Михаил Пляцковский - Дневник кузнечика Кузи Страница 2

— Ни капли не боюсь. Я их даже никогда не видел.

— Вот и прекрасно! Сейчас увидите!..

Так я попал еще в одну историю — и мы отправились на поиски вредной Окулярии. По дороге нам никто, совершенно никто не встретился. Было тихо. Казалось, что эти… как их… джунгли опустели.

Вдруг Колибри приложила лапку к своему клюву и произнесла:

— Тс-с-с-с-с…

А это на всех языках мира означает: «Тише-е-е-е-е…»

Потом Колибри показала разноцветным крылышком на высокое корявое дерево и шепнула:

— Видите дупло?

— Ну, вижу, — отвечаю. — Из него еще чей-то хвостик торчит.

— Это и есть Окулярия. Я сейчас спрячусь, а вы гоните ее оттуда!

«Хорошенькое дело — гоните! А как? Нужно сначала на разведку сходить», — решил я и стал подкрадываться к дуплу. Заглянул осторожненько: ничего не видно. Только очки блестят в темноте.

Что же делать? Как прогнать эту вредину и самому невредимым остаться?

Думал я, думал — и придумал.

Отыскал неподалеку обыкновенную лужу, обмакнул в нее пучок травинок — вместо кисточки — и принялся за работу.

Мне повезло. Окулярия крепко спала и ничегошеньки не слыхала. Теперь осталось подождать, пока грязь на очках засохнет.

Колибри спряталась среди густых веток: наблюдает за мной, а понять мою затею никак не может.

Вдруг большое корявое дерево затряслось, закачалось — из дупла показалась змеиная голова, похожая на букву «Ф».

— Ч-ч-что случччилось? — прошипела Окулярия. — Ничччего не вижу!

— Зато я тебя вижу! И никого обижать больше не позволю! — громко сказал я, набравшись храбрости.

— Знаешь ли ты, несчасссстный, что говоришшшь?

— Я тебя не боюсь. Убирайся отсюда!

— За такие слова ты поплатишшшшься жжжизззнью! Задушшшу! Униччччтожжжжу! — возмутилась Окулярия и стала сползать на землю. Тут я не на шутку испугался. Никогда бы не подумал, что она может оказаться такой длинной и страшной. Но делать было нечего — и я продолжал атаку.

Окулярия не видела меня и ползла на мой голос. А я уводил змею все дальше и дальше от ее логова, пока не заметил старый заброшенный колодец. Я заглянул внутрь: колодец был такой глубокий, что у меня закружилась голова. Это было то, что нужно.

— Эй, Окулярия! Ты слышишь? Сейчас я с тобой разделаюсь! — снова крикнул я.

Змея сжалась, как пружина, и со свистом бросилась в мою сторону. Этого-то мне и нужно было. Я, конечно, тут же отскочил от своей змееловки, а Окулярия со всего размаха плюхнулась вниз. Из колодца ей теперь ни за что не выбраться! Перехитрил я все-таки эту злюку!

Подлетела Колибри и чмокнула меня в темечко.

— Ура! Мы спасены! — запищала она. — Нет больше в джунглях этой ужасной Окулярии!

И все звери и птицы услыхали тонкий голосок Колибри. Прибежали обезьяны и пантеры, притопали зебры и антилопы. И сразу стало в джунглях шумно и весело.

— Вот кто прогнал Окулярию! — прощебетала Колибри, указывая крылышком на меня. — Его зовут Кузя. Он — кузнечик.

— Тррребуй любую нагррраду! — рявкнул тигренок Полосатик.

— Хочу домой, — сказал я. — А больше мне ничего не надо.

— Может, ты с нами останешься? — спросила Колибри. — Разве у нас плохо?

— У вас хорошо. Даже замечательно. Но дома, на родине, всегда лучше!

— А где находится твой дом? — поинтересовался Полосатик.

— На Васильковом лугу, возле станции «Одуванчики».

— У меня есть геогр-р-рафическая кар-р-рта! — неожиданно вспомнил попугай Эйты.

— Где же она? — раздался дружный хор голосов.

— Сейчас пр-р-ринесу!

Когда попугай Эйты принес в клюве карту, мы разложили ее на траве и стали все вместе искать станцию «Одуванчики». На карте было столько разных названий, что просто глаза разбегались. Наконец тигренок Полосатик торжественно объявил:

— Порррядок! Вот она, твоя станция…

И он показал лапой на крохотную точку, возле которой красовалось такое дорогое моему сердцу слово — Одуванчики.

— Погодите, погодите! — оживился молчавший до этой поры слоненок Лус. — В этом же направлении завтра отбывает мой двоюродный брат Бимба.

— На самолете? — спросил тигренок Полосатик.

