Галина Корсакене - Живые дела Страница 3

Юргис поспешно отдавал команду с капитанского мостика, и его повелительный, чуть хрипловатый голос раздавался по двору. Юнги притащили из сарая круглые колоды, принесли одолженные у тети Печулене лопаты.

На колоды взвалили старый ящик — усовершенствованная вагонетка для перевозки угля из порта уже была готова. Молодые рационализаторы бойко принялись за работу. Только маленькая Дануте бегала за мальчиками и хныкала:

— А я кто буду? Я тоже хочу играть…

— Девчонки моряками не бывают! — нетерпеливо буркнул Казюкас.

— А вот бывают! — упиралась Дануте. — Я знаю, что бывают. И капитанами корабля девушки могут быть!

— Пускай она тоже играет, — решил Алеша. — Ты будешь разведчиком, ладно? Будешь дежурить на улице. Увидишь дядю Печулиса — и беги сейчас же сообщи нам!

— Разведчик занимает пост! — отдал команду окончательно охрипший Юргис.

Работа закипела не на шутку. В разгаре игры она была легкой и веселой. Даже капитан, покинув свой мостик, поспешил на помощь матросам. Надо было торопиться! С рассветом «Аврора» должна была сняться с якоря и выйти в открытое море.

Четверо моряков ссыпали лопатами уголь в ящик и, нагрузив его доверху, катили через длинный, узкий подъезд до подвала и там опрокидывали его в маленькое оконце.

Красные, разгоряченные, в расстегнутых пальтишках, утирая ладонями вспотевшие лбы, грязные от угольной пыли, работали они, впервые, быть может, почувствовав на губах соленый привкус пота.

Огромная черная груда каменного угля постепенно таяла. У матросов от усталости уже ныли плечи, приятно побаливали мускулы… Было жарко, словно летом, хотя к ночи прихватил морозец.

Совещание управдомов закончилось поздно вечером. Дядя Печулис тут же заторопился домой.

«Как бы не растащили уголь! — думал он с тревогой. — Ребята-галчата уже, небось, давно по домам разбрелись».

Подойдя к своему дому, дядя Печулис с удивлением оглянулся по сторонам. Трехтонная огромная куча отличного донбасского угля у подъезда исчезла, точно сквозь землю провалилась.

Старик остановился и, не веря своим глазам, разглядывал затоптанный, грязный снег, весь поблескивающий черными сверкающими осколками угля…

Вдруг у него из-под ног, словно куропатка, выпорхнуло какое-то маленькое мохнатое создание в шубке и кубарем покатилось в подъезд.

— Идет! Идет! — услышал он знакомый, звонкий голосок Дануте.

Четверо матросов, опрокинув в трюм корабля последний ящик, отряхивали уже запыленную углем одежду, оттирали снегом почерневшие, натруженные руки…

Четыре лопаты стояли тут же, прислоненные к стене. Вечерняя темь скрывала грязные от угольной пыли, блестящие от пота, радостные, оживленные лица.

Только четыре пары глаз весело горели, словно раскаленные угольки.

— Уголь куда… делся? — с тревогой в голосе спросил дядя Печулис, вбегая во двор.

— Уголь — в трюме корабля, — спокойно доложил Юргис.

Он выступил вперед, поднял голову, вытянулся, все еще чувствуя себя капитаном дальнего плавания.

— Чего ты там плетешь! — воскликнул не на шутку встревоженный старик.

— Уголь тут… тут, в подвале, дядя Печулис, вот здесь! — сказала Дануте. — Мы уже его сгрузили…

— Как? Как… в подвале? Кто же его снес?

— Сам сошел! — сдерживая смех, укоризненно бросил Казюкас.

Пусть дядя Печулис знает, на что они могут быть годны. Пусть не попрекает их стенами… За Казюкасом и Альгис чуть было не прыснул в воротник.

— Дядя Печулис, мы сделали изобретение! — бросился объяснять Алеша, указывая на свалившийся с колод ящик. — Понимаешь, дядя Печулис, мы ра-ци-о-на-ли-зи-ро-ва-ли работу! Вот.

— И совсем нам не тяжело было! Чепуховое дело! — кричал Юргис.

— А я была разведчиком! — тянулась из-за других маленькая Дануте.

Дядя Печулис только руками развел, все еще не приходя в себя от изумления.

— Три тонны угля! Ай, ай, ай! — качал он головой. — Вот так молодцы! Скажи на милость…

Он погладил мелко дрожащей рукой свою торчащую бородку, кашлянул в кулак. Отвернувшись, украдкой смахнул слетевшую на ресницы и растаявшую снежинку.

— Подсобили старику! — произнес он с волнением. — Ну, спасибо вам, галчата!

— Не галчата, а пионеры! — поправил его Казюкас с достоинством.

Дядя Печулис, обтерев о кожушок руку, по очереди пожал четыре маленькие, замерзшие, испачканные ручонки.

