Альберт Лиханов - Собрание сочинений (Том 1) Страница 17

От крепкого морозного воздуха Алешу покачивало из стороны в сторону, это его смешило, и мама осторожно вела его под руку и приговаривала: "Не смейся, не смейся на улице".

Дома, еще в прихожей, Алеша ощутил какой-то приятный запах. Пахло чем-то очень знакомым, приятным, но вот чем, он никак не мог вспомнить. Алеша вошел в комнату и замер: в углу стояла елка. Он совсем, ну вот совсем забыл, что завтра Новый год...

- Это Гоша тебе привез, - сказала мама. - Сам ходил на лыжах в лес, притащил ее сюда и велел: не трогайте, мы вместе с Алешей ее наряжать будем...

- Мама, - спросил он, - мама, а ты скучала без меня?

Мама стояла перед ним в тонком халатике, в больших отцовских тапочках, перекинув косу на грудь, и от этого казалась такой родной, такой близкой.

Она подошла к Алеше и обняла его:

- Ты еще спрашиваешь... - сказала мама.

На Алешу нахлынула какая-то теплая волна, ему захотелось сделать для мамы что-нибудь хорошее.

- Знаешь, - смеясь сказал он, - а я тебя звал... Там, в госпитале...

- Да, да, - ответила мама, ласково глядя на Алешу, - я знаю...

Утром небо полыхало торжественной синевой, солнце гранило своими лучами ледяные торосы на реке.

Алеша открыл форточку и хлебнул глоток мороза.

На улице было так тихо, что слышалось, как лают собаки в Макарье, заречном селе. Красногрудые снегири усыпали прибрежные тополя, и было похоже, будто розовые яблоки перекатываются с ветки на ветку.

После уроков прибежал Гошка, и из нижнего ящика стола Алеша осторожно достал картонную коробку.

- Эх, красотища! - застонал Гошка, когда Алеша открыл ее. В коробке были елочные игрушки. - Они теперь как золото - нигде не купишь, разве только на рынке, игрушечка - за кусок хлеба. Эх, красотища! - повторил Гошка, развешивая золотые шары, маленьких стеклянных дедов-морозов, серебряные длинные бусы.

Но когда все игрушки развесили, елка оказалась почти пустой. Алеша пошел в чулан, вытащил какие-то старые книжки, остатки цветной бумаги, достал клей и начал делать бумажных солдатиков. Сперва они получались какими-то неуклюжими, но потом Алеша вспомнил книжку про Суворова, вытащил ее и стал делать солдатиков, похожих на суворовских. Пушистые перья на шлемах у офицеров, высокие барабаны, острые шпаги...

Гошка взялся помогать ему, но у него ничего не выходило, и он топтался просто так, без дела.

- Лёх, - спросил он вдруг. - А тебе твоя мама ничего не говорила?

- Чего ничего? - спросил Алеша.

- Ну... Это... Будто у тебя новый отец будет...

- Как это? - спросил, вставая, Алеша, и словно что-то хлестнуло его по лицу.

Гошка смотрел на Алешу испуганно и виновато.

- Как это? - переспросил Алеша и тут же засмеялся. "Ну и ну, подумал он, - ну и Гошка..."

Гошка тоже засмеялся. Правда, вышло это у него как-то странно. Будто вовсе и не смешно ему было.

Потом Гошка заторопился.

- Надо ведь еще переодеться, - сказал он.

Будто переодеваться надо полдня.

Пришли мама и Вера Ивановна и сразу стали стряпать - подумать только! - пельмени. Мама достала немного муки в столовой, и хотя пельмени стряпались с картошкой и капустой внутри, все равно, само даже слово пельмени! - вызывало сладкие слюнки.

Несколько раз мама вбегала в комнату - раскрасневшаяся, веселая, выпачканная мукой, спрашивала Алешу: "Ну как елка? Как елка?" - и снова убегала на кухню. Алеша смотрел на нее, любовался ею и думал: как хорошо, что она сегодня такая, как раньше, как до войны. Прежде, когда они были все втроем и готовились к Октябрьским, или к Новому году, или ко Дню Красной Армии - они всегда отмечали этот папин, а значит, и их праздник, мама носилась по квартире такая же веселая и раскрасневшаяся, и от этой ее беготни Алеше с отцом было хорошо, они подшучивали над мамой, а сами радовались, какая она красивая и веселая...

Снова в комнату вбежала мама, чмокнула Алешу в щеку, опять спросила: "Как елка?"

Алеша вспомнил Гошку с его глупым вопросом, и ему стало смешно.

- Ты что? - удивилась мама, и Алеша подумал, а что если взять и спросить ее сейчас: "Говорят, ты выходишь замуж?" Вот смеху-то будет.

"Это здорово", - подумал он и решил, что спросит, обязательно спросит, но не сейчас, а когда все сядут за стол, чтобы все и посмеялись и Вера Ивановна, и Гошка, и мама, ведь сегодня Новый год.

2

Потом прибежал нарядный Гошка и стал развешивать Алешкиных солдатиков.

