Рассказы о природе и животных - Михаил Михайлович Пришвин Страница 12

Конечно же медведь не перепутал гнездовье ласточек-береговушек с пчелиным ульем. И не за мёдом он так старательно лез на песчаный обрыв, а за птичьими яйцами, до которых косолапый большой охотник. Он часто разоряет гнёзда уток-гоголей и лутков, которые устраивают их в старых дуплах. Не прочь медведь разломать и дуплянки — деревянные «домики», которые развешивают в лесу для привлечения гнездования скворцов, синиц и мухоловок.

Как медведи плавают?

Нельзя сказать, что бурый медведь — большой любитель плавать. Однако же воды он не боится и при необходимости вплавь преодолевает водные преграды. Плывущий зверь гребёт передними и задними лапами, сильно погружаясь в воду. Отфыркивается, когда вода попадает ему в ноздри.

Задерихвост

Хищник должен прятаться, если хочет подтаиться к добыче. Большой медведь бесшумно крался по лесу, осторожно переступал голыми подошвами через сухие сучки.

Впереди на опушке была куча хвороста. За ней — луг. Там паслись кони. Они часто поднимали головы, нюхали ветер. Но ветер дул от них на кучу. Кони поворачивали головы против ветра и ни чуять, ни видеть хищника не могли.

Вдруг из хвороста, как пузырёк из лужи, выскочил крошечный Задерихвост — птичка ростом с сосновую шишку; носик востренький, тельце орешком, хвостик торчком.

И шныряет он всегда понизу. Как от него спрячешься, когда у тебя ноги, и ступают они по земле? Медведь пал на брюхо, вжался в мох. Да уж поздно: заметил его Задерихвост. Да как затрещит!

И откуда у крохи такой голос: за тысячу шагов вздрогнешь! Кони заржали, умчались.

В ярости вскочил медведь, кинулся ловить нахального малыша. Вмиг раскидал всю кучу хвороста.

А Задерихвост мышонком проскользнул у него между ног и вспорхнул на дерево. Поди поймай его там! Всю охоту испортил медведю. С головой его выдал. И хвостик торчком!

Вопросы и ответы

Почему ласточки — береговушки?

В отличие от деревенских и городских ласточек, сооружающих гнёзда-получашечки из комочков глины, смоченных собственной слюной, береговые ласточки роют глубокие норки в береговых обрывах. Отсюда и название — береговушки. Береговушки не гнездятся поодиночке, а образуют колонии, которые могут насчитывать сотни пар.

Что за дерево такое — ольха?

Ольха серая — дерево скромное и особого внимания к себе не привлекает. Кора у неё серая, ствол — часто корявый. Однако древесина у ольхи — необычная, светло-оранжевого цвета. В отличие от других, ольховые листья осенью не желтеют и не краснеют. Поздней осенью на землю зелёными ложатся.

Что за птичка Задерихвост?

Задерихвост — это крапивник, миниатюрная птичка со вздёрнутым вверх хвостиком. С ранней весны до поздней осени невидимка-крапивник шныряет в зарослях крапивы или малины. Выдаёт себя лишь трескучим криком: «тик-трик-тррр…».

Мастера без топора

Загадали мне загадку: «Без рук, без топорёнка построена избёнка». Что такое? Оказывается, — птичье гнездо. Поглядел я, и верно!

Вот сорочье гнездо: как из брёвен, всё из сучьев сложено, пол глиной вымазан, соломкой устлан, посерёдке вход; крыша из веток. Чем не избёнка? А топора сорока никогда и в лапках не держала. Крепко тут пожалел я птицу: трудно, ох как трудно, поди, им, горемычным, свои жилища без рук, без топорёнка строить! Стал я думать: как тут быть, как их горю пособить? Рук им не приделаешь. А вот топор… Топорёнок для них достать можно.

Достал я топорёнок, побежал в сад. Глядь, козодой-полуночник на земле между кочек сидит. Я к нему:

— Козодой, козодой, трудно тебе гнёзда вить без рук, без топорёнка?

— А я и не вью гнёзда! — говорит козодой. — Глянь, где яйца высиживаю.

Вспорхнул козодой, а под ним ямка между кочек. А в ямке два красивых мраморных яичка лежат. «Ну, — думаю про себя, — этому ни рук, ни топорёнка не надо. Сумел и без них устроиться». Побежал дальше.

Выбежал на речку. Глядь, там по веткам, по кусточкам ремез-синичка скачет, тоненьким своим носиком с ивы пух собирает.

— На что тебе пух, ремез? — спрашиваю.

— Гнездо из него делаю, — говорит. — Гнездо у меня пуховое, мягкое, — что твоя варежка.

«Ну, — думаю про себя, — этому топорёнок тоже ни к чему — пух собирать…»

Побежал дальше. Прибежал к дому. Глядь, под коньком ласточка-касаточка хлопочет, гнёздышко лепит. Носиком глинку приминает, носиком её на речке колупает, носиком носит.

«Ну, — думаю, — и тут мой топорёнок ни при чём. И показывать его не стоит». Побежал дальше. Прибежал в рощу. Глядь, там на ёлке певчего дрозда гнездо. Загляденье, что за гнёздышко: снаружи всё зелёным мхом украшено, внутри — как чашечка гладкое.

— Ты как такое себе гнёздышко смастерил? — спрашиваю. — Ты чем его внутри так хорошо отделал?

— Лапками да носом мастерил, — отвечает певчий дрозд. — Внутри всё цементом обмазал из древесной трухи со слюнкой со своей.

«Ну, — думаю, — опять я не туда попал. Надо таких искать птиц, что плотничают». И слышу: «Тук-тук-тук-тук! Тук-тук-тук-тук!» из лесу. Я туда. А там дятел. Сидит на берёзе и плотничает, дупло себе делает — детей выводить.

Я к нему:

— Дятел, дятел, стой носом тукать! Давно, поди, голова разболелась. Гляди, какой я тебе инструмент принёс: настоящий топорёнок!

Поглядел дятел на топорёнок и говорит:

— Спасибо, только мне твой инструмент ни к чему. Мне и так плотничать ладно: лапками держусь, на хвост обопрусь, пополам согнусь, головой размахнусь, носом ка-ак стукну! Только щепки летят да труха!

Смутил меня дятел: птицы-то, видно, все — мастера без топора.

Тут увидел я гнездо орла. Большущая куча толстых сучьев на самой высокой сосне в лесу. «Вот, — думаю, — кому топор-то нужен: сучья рубить!»

Подбежал к той сосне, кричу:

— Орёл, орёл! А я тебе топорёнок принёс!

Рознял