— Ну, спасибо, спасибо вам, пионеры! — И затем добавил: — Вот вкусным покажется вам сегодняшний ужин! Заслуженным!

«Да, вот они какие теперь, наши дети! Пионеры…» — все еще качая головой, думал дядя Печулис, и теплая волна умиления нахлынула на него. За долгую и тяжелую свою жизнь дворника ему пришлось повидать разных детей…

Мороз все сильнее хватал за уши, пощипывал щеки. Подморозив во дворе растаявший за день снег, разрисовав узорами освещенные окна, он сулил на завтра отличный, блестящий, как стекло, лед на катке.

Остап Вишня

Василий Иванович

— Вот и я пришел! Здравствуйте!

— Здравствуй, Васько! Один пришел?

— Один.

— И не побоялся?

— А чего бояться?

— В кукурузе волки сидят. Разве не слышал?

— Я волков не боюсь. Я читал в одной книге, что волки людей боятся и только тогда нападают, когда голодны. Голодные они зимой!.. А теперь лето.

Перед нами стоял светловолосый, с синими-пресиними глазами мальчик, в голубой майке и черных трусиках.

Мы с доктором Иваном Кирилловичем прогуливались по высокому берегу реки Оскол, разыскивали кусты шиповника.

— А я к вам за уткой, Иван Кириллович, — сказал Васько.

— Прекрасно! — ответил Иван Кириллович. — Мы сейчас пойдем домой, и ты получишь утку.

Иван Кириллович был несколько дней назад в детском доме, где живет Васько, и обещал подарить ему утку. Вот Васько и пришел за ней.

— Тебя Васьком звать? — решил я завести разговор с мальчиком, когда мы возвращались из лесу.

— Да. Василий Иванович Шумейко.

— А сколько тебе лет?

— Девять.

— А как тебе в детском доме живется?

— Очень хорошо. Я уже хожу в школу, во второй класс.

— А как ты учишься?

— Я отличник. У меня одни пятерки. А еще у меня в детском доме кролики есть! Две пары и двенадцать маленьких. Голубые кролики. Я для них крольчатник построил. И курочка с петухом у меня живут. И — галка!

— Какая галка?

— Настоящая галка. Птица! Такая ручная-ручная! Я позову ее: «Галя, Галя!» — и она тут же летит ко мне и садится на плечо или на голову. Она очень любит сахар. Сядет на плечо и сразу: «Кррра! Дай сахару!»

— А где ты ее раздобыл?

— Она выпала из гнезда… Я подобрал ее и выходил. Она ни к кому в руки не идет, только ко мне… А я в детском доме учусь еще и музыке. На рояле играю. Учительница говорит, что если я буду учиться, то буду хорошо играть.

— А тебе хочется научиться хорошо играть на рояле?

— Хочется! Я на баяне уже умею играть. Я играю, а Галя моя ходит и подпрыгивает. Танцует! Мне очень хочется научить танцевать мою галку и курочку с петушком тоже. К нам в клуб приезжал цирк. Я видел, как дрессированные собачки танцевали под музыку. А можно научить танцевать галку и петуха?

— Ты ведь говоришь, что твоя галка танцует.

— Мальчики смеются, они говорят, что она не танцует, а так просто прыгает, как всегда. А мне кажется, что она будто прислушивается к музыке и танцует.

— А ты сам умеешь танцевать? — спросил я Васька.

— Я ведь в танцевальном кружке. Я знаю много танцев: и польку, и краковяк, и казачок, и гопак, и лезгинку. За лезгинку я даже приз получил. В районе, на вечере самодеятельности. Меня премировали книжкой «Сказки Пушкина»… А вы видели дрессированных птиц?

— Видел, — говорю я. — Есть дрессированные попугаи, сороки, галки, журавли.

— А они танцуют?

— Я видел только, как журавль танцует. Его научил один дедушка. Дедушка играет на дудочке, а журавль танцует. Прямо замечательно! Ноги у журавля длинные, он перебирает ими, а потом еще вприсядку танцевать начинает.

— А вы не видели, чтоб галка танцевала?

— Нет, не видел.

— Мне хочется научить мою галку танцевать. И петуха с курочкой. И утку. Вот возьму у Ивана Кирилловича утку и тоже буду учить ее. Я очень люблю дрессировать животных! У меня есть ученые кролики. Через мои руки перепрыгивают! Я думаю и птиц научить.

— Попробуй! Только терпения, Вася, надо много. Может быть, и научишь. Ты, наверно, хочешь быть артистом в цирке или дрессировщиком?

Васько как-то загадочно улыбнулся.

— А разве это плохо? — спросил он.

— Почему, — говорю я, — плохо? Наоборот, очень хорошо: знать жизнь животного, его повадки, учить его разным вещам… Только мучить животных нельзя. Ты читал про дедушку Владимира Дурова? Он устроил такой театр, где артистами были звери…