Джордж Макдональд - История Фотогена и Никтерис Страница 10

— Пойдем же, пойдем! — требовала Никтерис, — или мне придется притвориться, будто я тебя бросаю, чтобы ты пошел за мной. Я видела зеленые глаза и я спасу тебя от них.

— Ты! Как тебе это удастся? Будь сейчас день, я бы защитил тебя от самого страшного зверя. Но сейчас, из-за этой мерзкой тьмы, я даже разглядеть их не в силах! Я бы и твоих прекрасных глаз не видел, если бы не заключенный в них свет: он позволяет мне заглянуть сквозь них прямо в небеса. О да, твои глаза — окна в небеса за пределами нашего неба. Думаю, в них-то и рождаются звезды.

— Так пойдем же, или я закрою глаза, и ты их больше не увидишь, пока не станешь паинькой, — улыбнулась Никтерис. — Идем. Ты не видишь диких зверей, а я вот вижу.

— Ты видишь! И зовешь меня с собой! — воскликнул Фотоген.

— Да, — отвечала Никтерис. — И, более того, я вижу их задолго до того, как они углядят меня, так что я охраню тебя.

— Но как? — настаивал Фотоген. — Ты не умеешь ни стрелять из лука, ни наносить удары охотничьим ножом!

— Нет, но я умею держаться от них подальше. Послушай, как раз когда я нашла тебя, я играла сразу с двумя-тремя зверюгами. Я их вижу и чую задолго до того, как они подберутся ко мне совсем близко — задолго до того, как они увидят или учуют меня!

— А сейчас ты ведь никого не видишь и не чуешь? — встревоженно переспросил Фотоген, приподнимаясь на локте.

— Нет, никого. Впрочем, сейчас посмотрю, — отвечала Никтерис, легко вскакивая на ноги.

— Ох, нет, нет! Не оставляй меня — ни на минуту не оставляй! закричал Фотоген, изо всех сил напрягая зрение, чтобы не потерять во тьме ее лицо.

— Тише, или они услышат тебя, — отозвалась девушка. — Ветер дует с юга, и учуять нас они не могут. Я это уже поняла. С тех самых пор, как сгустилась милая тьма, я забавлялась с ними: то и дело чуть-чуть подставлю руку ветру, чтобы какой-нибудь хищник меня унюхал!

— Ох, жуть! — воскликнул Фотоген. — Надеюсь, больше тебе это не приходит в голову? Чем это заканчивалось?

— Всегда одним и тем же. Сей же миг хищник оборачивался, глаза его вспыхивали, и зверь мчался прямо на меня — только ты ведь помнишь, что видеть меня он не мог. Но мои глаза куда зорче, его-то я видела превосходно и обегала зверя кругом, пока не почую его — а тогда я знала, что он меня ни за что не найдет. Вот если бы ветер переменился и подул в другую сторону, целая стая ринулась бы на нас и деться нам было бы некуда. Так что лучше пойдем.

Девушка взяла его за руку. Фотоген уступил и поднялся на ноги, и Никтерис повела его прочь. Но ступал юноша с трудом, и по мере того, как шли часы, силы все больше оставляли его.

— Ох, я так устал! — и мне так страшно! — говорил он.

— Обопрись на меня, — велела Никтерис, обнимая юношу за плечи или поглаживая по щеке. — Ну, еще несколько шагов. Ведь каждый шаг прочь от замка — это шаг к спасению. Обопрись, не бойся. Сейчас я сильная и чувствую себя лучше некуда.

Так беглецы шли вперед. Зоркие ночные глаза Никтерис различали не одну пару зеленых глаз, прорезавших тьму, и девушка частенько избирала кружные пути, чтобы обойти их далеко стороной, но ни разу не помянула про них Фотогену. Она осторожно вела юношу по самой мягкой, самой нежной траве, избегая рытвин и выбоин, и ласково разговаривая с ним по пути — о прелестных цветах и звездах — о том, как уютно цветам на их зеленом ложе и как счастливы звезды там, высоко, на ложе синевы!

С приближением утра юноша приободрился, однако но безмерно устал, пройдя столь долгий путь, вместо того, чтобы спать, тем более после затянувшейся болезни. И Никтерис тоже притомилась — оттого, что всю дорогу поддерживала своего спутника, и еще из-за растущего страха перед светом, что уже забрезжил на востоке. Наконец, оба в равной мере изнемогли, и ни один уже не мог помочь другому. Словно сговорившись, беглецы остановились. Обнявшись, стояли они посреди бескрайней, поросшей травою равнины, ни один не смог бы сделать и шагу и находил опору только в слабости другого; стоило одному пошевелиться, и вторая бы не удержалась на ногах. Но по мере того, как одна слабела, другой набирался сил. Ночь шла на убыль, и день вступал в свои права; солнце уже взмывало к горизонту на пенном гребне светоносного прибоя. С приходом солнца Фотоген воскресал к жизни. И вот, наконец, солнце воспарило к небесам, словно птица — от руки Отца Света. Никтерис вскрикнула от боли и спрятала лицо в ладонях.

