Страшные сказки Женщины в белом - Крис Пристли Страница 10

— Да, было, но… Разве я вам об этом рассказывал? — спросил я, гадая, когда мог успеть это сделать.

— А вы что же, не верите в способность предугадывать будущее?

— Не знаю, — усмехнулся я. — Но, если такое и возможно, вряд ли подобный дар мог достаться кому-то вроде моей мачехи.

На этот раз Женщина в белом не улыбнулась.

— Возможно, это не дар в привычном смысле, — сказала она. — Возможно, это скорее завеса, которая до какого-то мгновения скрывает другие времена и места — другие миры, если хотите, — и вдруг приоткрывается. Возможно, это откровение, только и всего.

— Откровение? — Я не вполне понимал, что она имеет в виду.

— Да, — продолжала она. — Миг, когда по какой-то причине человек получает возможность видеть иным зрением — зрением, которое позволяет заглянуть в другое время или место. Вы не верите, что такое бывает?

— Возможно, — сказал я. — О подобных людях я, конечно, слыхал. Но, признаюсь, всегда считал их мошенниками. Или сумасшедшими. А вы в это верите?

Она улыбнулась.

— О, безусловно.

Я был поражен тем, как буднично прозвучал ее ответ.

— Значит, вы сами испытывали нечто подобное? — спросил я и тут же пожалел, что дал ей повод: не ровен час придется выслушивать такую же нелепую чушь, какую вечно несет мачеха.

— В этом нет нужды. — Она слегка вздохнула и улыбнулась.

— Но… — начал я, но осекся.

Фигуры того мальчика — Оскара — и его родителей, пронзенных шипами растения, вдруг ни с того ни с сего явились мне устрашающе ярко и четко. Я подпрыгнул, словно меня ударило током.

Странное озарение: я понял, что эти истории не похожи ни на какие другие, известные мне. Такое впечатление, что я присутствовал на месте описываемых событий, был их свидетелем. Я не просто внимал рассказам Женщины в белом, а действительно видел образы и слышал голоса — похоже на сон, но в то же время реальнее любого сна.

— Вы уверены, что хорошо себя чувствуете? — спросила Женщина в белом. — Вы довольно бледны.

— Вполне хорошо, мисс, благодарю вас.

Однако я чувствовал себя куда более скверно, чем хотел бы обнаружить. В купе было ужасно душно. Я встал и снова попытался открыть окно, но оно, несмотря на все мои попытки, по-прежнему не поддавалось.

Я улыбнулся Женщине в белом, мысленно браня себя за неспособность справиться с такой простой задачей. Несомненно, в ее холодной улыбке сквозило удовольствие от того, как мне неуютно.

Тут у меня внезапно закружилась голова, и я вынужден был схватиться за багажную полку, чтобы не упасть, а вагон и все его пассажиры, казалось, вращались вокруг меня словно в водовороте.

— Позвольте вам помочь. — Женщина в белом поднялась и протянула ко мне руку.

— Нет! — сказал я резче, чем намеревался. Однако мне действительно не хотелось, чтобы со мной нянчилась эта странная женщина.

К тому же меня встревожило то, как она потянулась ко мне. Я подумал, что все дело в головокружении, но она двигалась до жути плавно и быстро, так что я отскочил.

Я откинулся на своем сидении, и постепенно вращение замедлилось, а потом прекратилось, хотя все вокруг оставалось расплывчатым. Я остановил взгляд на Женщине в белом, которая теперь являла собой пример английской сдержанности, держась благопристойно и чопорно и посматривая в окно.

— Очевидно, о нас забыли, — сказал я, силясь прийти в себя, и проследил за ее взглядом, обращенным на тоннель. — Сколько мы уже сидим здесь, и никто не прошел мимо, ни в поезде, ни снаружи. Просто возмутительно!

Я не знал, возмутительно это на самом деле или нет, но мне понравилось, как прозвучали мои слова. Без сомнения, отец выразился бы точно так же. Почему бы этой женщине просто не сказать мне, который час? Я уныло взглянул на спящих пассажиров. Может, этим джентльменам и нет нужды торопиться, думал я, но мне-то нужно попасть в Лондон. Чем бы ни была вызвана задержка, должны же нам по крайней мере сообщить о том, как продвигается ее устранение.

Я думал об этом довольно истово, и моя голова не преминула закружиться снова. Виски пронзила острая боль, и я на мгновение закрыл глаза. Когда же я открыл их снова, лицо Женщины в белом оказалось угрожающе близко к моему.

— Я уверена, что все будет в полном порядке. — Ее улыбка словно сообщала, что находиться здесь моей спутнице не менее приятно, чем в любом другом месте, и что спешить ей совершенно некуда.

— Но я не могу просто сидеть тут весь день, — нерешительно сказал я. — У меня дела.

Я поглядел на наших спящих попутчиков и намеренно заговорил громче в надежде их разбудить. Неужели в этом поезде никто, кроме меня, не боится опоздать?

— Терпение — это добродетель, — сказала Женщина в белом.

— У меня была гувернантка, которая часто так говорила, — сказал я. — «Терпение — это добродетель. Терпение — это добродетель». Прямо как попугай, правда, попугаи гораздо красивее. Бог мой, как же я ее ненавидел.

Тут я понял, что мои слова можно расценить как скрытый упрек в адрес Женщины в белом, и покраснел. Ей мое смущение, кажется, доставило удовольствие.

— Вы очень плохо относились к своей гувернантке? — спросила она.

— Ну, я… Хм, я не… — пробормотал я.

По правде говоря, я действительно относился к своей гувернантке очень плохо. Я превратил жизнь этой бедной женщины в кошмар только по той причине, что мог это сделать.

Мои родители вели себя по отношению к ней так же, как и к прочим слугам, а иногда и хуже, ведь прочих слуг — по крайней мере, большинство из них — мать с отцом поневоле уважали. Но работа гувернантки не приносила плодов в виде идеально отглаженных рубашек или изысканных десертов. Когда гувернантка исполняла свою работу хорошо, ее не замечали, но если она не справлялась со своей самой важной задачей — избавить родителей от того, чтобы я их каким-либо образом беспокоил, — на нее сердились.

— Гувернантки часто несчастливы, — с грустью сказала Женщина в белом.

— Вам это известно из опыта? — спросил я, ведь хотя она и не была учительницей, но в своей чопорности чем-то напоминала гувернантку.

— Бог с вами, нет, — ответила она. — Я никогда не служила гувернанткой, хотя нескольких мне довелось знать. Рассказать вам об одной из них?

— Я не…

— Что ж, прекрасно.

Гувернантка

Амелия Спенсер сидела в элегантной гостиной и разглядывала ее, когда каретные часы[5] на