом.

Матте Лосось глазам своим не верил. Однако же это и вправду была корова, — она была создана коровой, и это очень скоро подтвердилось, когда старуха начала ее доить и заполнила все посудины в доме, вплоть до ковша, чудеснейшим утренним молоком.

Понапрасну ломал себе голову старик, пытаясь понять, как она попала на скалу; ни до чего не додумавшись, ушел он искать свои пропавшие сети. Прошло совсем немного времени, прежде чем он отыскал их. Волны выбросили сети на берег, и в неводе было полно рыбы, к тому же — одна лишь сверкающая чешуей салака.

— До чего же славно, что у нас есть буренка, — признался Матте Лосось, потроша салаку. — Но чем нам кормить корову?

— Авось как-нибудь образуется! — сказала старуха.

Но корова и сама нашла выход, чем кормиться. Вошла она в воду да и стала жевать водоросли, что росли на больших отмелях у берега. Вот и стала она гладкая да холеная. Все, кроме Принца, почитали ее славной буренкой. Принц же непрестанно лаял на нее. У него появилась соперница.

С того дня кувшинов с молоком да мисок с простоквашей было на коралловой скале полным-полно, даже в избытке. А все сети битком набиты рыбой. От сытой жизни Матте Лосось и Майя Лососиха раздобрели донельзя и с каждым днем становились все богаче. Старуха сбивала много фунтов масла. Старик же взял себе в помощники двух работников и стал рыбачить по-крупному да торговать рыбой оптом. Море превратилось для него в большой рыбный садок, откуда он черпал рыбы, сколько хотел. А буренка по-прежнему кормилась сама. Осенью, когда Матте Лосось со старухой перебирались на сушу, корова уходила в море, а когда они возвращались обратно на скалу, она снова была тут как тут — их на скале поджидала.

— Надо бы нам домишко получше, — сказала следующим летом Майя Лососиха. — Старая лачуга больно мала для нас, да и для работников.

— Да, твоя правда, — согласился с ней Матте Лосось.

И построил на скале добротный дом с надежными замками да сарай, где хранилась рыба, и взял еще двоих работников. А ловили они рыбы, на удивление, столько, что старик посылал не счесть сколько бочонков лосося, салаки и сига в Россию и Швецию.

— Я вовсе из сил выбиваюсь — работников кормить! — сказала как-то Майя Лососиха. — Думаю, уж не больно много я захочу, коли возьму в помощницы служанку?

— Возьми одну, — ответил старик.

И наняли они служанку. Но тут Майя Лососиха сказала:

— У нас совсем мало молока для стольких людей. Раз у меня теперь служанка, она сможет заодно и троих коров вместо одной обихаживать.

— Тогда спой Морскому королю еще одну песенку, — насмешливо предложил старик.

Слова эти разозлили Майю Лососиху. Но тем не менее однажды в ночь на воскресенье поплыла она на веслах снова в море и запела над бездной морской, как и прежде:

О царящий под водой,Ахти с длинной бородой!Гладкобоки, стопудовы,Ходят тучные коровыНа морских лугах твоих —Подари мне трех из них!

На следующее утро три коровы вместо одной уже стояли на коралловой скале, и все три кормились водорослями и вели себя точь-в-точь, как и первая.

— Теперь довольна? — спросил старуху Матте Лосось.

— Ясное дело, я была бы довольна, будь у меня две служанки в таком большом хозяйстве, а кроме того, и платья побогаче. Не слыхал разве, что я зовусь отныне — «мадам»?

— Ну ладно, будь по-твоему, — согласился старик.

Завела тут Майя Лососиха несколько служанок да нарядные, подобающие мадам платья.

— Теперь-то уж все было бы ладно, — молвила она, — коли б нам получше жилось летом. Построил бы ты нам дом в два жилья да навез на скалу чернозема — сад разбить. А в саду соорудил бы маленькую беседку, чтоб я оттуда на море любовалась. А еще нужен нам музыкант, пусть играет по вечерам на контрабасе; да и не худо бы еще собственный небольшой корабль завести, в церковь, когда ветрено, выезжать?