Джеймс Барри - Питер Пэн в Кенсингтонском Саду Страница 2

И вот мы снова почти что у ворот. Остались лишь две достопримечательности: собачье кладбище и гнездо зяблика.

О собачьем кладбище мы вам расскажем как-нибудь в другой раз. А история гнездышка очень грустная. Мы с Дэвидом как-то раз обшаривали заросли кустарника в поисках его мячика. Мячика мы не нашли, зато обнаружили чудесное гнездышко из шерсти. Там лежало четыре яичка. Яички были сплошь испещрены трещинками, очень похожими на каракули Дэвида. Мы каждый день навещали наше гнездышко, соблюдая все правила маскировки, чтобы нас не выследили жестокие мальчишки. Мы приносили с собой крошки от кекса, и скоро мама-зяблик признала в нас друзей. Но однажды мы увидели, что в гнезде осталось всего два яичка, а в другой раз там не оказалось ни одного! Мама-зяблик поглядывала на нас столь укоризненно, что у нас не оставалось сомнений: в случившемся она винит только нас! Дэвид попытался ей все объяснить... Но времена, когда он знал птичий язык, давным-давно прошли, и я боюсь, что птичка его не поняла. В тот раз мы покинули Сад, утирая слезы.

Питер Пэн

С незапамятных времен живет на свете Питер Пэн, но дня рождения у него не было ни разу. Дело в том,что он покинул мир людей, когда ему стукнуло всего семь дней. Он сбежал через окно третьего этажа и улетел обратно в Кенсингтонский Сад.

Если ты считаешь Питера просто несносным ребенком,сбежавшим из дома ради шалости, значит, ты напрочь забыл дни своего младенчества. Дэвид, например, поначалу тоже был абсолютно уверен, что ему и в голову не приходило сбегать из дома, когда он только что родился. Но стоило ему покрепче сжать виски ладошками, как он явственно вспомнил свое самое первое детское желание - вернуться на верхушку дерева. А затем припомнил, как, лежа в колыбели, вынашивал план бегства, ожидая лишь того момента, когда мамочка наконец закроет за собой дверь. Более того, он припомнил, как мамочка поймала его однажды в тот момент, когда он почти улетал через каминную трубу. Каждый ребенок может вспомнить что-нибудь подобное, стоит только покрепче сжать голову руками. Ведь все младенцы без исключения знают, что они были птицами, прежде чем превратились в людей. Не веришь? Приглядись к первому встречному грудничку - это же абсолютно дикое существо, неистово ревущее днем и ночью от зуда в плечах - там, где у него раньше были крылья.

Итак, Питер Пэн вылез через окно. Он стоял на подоконнике и смотрел на деревья вдалеке. И как только он сообразил, что видит кромку Кенсингтонского Сада, то сразу же забыл, во что он теперь превратился - в какое беспомощное человеческое существо в ночной рубашонке. Это просто вылетело у него из головы. И он, беспечно оттолкнувшись от подоконника, полетел к Кенсингтонско- му Саду, огибая дома, кроны вязов и шпили.

Конечно, Питер поступил несколько легкомысленно, взлетев без крыльев, но место на плечах, где они прежде были, так зудело, что он ни на секунду не усомнился в своей летучести... Кто знает, может, любой из нас мог бы взлететь, будь он уверен в этой возможности так, как в ней был уверен в тот вечер Питер.

Он легко приземлился на клумбу где-то между Детским замком и Серпантином, повалился на спину и взбрыкнул ногами. Воспитанные мальчики так себя не ведут, но Питер и думать забыл о том, что он теперь мальчик. Он всерьез полагал, что по-прежнему остается птицей.

Однако он быстро догадался, что попал в Сад во Время Закрытия, потому что вокруг было безлюдно, но очень... фейно.

Феи были заняты своими делами и не обращали на Питера никакого внимания. Одни шли к сумеречной дойке, другие спешили по воду. Вид ведерка с водой вызвал у Питера такую жажду, что он стремглав полетел к Круглому Пруду. Он лихо спикировал и засунул клюв в воду. Конечно, Питер заблуждался, никакой это был не клюв, а самый обыкновенный нос, поэтому туда попало совсем немного воды, да и та, вопреки ожиданиям, не освежила. Тогда Питер сообразил, что надо искупаться в луже, и плюх- нулся в ближайшую, подняв сноп брызг. Любая настоящая птица после купания расправляет крылья и досуха вытряхивает перышки. К сожалению, Питер не мог припомнить, как же это делается.

Единственное, что он надумал в результате довольно мрачных размышлений, - не испытывать больше судьбу, и отправился спать в Детскую Аллею, на раскидистый бук.

Поначалу ему показалось, что спать сидя на суку - глупо и неудобно, но он исхитрился и кое-как пристроился в развилке веток...

