Инна Фидянина-Зубкова - Маша в хрущёвскую оттепель Страница 4

И блиночки чтоб ты ела лучше всех!

Кушай, доченька родная, подрастай.

Кушай с мёдом, молочком всё запивай.

И ни с кем не вздумай поделиться:

дед дурной, он может подавиться;

бабка старая, жевать уже не может;

а отцу и таз блинов уж не поможет;

кошка сытая, собака тоже ела;

а вот мамочка покушать не успела.

Сядем мы с тобой да наедимся,

и пускай за окнами полынь вся

зашуршит от зависти, заплачет.

Для нас и это ничего не значит.

Мы спокойненько заснём после обеда,

и глаза закроем на дурь деда,

и на бабку даже ни глазочком,

на отца, на пса, на кошку.

Засыпает мать твоя, не бегай.

– Спи, мамуля, тёплой, тёплой негой.

Солнце, я и пузыри

Только в детстве было чудо —

мыльный, маленький пузырь:

– Ты такой смешной откуда?

«Я от солнышка, держи!»

Я держу, ему смешно.

Лопается. Смерть его

почему-то так печальна.

Начинаю дуть сначала.

Мыльный, маленький пузырь,

ты не лопайся, держись!

Сядет круглый на листок,

рассмотрю его… Не то!

Ты не солнышка дружок,

а от радуги кусок!

Он хохочет и взрывается.

Солнце с неба улыбается:

«Сама не лопни от гордыни,

стихов как понапишешь, Инна!»

Свиристелка

Ах ты, Инна, Инна, Инна —

донька свиристелка,

у тебя под носом

маленька капелка.

А кого ты любишь, Инна?

«Папу, маму, лето, зиму.

А ещё люблю блины,

кошку Маньку. Комары

надоели шибко мне!

У нас колодец есть, на дне

тина, глина, грязь.

Мне говорят: туда не лазь!

Я и не полезла —

там неинтересно.

Мне интересен огород,

там кузнечище живёт

зелёный и огромный,

к летячке неподъёмный,

только прыг да скок.

А однажды на порог

принесла кошка его —

кузнечищу одного

и знаете, сожрала!

Чего ей не хватало?

Молоко есть, мясо, суп —

жри и ешь, свой нос не суй

в наш семейный огород!

Не семья же – кошка. Вот.»

Ах ты, Инна, Инна, Инна —

мелка свиристелка,

у тебя на личике

маленька сопелка!

Ты поешь, попей, поспи.

И иди, иди, иди

в свой любимый огород,

там царь Горох в кустах живёт,

съешь его противного —

очень агрессивного!

А как вырастешь большая,

то, наверное, поймешь:

каждый жрёт то, что живёт.

Вот.

Устал я жить один

Лучше мамы нет на свете

никакого существа.

Но моя мама – гром и ветер!

Хорошо, что ты пришла,

а то я жить устал один,

когда ушла ты в магазин.

Шар земной

Не смотри на шар Земной, не смотри —

он не бьётся у тебя в груди.

Не смотри на него, он пропащий —

по земной орбите гулящий!

Не держись за него, он убогий —

у него таких, как ты, очень много.

Он не дорожит своим народом.

Ты его руками грязными не трогай!

Иннапланетный вруша

Будем жить, будем плыть,

будем строить города.

Будем в поле воеводить —

сеять жатные поля!

Очертания новостроек,

распрекрасный космодром.

К звёздам полетим далёким,

а потом поговорим.

* * *

На планете, на чудесной

чудо чудное живёт:

у него живот огромный,

а само сидит и врёт:

врёт про маму,

врёт про папу,

врёт про весь иной народ!

Мы послушали маленько,

развернулись и домой.

А в ракете «Королёва»

призадумались: «Не врёт!»

Развернулись и обратно

подлетаем, там беда:

наше Чудо обожралось

и ни туда, и ни сюда!

Мы тянули чудо-юдо,

затянули в звездолёт;

прилетим, покажем деткам,

пусть ещё чего соврёт!

* * *

В общем, чудо долго врало…

Оказалось, правда всё.

Я вам, детоньки, признаюсь:

это чудо – Инна (я).

Красные маки

Чем пахнут красные маки?

Пахнут они дождем,

пахнут красною краской,

солнечным серебром.

Пахнут они настроением,

радостью и бедой,

пахнут стихотворением,

кисточкой пахнут, холстом.

