Дмитрий Мищенко - Северяне Страница 17

– И сердился на меня за это?

– Не мог я сердиться на тебя… Та встреча на рассвете У Голубого озера посеяла глубокую печаль в моем сердце… Стал я хмурым и грустным, не знал покоя.

Дева-лебедица глядела на юношу, тихие, счастливые слезы струились по ее щекам:

– Я и в самом деле боялась тебя, – прошептала она, – всюду подстерегает нас опасность, боимся мы показываться людям на глаза. Но часто-часто на рассвете поднималась я высоко в небо, летела над лесами к Голубому озеру, чтобы увидеть тебя… А потом я нашла тебя в саду, когда ты боролся с чарами недоступной людям горы, видела, как упал ты, сраженный сном, и поспешила к тебе на помощь.

– И вынесла сюда на гору?

– Велела вынести тебя из царства сна. И вот теперь никуда тебя отсюда не пущу!..

Шли дни… Ждала, ждала, глаза повыплакала мать Олексича, все не идет сынок. Уж и отец с ног сбился, разыскивая сына по лесам. Да не нашел. Как в воду канул. Тогда поднялась мать, пошла искать его по всей земле. Где только не побывала мать Олексича, каких лесов, каких полей не исходила, а сына не нашла! На след даже не напала.

Сидит она усталая, убогая на берегу реки, грустит и плачет одна-одинешенька. Вдруг слышит, хрустнуло что-то рядом. Подняла голову и испугалась: идет к ней из лесу старуха. Да такая безобразная, такое чудище, что и глядеть-то страшно, мороз по коже продирает. Подошла она, оперлась на клюку, смотрит на женщину, криво усмехаясь.

– Что грустишь? – спрашивает.

Мать Олексича хотела было подняться, но не смогла, будто приковала ее старуха к месту ледяным своим взглядом.

«Колдунья», – мелькнуло в голове матери. Она опустила глаза и ответила дрожащим голосом:

– Горе у меня, бабуся…

– Хе-хе-хе, – засмеялась колдунья, – это еще не беда, голубушка. Сын твой не за горами.

– Правда, бабуся? – так и вскинулась мать. – Вы знаете, где мой сын? И как его найти? Помогите, помогите мне! – умоляюще протянула она руки к старухе.

– Знаю, знаю. Не плачь, не убивайся. Не в лапы зверю попал твой сынок, а к красной девице.

– Правда? – обрадовалась мать. – Так почему же не ведет ее в родительский дом? Зачем покинул нас? Старуха пристально взглянула на нее:

– А ты уже забыла, зачем покинула когда-то отчий дом, родителей любимых, и пошла куда глаза глядят за своим милым? Небось забыла? Пойдем со мной, найду твоего сына.

Она взяла за руку мать Олексича и повела ее через дремучие леса. Долго ли, коротко ли шли они, пришли к заколдованной горе.

– Видишь, – показала старуха на гору, покрытую яркими цветами, – вон там твой сын.

Мать нетерпеливо двинулась вперед, но колдунья остановила ее.

– Погоди, не спеши, – насупила она брови, затем полезла в длинную суму, висевшую на боку, и достала оттуда два узелка сухих трав. – Вот возьми. С одним доберешься на гору в терем, с другим пойдешь назад.

Сказала и повела с собой мать Олексича. Когда они приблизились к цветам, старуха развязала один узелок, растерла сморщенной рукой лежавшие в нем травы и пошла дальше. Около ветвистой яблони остановилась, взяла пригоршню растертой травы и стала посыпать ею землю. Идет и будто сеет впереди себя. Наконец прошли они место сонного забвения. Тут колдунья спрятала узелок и сказала матери:

– Все, теперь не страшно. А ну послушай, – добавила она.

Звонкий, радостный смех разносился по зеленому лесу, казалось, будто дети резвятся невдалеке.

Женщины постояли, прислушиваясь, потом отошли в заросли кустарника и стали выглядывать оттуда. Вдруг выбежала на поляну девушка в голубом наряде, за нею добрый молодец. Видно, хочет догнать ее, быструю, как серна, да нет, не может он догнать ее, хоть и бежит во весь дух…

– Олекс… – рванулась из кустов мать, но колдунья, как кошка, прыгнула вперед и крепко зажала ей рот своей костлявой рукой.

– Не смей! – оскалила она редкие, выщербленные зубы и так зашипела на женщину, что та похолодела от страха и покорно отступила назад. – Не выдавай себя! Подождем до ночи, иначе не видать тебе сына. Думаешь, он послушает тебя, променяет любовь красной девицы на твою материнскую? Напрасны надежды! Делай, что говорю, а то не увидишь сына!

А дева-лебедица не услышала оклика матери, не приметила женщин, пронеслась мимо них. Длинные золотистые волосы ее развевались по ветру, лицо пылало от быстрого бега, от радости, от счастья. Но мать не замечала ее, она видела только сына, одного только сына!..

Ночью колдунья провела мать Олексича в девичью опочивальню.

