Астралиск - Роберто Пьюмини Страница 12

Спуск по южному склону был не такой прямой, как подъём. Скупая горная растительность перебивалась здесь лужайками пёстрых цветов и синеющими виноградниками. Отсюда торная дорога тянулась через самые сочные пастбища долины, где в тишине мирно паслись предоставленные сами себе бараны, и выходила к первым хижинам деревни.

Сакумат проделал весь путь три раза кряду (как будто каждый раз забывал, что совершил его прежде). И это несмотря на всё более сбивчивый шаг коня. Наконец он отвёл измученного вороного на конюшню и вернулся во дворец, где царила громкая тишина.

Мадурер ещё спал. Гануан сидел с закрытыми глазами у постели мальчика. Сакумат обошёл расписанные стены, разглядывая горы, равнину с осаждённым городом, море, пиратский корабль и, наконец, пышно цветущий луг, где видневшиеся тут и там стрелки астралиска показались ему отчётливей и заметнее, чем обычно.

Трижды и так же медленно, как объезжал долину, обошёл он весь пейзаж и заметил то, чего раньше не замечал: эти образы, краски, силуэты не могли возникнуть из-под его кисти.

При первых признаках пробуждения Мадурера Гануан отошёл в сторону, словно тень.

– Добрый день, Сакумат, – поздоровался мальчик.

– Доброго дня и тебе, Мадурер.

– Я долго спал, да?

– Да, ты отдохнул как следует. Теперь тебе лучше?

– Да, лучше. Только слабость ещё, как и в прошлый раз.

– Надо отлежаться ещё несколько дней. Я буду тебе читать.

– Отлично! А потом продолжим работу. Я попрошу отца, чтобы новые комнаты были завершены как можно скорее. Наверно, осталось уже не много.

– Не много. Но нам тоже предстоит поработать. У меня есть кое-какие планы, но их ещё надо обдумать. Помнишь, как у тебя возникла мысль о луге? Ведь это было не сразу?

– Да.

– А пока ты не начал вставать, будем читать книги и смотреть иллюстрации.

– А на пергаменте порисуем?

– Если это не будет для тебя утомительно. Я научу тебя рисовать птиц.

Но в последующие дни Мадурер был слишком слаб, чтобы рисовать. Сакумат читал ему множество рассказов, обсуждая с ним события и персонажей. Между тем он замечал, как медленно, гораздо медленнее, чем в прошлый раз, возвращались силы в хрупкое тело ребёнка. Но мысль Мадурера в промежутках между сном была ясной и стремительной. Только изредка на него находили периоды рассеянности, какого-то лёгкого забытья, и тогда с губ его срывались невнятные слова, словно не связанные между собой обрывки неуловимой мысли. Дневной сон становился всё длиннее.

– Новые комнаты – это, конечно, хорошая мысль, – сказал Сакумат. – Но есть другая – получше.

– Та, что занимала тебя в последние дни?

– Да. И, пока я думал, она становилась ещё прекрасней.

– Тогда расскажи мне её, Сакумат.

– Так вот, если мы будем продолжать расширять стены, то не сможем управиться с пейзажем. То есть я хочу сказать, что он станет слишком велик для нашей игры. Он будет оставаться долгое время неподвижным и потому менее живым.

Мадурер молчал и слушал его с величайшим вниманием.

– В общем, мне кажется, что этих стен нам достаточно, – сказал Сакумат.

– Но ведь они уже закончены! – заметил Мадурер. – «Тигрис» встал в море в полный рост и уже не сделается больше. Луг до конца расцвёл. И по ночам его озаряет свет астралиска. Что же ещё мы можем написать?

Говоря, Сакумат играл по обыкновению с руками мальчика.

– Помнишь, как мы писали это всё, Мадурер? – сказал он, чуть сильнее сжимая его пальцы. – Каким маленьким был поначалу корабль? И каким незрелым был луг?

– Да, мы делали их не спеша. Понемногу.

– А помнишь, что я говорил тебе ещё раньше? Всё в этом мире происходит плавно – без скачков и остановок.

Мадурер молчал, не выпуская из своих маленьких пальцев длинные пальцы художника.

– Ты хочешь сказать, что наши пейзажи могут продолжаться? – сказал он.

– Да, могут. 14 могут изменяться, если мы захотим.

– А как изменяться? Становиться ещё красивее?

– Они и так красивы, Мадурер. Но мы можем проследить дальше нашу историю и дописать оставшийся кусок жизни.

Мальчик казался утомлённым. К нему снова возвращалось оцепенение.

– Да, давай, – сказал он. – Потом ты объяснишь мне, как…

Для Сакумата разговор этот тоже был нелёгким.

Он слушал, как слабое дыхание ребёнка становилось всё более ровным и спокойным. Потом закрыл глаза. Из-под прикрытых век, как светлые капли из надрезов на стволе дерева, текли слёзы.

Глава тринадцатая

Гануан стал всё чаще навещать Мадурера, рассказывая ему о ходе строительных работ.

– Работа движется вперёд, сын. Вскоре комнаты будут готовы, и если…

– Благодарю тебя, отец. Но теперь уже нет такой спешки.

– Почему?

– Потому что мы с Сакуматом решили ещё поработать над нашими пейзажами. Мы должны дописать оставшийся кусок жизни.

Гануан замолчал, глядя на сына.

– Может быть, я говорю не совсем ясно, отец, – сказал Мадурер, беря его за руку. – Идём, так мне легче будет тебе объяснить.

Гануан последовал за сыном в первую комнату и остановился с ним напротив гор.

– Скажи, что ты здесь видишь, отец? – спросил Мадурер, указывая рукой на часть пейзажа.

– Вижу гору. На склоне – хижина пастуха Муткула с загоном для овец. Дальше…

– Постой, отец… а с тех пор как ты смотрел в последний раз, тут ничего не изменилось?

– Кажется, нет. Подожди-ка… я ошибаюсь, или овец у Муткула было больше? Сдаётся мне, что их поубавилось…

– Отлично! – воскликнул Мадурер. – Их было ровно восемнадцать.

– А теперь их девять, – посчитал Гануан. – Всего-навсего девять.

– Да, девять. Восемь овец и один баран. А знаешь почему?

– Может быть, ночью приходил медведь?

– Нет, отец.

– Ну, может быть, тогда угонщики скота?

– Угонщики ни при чём. Они живут по ту сторону гор, и в эти края не заглядывают.

– Значит, Муткул продал недостающих овец.

– Муткул не продаёт свою скотину, отец. Ему не нужны деньги, потому что он ест сыр и пьёт молоко и одежду шьёт из овечьих шкур. И всё же… всё же ты уже близко.

– Тогда, может, он их подарил?

– Да! – откликнулся Мадурер. – Понимаешь, отец, Муткулу уже трудно было управляться с большим стадом. Годы идут, и он уже не такой подвижный и крепкий, как когда-то. Теперь ему трудно подниматься в горы и собирать овец.

Гануан слушал опустив голову.

– Вот он и