Проснулся Питер от собственной дрожи и пробурчал: "Не при- помню такой холодной ночки в Кенсингтонском Саду".

Действительно, раньше Питеру не приходилось так мерзнуть, ночуя на деревьях. Потому что птицы тепло укутаны своими перышками. Но одно дело быть птицей, а другое - стать маленьким мальчиком в тонкой ночной сорочке. Вдобавок ко всему Питер ощущал какое-то странное неудобство, будто голова у него была набита опилками. Он услышал ужасный звук, заставивший его вздрогнуть и с испугом оглядеться. Однако он никого не увидел, потому что этот звук исходил от него самого и был его собственным чихом. Питер очень разволновался, когда понял, что ему хочется сделать что-то очень важное и нужное. Но - вот беда! - он не знал, ЧТО ИМЕННО. На самом деле было нужно, чтобы мама как следует высморкала ему нос. К сожалению, спасительная мысль о МАМЕ даже не пришла Питеру в голову! Поэтому он решил спросить совета у фей. Уж они-то всегда знают, что делать.

Как раз неподалеку две из них в обнимку прогуливались по Детской Аллее. Питер с надеждой бросился к ним. Спору нет, у фей с птицами отношения непростые, но они всегда готовы вежливо ответить на вопрос, заданный в корректной форме. Поэтому Питер страшно разозлился, когда парочка пустилась наутек, едва его приметила.

Представительный эльф развалился на садовой скамейке, почи- тывая газету,забытую в Саду кем-то из людей.Но... услышав голос Питера, он в смятении скомкал газету, а сам нырнул в бутон тюльпана.

К своему изумлению, Питер обнаружил, что все феи пренебрегают знакомством с ним, а некоторые (например, эльф- молочник) пренебрегают до такой степени, что прячутся в перевернутых молочных флягах. Там и сям метались стайки фей, выясняющих, чего же именно нужно бояться. Огни были погашены, ставни закрыты, засовы на дверях задвинуты, а от Дворца Королевы Меб доносилась барабанная дробь. Это значило, что доблестная Королевская гвардия приведена в полную боевую готовность.

По Главной Аллее выступил полк улан, вооруженных листьями остролиста.

Питер слышал, как маленький народец перекликается в кустах: "Тревога! Человек в Саду после Закрытия!", но он и на минуту не мог предположить, что был тем самым человеком.

Он чувствовал себя все более несчастным и набитым опилками и просто сгорал от нетерпения узнать, что же он хочет сделать со своим носом. Как, скажите мне, он мог отстать от фей, если так и не получил ответа на жизненно важный вопрос? Робкие создания чурались его, и даже доблестные уланы Ее Величества, когда Питер наконец настиг их у Горки, поспешно свернули в боковую аллею, притворившись, что именно там напали на след неприятеля.

Разочаровавшись в феях,Питер решил посоветоваться с птицами, но вдруг припомнил, что во время его ночевки на буке целые стаи снимались с веток и уносились прочь. Тогда он не придал этому значения, но теперь ужасная догадка осенила его: все живое его сторонится!

Бедный Питер Пэн! Он сел и залился горючими слезами. Но и теперь он ничуть не сомневался в том, что он птица. К счастью, не сомневался, ибо стоит усомниться в способности летать, как она пропадает НАВСЕГДА! Птицы могут летать лишь потому,что они, в отличие от людей, абсолютно уверены в своей летучести. А иметь веру в себя - это практически то же, что иметь крылья... Добраться до острова посреди Серпантина можно только на крыльях. Лодкам людей запрещено причаливать у его берегов, вокруг острова из воды торчат коряги, и на каждой день и ночь сидит по птице-дозорному. Конечно же, именно на остров, к старому ворону Соломону, полетел Питер Пэн по своему странному делу. Была глубокая ночь, все птицы, включая дозорных, давным-давно спали. Не спал один старый Соломон. Он внимательно выслушал историю злоключений Питера, а потом выложил ему ужасную правду. Соломон признался, что Питер... увы, не птица.

- Посмотри на свою пижаму, если ты мне не веришь, - хмуро заметил Соломон.

Питер подозрительно оглядел свою рубаху, а потом взглянул на спящих птиц. Ни одна из них не была одета подобным образом.

- Сколько когтей на твоих лапах? - с легким злорадством поинтересовался Соломон.

И Питер обнаружил, к своему ужасу, что вместо пары прекрасных лап с крепкими удобными коготками у него какие-то жалкие ручонки с возмутительно розовыми пальчиками.

- Распуши-ка свои перья, - язвительно посоветовал Соломон.

Питер попытался это сделать, но - увы - для того, чтобы распушиться, ему не хватало перьев. Тогда он, всхлипнув, поднялся и, впервые с тех пор, как стоял на подоконнике, вспомнил одну милую леди, которая была к нему так добра.