– Смотри! – Она протянула костлявый палец в сторону спящей девицы. – Видишь, как сладко спит? Набегалась, наигралась за день…

Старуха еще что-то говорила, шептала, тихонько смеялась. Но мать не слушала ее. Она во все глаза смотрела на спящую. Как хороша она! Золотые волосы свесились с подушки до самого пола. Да как же не полюбить такую красавицу! И дрогнуло сердце матери любовью и нежностью к деве-лебедице.

Но тут колдунья подтолкнула мать Олексича, тыча ей в руки тяжелые, остро отточенные ножницы:

– Иди, – зло прошептала она, – иди и делай, как я велела!

– Мне страшно, бабуся, – отступила женщина. – Не могу я, поглядите, как хороши ее золотые косы…

– Не хочешь? – нахмурилась старуха. – Зачем же морочила мне голову, зачем шаталась по лесам, по долам?

– Я хотела…

– Ничего ты, вижу, не хотела. Прощай, коли так! И с сыном прощайся, навсегда, навеки!

– С сыном, – заплакала мать, – с единственным моим сыном? Нет, нет, то выше сил моих… Подождите!..

Она преградила колдунье дорогу, прижимая к груди холодные, как гадина, ножницы. – Я… я пойду… подождите… Ступила шаг и остановилась. Снова подтолкнула ее старая колдунья. Медленно приближалась мать к белому ложу. Слезы текли по ее бледным, изможденным щекам. Наконец подошла… Еще молча постояла над спящей, и, собрав одной рукой сияющие в темноте косы, отрезала их ножницами.

В тот же миг девушка вскрикнула, вскочила с постели и стремглав бросилась бежать к двери…

А вслед ей, словно змеиное шипение, несся злобный смех старой колдуньи.

– Что, – злорадствовала она, – налюбовалась своей красой? Полюбила доброго молодца? А теперь попробуй нашей доли, доли чудищ и кикимор! Навсегда останешься ты одинокой лебедицей, никогда уже не станешь красной девицей. Только с дальней высоты увидишь своего милого! Хе-хе-хе! Отомстила я тебе, премудрая лебедица!

Старуха смеялась исступленным, яростным, безумным смехом. Потом вдруг затихла и сразу пропала. Будто ветром вынесло ее из терема.

И теперь только увидела мать Олексича, что сын ее бежал вслед за девушкой. Услышала, что он зовет ее: «Горислава! Горислава-а-а!» Но та не откликалась. Лишь эхо гремело под высокими сводами.

Вдруг зашумело что-то за окном. Мать выглянула. Смотрит: стоит на крыльце ее сын, подняв голову и протянув руки к небу. А оттуда несется жалобный крик:

– Прощай, Олексич! Проща-а-ай!..

Улетела лебедица. И разом стихло все. Пусто и глухо стало в тереме. Мать испугалась этой гнетущей тишины, потом спохватилась: ведь сын ее не видел, не увидел любимую матушку. Ведь он может убежать невесть куда.

Не помня себя, кинулась она из терема. Едва переступила порог, смотрит: стоит неподвижно, глядя в небо, бледный, измученный Олексич.

– Сыночек… – позвала мать, забыв, что держит в руках косы и холодные, как змея, ножницы. – Сыночек, я здесь… Я…

Обернулся Олексич, глянул на мать, на косы, излучавшие золотое сияние, и еще сильнее побледнел.

– Вы? – в отчаянии, не веря глазам своим, проговорил Олексич. – Вы обрезали Гориславе косы?

Она опустила голову и заплакала. Только сейчас поняла злой умысел старой колдуньи, поняла, что она, мать, принесла сыну непоправимое горе.

Испуганно глядела она то на сына, то на косы, не зная, куда их девать, как оправдаться перед сыном.

Молча смотрел на мать Олексич. Потом, будто вспомнив что-то, выхватил из рук матери косы, кинулся бежать и пропал в густых зарослях леса…

Затаив дыхание, широко раскрыв глаза, Черная слушала Всеволода.

– А что, – спросила она наконец, – разве в тех косах была волшебная сила? И она провела его через заколдованный сад и цветы на горе?

– Нет, – ответил Всеволод. – И входы и выходы с горы были теперь Олексичу ведомы: Горислава научила его, как обходить заколдованное место. Он еще надеялся спасти ее. Он знал от самой Гориславы, что косы имеют волшебную силу: они превращают лебедь в девицу. Долго искал, хотел вернуть их несчастной лебедице. Да, видно, не нашел. А может быть, и встретил, но не могла уж лебедица прирастить отрезанные косы. А может, и не распознал ее Олексич средь сотен встречных лебедей… Вот что приключилось с молодцем,

– вздохнул Всеволод. – Пошел он куда глаза глядят, и след его затерялся. Сколько ни ждали, сколько ни искали его родители – все напрасно.

Забыл Олексич и родню и землю свою любимую – все забыл. Помрачился его разум. Что ни ночь снилась ему. белая лебедь: прилетит, сядет у изголовья, ласкается и плачет горючими слезами. А проснется Олексич, нет никого. Только птичьи следы вокруг, да иной раз носится пух лебединый…