Нарисуй нам, художник, маков

много, много, чтоб алый цвет

с картины ревел и плакал:

«Я не счастье – обман и бред!»

Дети прошлого

Кукла из Бруклина

Розовая кукла

на розовых подушках,

розовая кукла

прямо из Бруклина.

Привезли, поставили,

одну стоять оставили.

Подойду, положу.

Какая ж она сложная:

глазки хлоп, хлоп,

ножки топ, топ,

и рот большой —

ешь хорошо!

А наряд на ней —

такой не сшить и за пять дней!

Я красавицу люблю,

пойду маме расскажу:

это моя доча —

не трожь её кто хочет!

Назову Элизабет —

иностранка она, нет?

Кукла иностранная

у дочери маминой!

Пойдёт девочка гулять,

не смей куколку отнять:

папина дочка гуляет с дочей —

не подходи кто хочет!

«Где такую ты взяла?»

– Мама с Бруклина везла!

«А где это?» – Америка!

«Со вражеского берега?»

Насупилась дочь мамина,

домой гулять отправилась.

        *

Лето тёплое стояло.

Кутай Лизу в одеяло

в пятидесятые холодные —

вот такие модные.

Я пишу картину

Валя, Валя, Валентина,

я с тебя пишу картину,

не простую, а красиво разукрашенную.

Валя, Валя, Валентина,

с тебя мать бы не сводила

взгляда очень страшного:

слишком, Валя, ты красива,

развита не по годам;

ты б из дома не ходила,

не гуляла по дворам.

Валя, Валя, Валентина,

учебник в руки и зубри.

Я с тебя пишу картину.

А твой взгляд прекрасный, милый

расскажет, расскажет, расскажет

о том, как жизнь твоя ляжет

в самой прекрасной стране!

Ты верь, Валентина, мне.

[Рыдала и я над картиной,

да сама себе говорила:

самым солнечным светом

светила страна Советов

когда-то, когда-то, когда-то!]

Беги во двор, там ребята

заждались свою Валентину.

А я допишу картину,

брошу в банку кисти

и дурные мысли

твоей матери и поэта;

добавлю побольше цвета:

мы живём в самой прекрасной стране!

Ты верь, Валентина, мне.

Есть ли буквы-человечки

– Азы, буки, веди… —

тяжело даётся Пете

эта азбука дурацка,

ему хочется подраться!

Дед подзатыльник даст и носом.

«Сейчас схожу за купоросом!»

– Азы, буки, веди…

Дед, а есть на свете

буквы-человечки?

Дед вышел на крылечко,

затянул махорку:

«А вдруг живут на горке

буквы-человечки?

Так, плясать будем от печки.

Азы, буки, веди…

Есть, Петя, человечки!»

Папкины штыки

Похватали пацаны

(ой ли?) папкины штыки

(не штыки, а палки).

Всё равно не жалко:

тёмну вражескую рать

не зазорно убивать

(убивать не зазорно?

палки в боки – больно)!

Хохочут наши мужики:

– Ай потешные полки,

воюй – не горюй

да медовый пряник жуй!

Пряник не жуётся,

Сёмочка дерётся,

он дерётся шибче всех

(в беляках его отец).

Семён докажет всем вокруг:

Красной Армии он – друг!

Друг ты, Сёмочка, дружок,

больно палочкой в бочок!

Знаем, знаем, Сёмочка,

что ты весь, как ёлочка.

Но сегодня война

не на тятьку пошла.

А на немца дурака,

ой смешны его войска:

деды да калеки

(разве это человеки?)

Ха-ха-ха, ха-ха-ха,

германска армия плоха,

ну а русские полки —

крепки, сильны мужики:

десять лет Семёну,

девять лет Егору,

восемь лет Степану,

а маленькому Ване —

то ли три, то ли пять

(мать устала считать)!

Письмо маме от солдата

Пишу письмо маме

из армии изранен:

«Милая моя мать,

скоро ужин, вари жрать.

Я был в бою, убил Петлюру.

Ты за мной не ходи, сам приду я.

Письмо фронтовое передаю

полевой почтой.

Целую, точка.»

Письмо отдал Маше Парная,

и почта наша полевая

понеслась с крутой горки —

к хате Петрова Егорки.

– Тук, тук, тук. Вам письмо,

ранен ваш сын в плечо.

Говорит, что хочет кушать!

– А родню не желает он слушать?

Темень, темнотища.

Ах, Егорка, Егорища!

Беги ка, Маша, домой,