Потом убежала переодеваться Вера Ивановна.

Потом кто-то постучал, и Алеша пошел открывать. Он открыл, думая, что это вернулась Вера Ивановна, взглянул, как она нарядилась, и замер.

В дверях стоял высокий капитан.

Алеша подумал, что военный ошибся, и спросил его:

- А вам какую квартиру?

- Вашу, - ответил капитан и козырнул Алеше.

Алешу будто осенило, и он засмеялся. Как же он не мог догадаться столько, а еще выспрашивал, выспрашивал. Это, конечно, от отца!

Сердце гулко застучало, Алеша распахнул дверь до отказа и спросил:

- Вы от папы?

Капитан растерялся, бусинки пота заблестели у него на лбу, но Алеша не замечал ничего и снова спросил:

- Вы от папы? Где он?

- Алеша! - послышался голос мамы, и он обернулся. В дверях кухни стояла разрумянившаяся мама и вытирала передником руки. Она смотрела то на Алешу, то на капитана, и руки у нее заметно дрожали.

- Это не от папы, - сказала она наконец, и капитан шагнул мимо Алеши, на ходу скидывая шинель и доставая из кармана бутылку шампанского.

Мама снова забегала по квартире, захлопотала, а капитан пригладил волосы и повернулся к Алеше. На гимнастерке у него тихо позвякивали награды. Как в полусне, Алеша отметил про себя, что капитан, видно, храбрый, раз у него два ордена боевого Красного Знамени, и две медали, и еще гвардейский знак.

- Это тебе, - сказал капитан и что-то протянул Алеше.

Он механически взял, это был шоколад, целая плитка шоколада. Из комнаты пришел Гошка и вопросительно посмотрел на Алешу, будто спрашивал: я же говорил тебе? А капитан уже по-хозяйски расхаживал по комнате, куря папиросу и оставляя за собой колечки дыма и терпкий запах одеколона.

Потом снова в дверь постучали. Это была Вера Ивановна.

Потом в ванную спряталась мама и вышла оттуда в синем шерстяном платье, как до войны. На ней были туфли с каблуками, и, когда она ходила, каблуки громко стучали.

Потом они сели за стол, военный хлопнул пробкой о потолок и стал разливать вино. Мама и Вера Ивановна говорили, что мальчишкам еще рано, но капитан не послушался и налил им тоже.

- За счастье, - сказал капитан и стал чокаться со всеми. Алеша внимательно следил, настороженный, за каждым его словом, за каждым движением. Когда капитан чокнулся с мамой и взглянул на нее как-то особенно, Алеша вдруг понял, что капитан этот тут неспроста, что что-то случится в их доме, не счастье, а несчастье случится.

Но капитан снова повторил:

- За счастье! - и высоко поднял кружку с вином.

- Нет, - сказала Вера Ивановна, почему-то строго посмотрев на Гошку, - за победу! Какое же счастье без победы?..

Все молча выпили, и Алеша тоже выпил шипящее вино. Елка серебрилась стеклянными шарами, бумажные солдатики качались среди них. Шапки с перьями у офицеров, высокие барабаны, острые шпаги...

Алеша вздрогнул: капитан включил на полную громкость радио. Где-то там, далеко в Москве, играли вальс, он доносился до их маленькой комнаты. Капитан пригласил маму. Стол отодвинули, и они закружились. И каждый раз, когда приближались к елке, капитан задевал ее, и бумажные солдатики, шары, бусы - все качалось, норовя оборваться.

Алеша смотрел на маму, на капитана, и сердце набатом стучало в нем.

Вот так же, точно так же мама танцевала с отцом. Здесь же, в этой комнатке, только вот когда - Алеша мучительно вспоминал и не мог вспомнить, когда это было? Но это было, было, он сидел тогда, еще маленький, в кресле у стола, и смеялся, смеялся, а они танцевали, и когда музыка кончилась, папа сказал: "Надо купить патефон!" И мама сказала: "Надо, обязательно надо!" Алеша запомнил, что мама и отец хотят купить патефон, и где-то там, в уголке памяти, спряталось это: мама и отец танцуют, - а сейчас забытое с болью и горечью вышло из этого уголка.

Патефон они так и не купили, а мама снова танцевала под радио. И улыбалась, как тогда, и глаза ее блестели, как тогда, и вся она была - как тогда...

А отцовская фотография стояла на столе, и отец был в ромашковом поле, и ветер лохматил его волосы, и он улыбался, щурясь от солнца.

А мама кружилась и не видела отца.

Как в полусне, Алеша тихо встал из-за стола и вышел в прихожую. Никто не обратил на него внимания, даже Гошка. Все смотрели на маму и капитана.

Алеша медленно натянул пальто, нахлобучил шапку и вышел на лестницу.

3

На улицах было пусто, будто во всем городе жил только он, Алеша. Не ходили машины, не ходили люди, даже постовых не было видно.

Звезды скрылись, шел снег: большие, пушистые хлопья, медленно кружась, покрывали мохнатыми шапками ветви деревьев.