Таинственный сад. Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт Страница 2

в стену. В доме царила полнейшая тишина. Такого ещё никогда не бывало. Не слышно было ни голосов, ни шагов, и Мэри подумала: может, холера уже кончилась и всё опять хорошо. Интересно, кто теперь, когда айя умерла, будет за ней ходить, размышляла она. К ней приставят новую айю, и, может, она расскажет ей новые сказки – старые Мэри давно надоели. Она не горевала о своей няне. Она вообще ни к кому не была привязана и никого не жалела. Шум, беготня и плач об умерших её напугали, и ещё она сердилась, что о ней забыли, хотя она-то была жива. Всех охватил такой ужас, что никто и не вспомнил о девочке: ведь её никто не любил. Холера, верно, заставила людей забыть обо всём, кроме самих себя. Но если холера кончилась и все выздоровели, теперь кто-нибудь, конечно, вспомнит про Мэри и придёт за ней.

Однако никто не приходил. Мэри лежала и ждала, а в доме становилось всё тише. Вдруг что-то прошуршало по циновке – Мэри глянула и увидала маленькую змейку, которая скользила мимо, следя за ней изумрудными глазами. Девочка не испугалась – змейка не причинит ей вреда, она и сама спешит поскорее спрятаться. Змейка вильнула и бесшумно скрылась под дверью.

«Странно, какая кругом тишина, – подумала Мэри. – Будто в доме нет никого, кроме меня и змейки».

В ту же минуту она услышала шаги во дворе, а потом на веранде. Шаги были мужские; тихо переговариваясь, мужчины вошли в дом. Никто их не встретил, никто не окликнул; Мэри услышала, что они открывают двери и заглядывают в комнаты.

– Какая пустота! – сказал кто-то. – И эта женщина, такая красивая! И девочка, верно, тоже. Я слышал, у неё была девочка, хотя её никто и не видел.

Спустя несколько минут дверь детской отворилась. Мэри стояла посреди комнаты, некрасивая и насупленная. Она сердилась: она была голодна, а ей ничего не несли. Первым в комнату вошёл высокий офицер – когда-то она видела, как он беседовал с её отцом. Он выглядел усталым и озабоченным; увидав её, он так удивился, что чуть не отпрянул в сторону.

– Барни! – закричал он. – Тут ребёнок! Совершенно один! В таком-то гиблом месте! Господи, спаси и помилуй! Кто же это?

– Я Мэри Леннокс, – произнесла девочка, выпрямляясь. Ей не понравилось, что офицер назвал её дом «гиблым местом». – Я заснула, когда разразилась холера, и только сейчас проснулась. Почему ко мне никто не идёт?

– Это та самая девочка, которую никто никогда не видел! – воскликнул офицер, обернувшись к своим товарищам. – Её здесь просто забыли!

– Как это меня забыли?! – закричала Мэри, топнув ногой. – Почему никто не идёт?

Молодой человек по имени Барни грустно взглянул на неё. Мэри даже показалось, что он сморгнул слёзы с глаз.

– Бедняжка! – сказал он. – Потому что никого не осталось в живых.

Так Мэри узнала – это было до того странно и неожиданно, – что у неё нет больше ни отца, ни матери, что в ту ночь они умерли и их унесли и что оставшиеся в живых слуги в ужасе бежали из дому, даже не вспомнив о «маленькой госпоже». Вот почему в доме царила такая тишина. В нём и правда не было никого, кроме неё и маленькой быстрой змейки.

Глава 2

«Мистрис Мэри»

Мэри привыкла смотреть на мать издалека и любоваться её красотой, но она её почти не знала, так что, когда матери не стало, конечно, не могла тосковать по ней. Она и не тосковала – как всегда, она была занята исключительно собой. Будь она постарше, её, несомненно, испугало бы то обстоятельство, что она осталась теперь совсем одна на белом свете, но она была ещё мала, за ней всегда кто-то ухаживал, и она полагала, что так вечно и будет. Беспокоилась она только о том, к хорошим ли людям теперь попадёт, будут ли они к ней так же добры и уступчивы, как её айя и другие слуги-туземцы.

Она знала, что её не оставят в доме английского священника, куда её устроили поначалу. Да она и не хотела там оставаться. Священник был беден, а в доме у него росло пятеро детей; дурно одетые погодки, они вечно ссорились и отнимали друг у друга игрушки. Мэри невзлюбила их дом, где вечно царил беспорядок, и так всем грубила, что дня через два никто уже не хотел с ней играть. И дня не прошло, как они дали ей прозвище, которое привело её в ярость.

Придумал его Бэзил. Это был небольшой мальчишка с дерзкими голубыми глазами и вздёрнутым носом; Мэри его ненавидела. Она играла одна в тени под деревом, совсем как в тот день, когда разразилась холера. Она насыпала кучками землю, как будто это клумбы, а между ними дорожки, как вдруг явился Бэзил, встал неподалёку и стал смотреть, что она делает, а потом заинтересовался и предложил:

– А ты не хочешь насыпать кучку камней – тогда у тебя получилась бы горка? Вот здесь, в серёдке.

И он наклонился, чтобы показать.

– Уходи! – закричала Мэри. – Мне мальчишки не нужны! Убирайся!

Бэзил было рассердился, а потом принялся дразнить её. Он вечно дразнил сестёр. Он заплясал вокруг Мэри, корча рожи, смеясь и напевая:

          Мистрис Мэри, злючка Мэри,

Что ты растишь в своём саду?

Серебряные бубенчики,

Ноготки и лебеду.

Он пел и пел эту песенку, пока его не услышали остальные и не присоединились к нему; чем больше Мэри сердилась, тем больше они её дразнили; и пока она жила у них, они так и звали её и в лицо, и за глаза: «мистрис Мэри, злючка Мэри».

– Тебя отправят домой, – объявил ей Бэзил. – В конце недели. И прекрасно! Мы этому очень рады!

– И я тоже рада, – отвечала Мэри. – А куда это домой?

– Она не знает, что такое «домой»! – закричал семилетний Бэзил, с презрением глядя на неё. – В Англию, конечно. Там наша бабушка живёт. Нашу сестру Мейбл посылали к ней в прошлом году погостить. Только ты едешь не к бабушке. У тебя нет бабушки! Ты едешь к своему дяде. Его зовут Арчибальд Крейвен.

– Не знаю такого, – отрезала Мэри.

– Ну конечно не знаешь, – согласился Бэзил. – Ты ничего не знаешь. Девчонки вообще никогда ничего не знают. Я слышал, как папа говорил о нём с мамой. Он живёт в деревне, в большом обветшалом старинном доме, с ним никто не знается.