— Что ты! В двери самолета он только голову просунуть может. А все остальное не проходит. Поэтому Бимба только на кораблях путешествует…

А попугай Эйты гордо пояснил мне:

— Бимба работает в цирке. Он — всемирно известный артист.

— Нужно попросить Бимбу, чтобы он захватил с собой нашего доброго спасителя Кузю! — забеспокоилась Колибри.

— Я сегодня же с ним переговорю, — сказал слоненок Лус. — Думаю, что брат согласится. Он у нас покладистый.

А дальше было так, как предполагал слоненок. Его брат оказался очень симпатичным слоном и с удовольствием пригласил меня в свою каюту, честно предупредив при этом, что немного храпит по ночам. Но это не имело никакого значения. Главное, я возвращаюсь домой!

Утром пришли на пристань, чтобы проститься со мной, тигренок Полосатик, слоненок Лус, а еще — пять носорогов и три льва. Честное слово!

И конечно, прилетела птичка Колибри вместе с попугаем Эйты.

Я им сказал:

— До свидания, друзья!

И они мне сказали:

— До свидания, Кузя! Пиши нам письма!

Я крикнул, что обязательно напишу. Но мои слова заглушила пароходная труба:

— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у!!!

Корма стала быстро-быстро удаляться от берега. Я еще видел моих друзей, но они меня уже различить не могли, хотя я на цыпочки вставал и вовсю шевелил усами. Вот когда я в первый раз пожалел, что вырос таким маленьким!

Приключение № 4

Мы плыли по Слонтлантическому океану. За стеклами иллюминаторов (это окошки такие круглые!) плескались волны. Слон Бимба угощал меня печеньем и лимонадом и заводил на магнитофоне веселую песенку с такими словами:

От улыбки станет всем теплей —И слону и даже маленькой улитке.Так пускай повсюду на земле,Будто лампочки, включаются улыбки!

Нам обоим эта песенка нравилась, потому что в ней и про слона, и про кузнечика сказано.

После завтрака мы с Бимбой обычно играли к «крестики-нолики», а перед ужином — в шашки.

Все шло хорошо. Но однажды… Даже сейчас, когда я пишу эти строки, у меня дрожат коленки при одном воспоминании о том, что случилось тогда.

Я вышел на верхнюю палубу подышать свежим морским воздухом. Потом долго искал свою каюту. Вернее, нашу со слоном Бимбой каюту. И почему-то попал на камбуз.

Камбузом на пароходе кухня называется. И повар на камбузе не повар, а кок. На нашем камбузе коком был шимпанзе Замри. Его так назвали потому, что он обожал с детства игру «замри-отомри».

Так вот. Зашел я на камбуз. И хотел прыгнуть на стул. Но не рассчитал немного и попал прямо в торт, который на столе стоял. Но это бы еще полбеды. Хуже было то, что я сделанную из крема розу сломал. Красивую такую красную розу. Над нею кок Замри, наверно, полдня колдовал, не меньше. Что тут началось!

— Это ты мой торт испортил? — возмутился шимпанзе Замри. И давай за мной гоняться. Бежит и кричит на всю палубу: — Я старался, старался, а ты вон как! Мокрого места от тебя не оставлю!

Он за мной, я — от него.

Я от него, он — за мной.

Вот уже кок этот в белом своем колпаке совсем близко.

Еще одна секундочка — и… И тут я нахально так ему кричу:

— Замри!

Шимпанзе и замер по привычке. Остановился как вкопанный. А я тем временем за угол юркнул. Заметил маленькую щелочку под дверью и шмыгнул в нее. Опомнился Замри, но уже поздно было. Когда он мимо двери промчался как угорелый, я перевел дух и услыхал какие-то непонятные звуки:

— Ту-ту, ту-ту-ту! ту-ту, ту-ту-ту!

Оказывается, я в радиорубку заскочил. Сидит себе дятел-радист в наушниках и что- то выстукивает на телеграфном аппарате:

— Точка-тире, точка, точка-тире, две точки, два тире, точка…

Вот так: .—..—..———...——..—..—....————.—.—..——....——...

А они, эти точки и тире, по антенне поднимаются и улетают куда-то. И захотелось мне верхом на каком-нибудь тире прокатиться. Но такое только в сказках возможно!

А тем временем, слышу, шимпанзе Замри уже к радисту в дверь стучится. Вот-вот ворвется.

От страха я до самого потолка подпрыгнул. Что-что, а прыгать я умею!

На мое счастье, под потолком у дятла на ниточке воздушный шарик висел. Для красоты, наверно. Веселый такой желтый шарик.

Заскочил Замри в каюту радиста так стремительно, что от сквозняка шарик сорвался с гвоздя и вылетел в открытое круглое окошко. И не один вылетел, а вместе со мной, поскольку я за ниточку крепко-крепко уцепился.