— Ох, — вздохнула она, — мне так страшно! Грозный свет жжет меня!

Но в тот же миг в слепоте своей она услышала, как Фотоген рассмеялся негромким, ликующим смехом, а в следующее мгновение почувствовала, как ее подхватили сильные руки: она, что всю ночь пестовала и оберегала юношу, словно дитя, теперь лежала в его объятиях, склонив голову ему на плечо, и он понес девушку словно ребенка. Однако Никтерис отличалась большей силой духа, ибо, страдая сильнее, она ничего не боялась.

XIX. ВЕРВОЛЬФ

В тот самый миг, когда Фотоген подхватил Никтерис, телескоп Уэйто яростно вращался, оглядывая равнину. Ведьма в гневе отбросила от себя прибор, побежала к себе в комнату и затворилась в ней. Там она умастила себя с головы до пят особой мазью, распустила длинные рыжие волосы и обвязала их вокруг талии; затем закружилась в танце, все убыстряя и убыстряя темп, приводя себя все в большее и большее исступление, пока на губах у ведьмы не выступила пена бешенства. Со временем Фалька принялась разыскивать госпожу, но той нигде не было.

По мере того, как вставало солнце, ветер постепенно менялся и вскорости подул с севера. Фотоген и Никтерис приближались к опушке леса. Фотоген по-прежнему нес девушку на руках. Но вот она тревожно зашевелилась и шепнула юноше на ухо:

— Я чую дикого зверя — в той стороне, откуда дует ветер.

Фотоген обернулся, поглядел в сторону замка и приметил на равнине темное пятнышко. Оно увеличивалось в размерах; оно скользило над травой со скоростью ветра. Оно неумолимо приближалось. Существо казалось длинным и приземистым — может быть, потому, что мчалось, вытянувшись в струнку. Юноша усадил Никтерис под деревом в тени ствола, натянул лук и извлек самую массивную, самую длинную, самую острую стрелу. Уже вложив стрелу в тетиву, Фотоген разглядел врага: то гигантский волк несся прямо на него. Молодой охотник наполовину извлек из ножен нож, достал из колчана еще одну стрелу, на случай, если первая подведет, прицелился — на хорошем расстоянии, чтобы иметь возможность выстрелить снова, и спустил тетиву. Стрела взвилась в воздух, полетела точнехонько в цель, попала в зверя и снова взлетела в воздух, переломившись надвое. Фотоген тут же схватил вторую, выстрелил, отбросил лук и вытащил нож. Но вторая стрела впилась в грудь волка по самое оперение, зверь перекувырнулся через голову, с глухим стуком ударился о землю, застонал, забился в судорогах и распростерся недвижим.

— Я убил его, Никтерис, — воскликнул Фотоген. — Это огромный рыжий волк!

— Ох, спасибо! — слабо отозвалась Никтерис из-под дерева. — Я знала, что ты справишься. Я ничуточки не боялась.

Фотоген подошел к волку. То было сущее чудовище. Но юноша, раздосадованный нелепым поведением первой стрелы, не хотел потерять ту, что сослужила ему столь хорошую службу; резким рывком он вытащил дротик из груди зверя. И глазам своим не поверил. Перед ним лежал… нет, не волк, а Уэйто, с волосами, обвязанными вокруг талии! Глупая ведьма считала, что сделала себя неуязвимой, однако позабыла, что, мучая Фотогена, она прикасалась руками к одной из его стрел. Юноша бегом возвратился к Никтерис и рассказал ей все.

Никтерис вздрогнула, разрыдалась и отказалась смотреть.

XX. СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ

Бежать дальше было ни к чему. Ни один из них не боялся никого, кроме Уэйто. Они оставили тело лежать на равнине и двинулись обратно к замку. Огромная туча наползла на солнце и хлынул проливной дождь; Никтерис приободрилась, зрение отчасти вернулось к ней, и, опираясь на руку Фотогена, девушка тихо побрела по прохладной, влажной траве.

Вскорости на пути им повстречался Фаргу и другие охотники. Фотоген рассказал им, что убил огромного рыжего волка, и это была мадам Уэйто. Охотники выслушали его с подобающей серьезностью, однако ликования скрыть не сумели.

— Я пойду и предам госпожу земле, — объявил Фаргу.

Но на месте обнаружилось, что тело уже захоронено — в утробах всевозможных птиц и зверей, коим вздумалось позавтракать ведьмой.

Тогда Фаргу, догнав молодых людей, весьма мудро посоветовал Фотогену отправиться к королю и рассказать ему все. Но Фотоген, оказавшийся еще мудрее Фаргу, не пожелал отправиться в путь, пока не женится на Никтерис, "ведь тогда, — говорил юноша, — сам король не сможет нас разлучить; а если двое когда-либо не могли жить друг без друга, то это Никтерис и я. Ей еще предстоит научить меня не терять мужества в темноте, а я должен оберегать ее до тех пор, пока она не привыкнет переносить солнечный зной и видеть, а не слепнуть в его лучах.