Байки негевского бабайки - Пиня Копман Страница 36

Задрожали мелко ветки

Он ступил на снежный наст

Обнажились два клыка

как два огня.

Ничего не бойтесь, детки,

Защитит охотник вас!

Вот удача:

хищник вышел на меня!

Ну, кого он, серый, дурит?

Эта ярость желтых глаз

Прячет только страх, такие, брат дела.

Я ведь тоже волк, в натуре.

Но не я, а он сейчас

На прицеле у холодного ствола.

Никогда он не ел из рук у скотников

Каково, знаем только я да он:

По горячему по снегу от охотников

Уходить под собачий звонкий гон.

Я подумал на мгновенье:

Может, дать ему уйти?

Вдоль ложбинки, в сторону реки…

Но какие тут сомненья?

Ну не я — так кто другой

Через сто шагов надавит на курки

У меня самого судьба такая-

Не подстрелят — так пойдешь в тюрьму.

Может, серый по глазам читает:

Сразу видно — врубился, что к чему.

Я почти себе не верю:

Рад настолько, что хоть плачь,

Я счастливейший охотник

меж людьми.

Застрелить большого зверя

Вот удача из удач

Королевская охота,

черт возьми!

Вольный волк — это не овца в загоне,

Он свободно решил свою судьбу:

По горячему, по снегу от погони

Уходя сквозь ружейную пальбу.

***

Песенка про веселого гоблина

Сорвало кран, сгорел чердак,

и в доме снова кавардак,

и едут теща, тесть-мудак

на Рождество, блин!

С утра жена уже пьяна,

а дочь гуляет допоздна

и в этом всем твоя вина,

проклятый гоблин!

Я был не враг, но был простак

а ты все время делал так

чтоб лез впросак я, как дурак

вегетативный.

А ты смеялся надо мной,

Ты думал будто я дурной,

А я доверчивый, честной,

и чуть наивный

В чащобах западных лесов

на чашах мировых весов

вы были злом из полюсов

веков, эпох ли.

Но грань была перейдена,

пришли вы в наши времена

и наша жисть пошла вся на…

Да чтоб вы сдохли!

Такой народ, вы, — мразь и сброд.

Твоя взяла, ты сделал ход.

Так радуйся пока, урод,

моей обиде.

Пусть мне сегодня нелегко

Пролезу нитью сквозь ушко

и на твоей станцую, го-

блин, панихиде.

***

Песенка маркитанки

В печальном тридевятом королевстве

народ в слезах бредет по мостовой.

Как дева, пожалевшая о девстве,

король сидит с поникшей головой.

Палач в огромном красном капюшоне

ревет в платок, большой, как парашют.

И сжавшись в ком на королевском троне,

украдкой вытирает слезы шут.

А трижды девять будет двадцать семь.

Ведь в королевстве не было проблем,

но с королем беда произошла

и плачут все. Такие вот дела.

Наверно, не открою я секрета

и знает каждый, хоть кого спроси,

писала королевская газета,

и даже сообщило Би-Би-Си:

Король хотел разок сходить налево,

он даму затащил на сеновал.

Проведала об этом королева

и королю устроила скандал.

А трижды девять будет двадцать семь,

секрет не тайна, раз известен всем.

Ведь для кого-то милая жена

куда страшней, чем СПИД или война.

Король пытался быть нежнее пуха

пытался мягче воска быть, и вот

от королевы получил он в ухо,

а также окончательный развод.

И королева всех ругая матом,

куда-то укатила без помех.

Рыдали в королевстве тридевятом,

хотя сквозь слезы кто-то слышал смех.

А трижды девять будет двадцать семь

и скоро слезы высохнут совсем.

Не может в море кончиться вода

и, значит горе, горе не беда.

И только слухи по стране сновали,

что королева зря бела как мел:

король хотя и был на сеновале,

но ничего там сделать не сумел.

Народу эти слухи не помеха

здесь люди любят делать все всерьез:

Рыдать до истерического смеха,

а если уж смеяться — то до слез.

А трижды девять будет в среду двадцать семь

и скоро я туда уеду насовсем

Уж раз король отныне холостяк

мне на себе женить его пустяк.

Пусть родом я из хлева!

Ходить я буду перед знатью в неглиже,

а кушать скромно пармезан и бланманже,

А всех солдат произведу в графья

чтоб жрали вволю, пили дофуя.

Я буду королева

***

Контрактники песенка

Протяни над тучей руку и сожми ее в кулак.

Как еще рассеять скуку, кроме пьянок, баб и драк?

Как завить веревкой горе, чтоб забыть про белый свет

и кому себя проспорить, если смерти все же нет?

Гонит Бог, а может случай, только спорить с ним не смей,

то ты берцем месишь тучи, то в болоте кормишь змей

И не тугрик нужен длинный, ни экзотика в раю,

Все тебе адреналина не хватает, мать твою!

Бродят пОмиру бойцы- мертвецы,

Растечется винной лужей заря.

режут правду-матку мамки, отцы

А зарежут — и поймут, что зазря.

Я еще вернусь!

На руке моей наколка: купол, штык и самовар

и на цепке два осколка, что вернее, чем кевлар.

Рейды, нервы да консервы, — надоело все, без врак.

Кто здесь первый? Я здесь первый! Кто последний — тот дурак.

А над полем за горою небеса горят опять

Если хочешь стать героем не страшись себя терять

и не парься за беспечность этих девок и парней…

У тебя в запасе вечность. Ну, как минимум пять дней.

А за лесом то ли взрыв, то ли гром

а потом проклятый пласт тишины…

Не кори меня, батяня, за дом

без мужицких рук просевший с весны.

Я еще вернусь!

Поглядишься в скол зеркальный, да и плюнешь в муть ручья:

нету места средь нормальных для таких, как ты да я.

И не выжить на зарплату, нет эмоций, только мат.

Мы ни в чем не виноваты, виноват военкомат.

А когда уходит кто-то… только водка! Слезы — нах!

Те, кому война — работа знают толк в похоронах

Грусть-тоску на час притушим, и размочим в горле ком…

Поскорей бы Богу в душу…или в челюсть каблуком

В поле черная земля, мать ее

А вкруг поля лишь поруха и гнусь

и глумится над стерней воронье,

намекая: никуда не вернусь

или все-таки вернусь?

***

Ода молоку

И на вкус и на цвет

Нет милей на свете

Есть в нем сила камней

И здоровье трав.

Молоко любят все –

Взрослые и дети.

Пусть хоть кто скажет мне

Будто я не прав.

Почему так смешно

Молоко