Я – рысь. Время одиночества - Ева Шембекова

Ева Шембекова

Я — рысь. Время одиночества

1. Ночёвка в лесу

Я сидел на краю крыши, свесив ноги вниз и облокотившись о парапет из довольно хлипкой арматуры. Прямо подо мной все ещё шёл последний в этом году экзамен. Перед комиссией уверенно отвечал Димка. Близнецы ещё готовились, пытаясь выжать из себя знания и удачу. Никита уже своё получил и теперь метался по коридорам в поисках меня. Впрочем, недолго. Потом вернулся к кабинету и принялся терпеливо ждать, когда выйдет Димка, а потом близнецы. И уж тогда молодой волк отыщет меня, где бы я ни прятался. А пока есть ещё время посидеть в тишине и послушать ветер, гомон птиц, шорох деревьев.

Вот, и закончилась школа. Теперь разойдутся ребята по жизни, выбирая каждый свою дорогу. От нашей компании уже отделились Череп, Костя и Аня. Старший Войнич собирался пойти на автомеханика, но по итогу поступил в военное училище. Аня пошла учиться на дизайнера и бегала почти каждый день на свиданки к Игорю. Они решили уже, что поженятся, когда Игорь отучится. Костик закончил школу на год позже. И даже не особо задумываясь, поступил в то же училище, следом за другом. Поначалу они ещё приходили по вечерам в наш штаб, но потом начались сессии, свидания, поменялся круг интересов. Ребята повзрослели и с нами им было уже не так интересно, как раньше. Зато в этом году в нашу компанию влился младший Войнич. Он преодолел свой самый нестабильный период, взял звериную суть под контроль и освоился в новой шкуре, так что ему позволили вернуться к родителям. Правда, учился он, все же, дома. И только в конце года ему разрешили сдать экзамены вместе со всем классом.

Сегодня последний экзамен. Через две недели будет готов аттестат и можно будет решать свою судьбу. Ребята так не решили, кто и куда будет поступать. Лёха и Лёнька собирались то в строительный техникум, то в автомеханики. Никита хотел стать ветеринаром. А, вот, Димка мечтал подать документы в военный колледж, следом за братом. Но дядя Матвей сказал, что ему пока подождать нужно. Ещё не настолько стабильно его состояние, чтобы в самостоятельную жизнь отпускать. А я… не хотел никуда. Не лежала у меня душа ни к одной из профессий. Она тянулась в лес. В тайгу. Даже не в посёлок рысей, а в самую глушь, подальше от людей. Туда, где ещё не ступала нога человека.

В кармане завибрировал мобильник, возвращая меня из воображаемого леса на реальную крышу. На экране светится ухмыляющаяся морда рыси.

— Да, дядя?

— Сдал? — коротко спрашивает Улар.

Я насторожился. Такой, сухой, отрывистый тон предвещал, как правило, серьёзные проблемы или неприятности.

— Канэшна, — дурашливо отвечаю я.

— Аттестат когда получишь? — снова спрашивает дядя.

— Через две недели, после результатов экзамена, — повторяю я уже в десятый раз за последние две недели.

— Две недели, это долго! — ворчит дядя. А потом, немного помолчав, сокрушённо вздыхает. — Тогда делаем так. Поедем в посёлок прямо с утра. А аттестат твой никуда не денется.

— В посёлок? — переспросил я, едва не навернувшись с крыши. — Дядя, ты не шутишь?

— Тебя хочет видеть Ульташ! — коротко ответил Улар.

Я недоверчиво уставился на телефон.

— Ох-го! Чего это от меня понадобилось главе Рода?

— Не знаю, малыш, — чуть мягче ответил дядя. — В общем, предупреди своих друзей. Завтра с утра мы вылетаем с Сургут. Тем более, что тебя и самого туда тянет. Думаешь, я не вижу?

— Есть такое, — признал я. — Хорошо, дядя. Я буду готов. Я сегодня ещё побегаю, ладно?

— Ладно, — ворчит Улар. — Но учти, чтобы к утру был дома, собранным в дорогу! Не успеешь, поедешь в наморднике и ошейнике!

Улар отключился, а я задумался. В тайгу меня тянуло уже давно. Поначалу не сильно и не так, чтобы заметно. Да, и с друзьями мне было куда интересней, чем одному. Мама окончательно приняла ухаживания Матвея. Поначалу она ещё разрывалась между мной и им, но года два назад забеременела и переселилась в волчий посёлок. Впрочем, со мной оставался дядя, да и мама все время звонила. Потом и компания друзей стала меня тяготить. А у дяди появилась своя забота — его пара. Диана наконец разглядела в нем мужчину и теперь Улар чаще ночевал у неё, чем дома. Но в последние полгода моя тоска по тайге усилилась настолько, что я при первой же возможности сбегал от людей в лес и коротал ночи под открытым небом, у костерка. Или просто перекидывался в рысь и забивался под корягу, свернувшись клубком.

— Нет его нигде! — доносится сквозь толщу бетонных плит голос Никиты. — Я уже все посмотрел!

— Да, говорю тебе, он здесь! — смеётся Димка. Он уже получил свои законные пять баллов и ошивался в коридоре, успокаивая Никиту. — Не суетись. Ща, близнюки отстреляются и найдём пропащего.

— Чего он тут-то не дождался?! — ворчит Никита. — И вообще! Ты заметил? Он последнее время от нас бегает. Может, у него появился кто? Ну, девушка?

Димка ржёт, мотая головой. Но потом поясняет уже серьёзно.

— Не, Никитос, тут ты не прав. Это у него такой период. Время одиночества. Большинство кошек взрослеет так. Уходят от людей, в одиночку живут в лесу. Потом возвращаются. Некоторые так по несколько лет пропадают. Думаю, Юрка давно бы уже слинял, кабы не школа. О, Лёха! Молоток! Дай пять! А брательник твой скоро? А слышу. Отвечать пошёл.

— А Юрка где? — спрашивает Лёха.

— В Караганде! — ворчит Никита.

— Опять сбежал? — смеётся Леха.

Я хмыкнул. Точно, ведь, сбежал. Через пятнадцать минут из класса вываливается измученный дополнительными вопросами Лёнька и вся компания с Димкой во главе, дружно топает к лестнице. А спустя ещё пять минут они появляются на крыше.

— О! Ну, что я говорил? — Димка ухмыляется, указывая на меня и подходит ближе. — Вот, он, котёночек наш! Сидит в гордом одиночестве! Пинка, что ли, дать?

— Я те дам! — беззлобно огрызаюсь я, легко уворачиваясь от дружеского пинка. — Ща вниз скину, будешь учиться летать, щеночек!

— Ой, боюсь! — смеётся Димка и плюхается рядом, тоже свесив ноги вниз.

— Блин, на вас смотреть страшно! — хмурится Никита. — Сверзиться не боитесь?

— Чего тут верзиться-то? — ворчу я. — Третий этаж всего. Тут и Димка спрыгнет.

— Лехко! — подтверждает тот. — А кошака вообще, с десятого можно скинуть! Или даже с пятнадцатого!

— Не, с пятнадцатого, лапы переломаю! — морщусь я. — Народ, мне