Ханиф Курейши - Будда из пригорода Страница 20

- Большое спасибо, - сказала Джамила.

Домой мы привели её уже в полночь. Она стояла на пороге, опустив голову. Я спросил, готово ли у неё решение.

- О да, - сказала она, и пошла вверх по лестнице, туда, где её родители, её мучители, лежали без сна в разных комнатах, один стараясь умереть, а другой наверняка желая смерти. Счетчик в прихожей, регулирующий расход электроэнергии, громко тикал. Мы с Хелен смотрели в лицо Джамилы, тонувшее в полумраке, и пытались угадать, что же она собирается сделать. Потом она отвернулась, погрузилась во тьму и пошла наверх, спать.

Хелен сказала, что Джамила выйдет за парня. Я сказал - нет, не выйдет. Да разве угадаешь.

Мы с Хелен забрались в Анерли-Парк, улеглись на спины в траву около качелей, и, глядя в небо, начали раздеваться. Это был славный трах, но слишком торопливый, потому что Волосатая Спина уже начал беспокоиться. Наверное, мы оба в это время думали о Чарли.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Человек, прилетевший в Англию и шествующий навстречу нашим любопытным взорам и теплому зимнему пальто, которое я держал в руках, не был писателем Флобером, хотя у него были флоберовские сизые усы, двойной подбородок и не слишком много волос. Не-Флобер был ниже меня ростом, примерно с принцессу Джиту. Но, в отличие от нее, - а точные контуры её тела было трудно распознать под просторной рубахой длиною до икр и мешковатыми шелковыми штанами, собранными у щиколотки на резинку, - впереди себя Чангиз нес живот, обтянутый бордовым растянутым вязаным свитером. Волосы, дарованные ему Господом, были редкие, сухие и стояли дыбом, как будто он каждое утро зачесывал их вперед. Здоровой рукой он волок тележку с двумя расползающимися по швам чемоданами, которые не разваливались только благодаря тонкой бечевке и обтрепанному поясу от халата.

Заметив свое имя на куске картона у меня в руке, Не-Флобер попросту отпустил тележку, оставил её посреди густой аэропортовской толпы и зашагал прямиком к Джите и своей будущей жене Джамиле.

Хелен согласилась помочь нам в этот памятный день, и нам с ней пришлось спасать тележку, переть её к машине и заталкивать чангизовский хлам в багажник большого "ровера". Хелен не притронулась к чемоданам из страха, что оттуда вылетит кусачий москит и заразит её малярией. Не-Флобер стоял рядом, не садясь в машину, и царственно кивал в знак одобрения, пока не убедился, что я запер, наконец, капот, дабы вооруженные бандиты и грабители не покусились на его ценный багаж.

- Может, он привык к слугам, - громко сказал я Хелен, придерживая для него дверцу, пока он втискивался на сиденье рядом с Джитой и Джамилой. Мы с Хелен сели впереди. Это была моя месть: машина принадлежала отцу Хелен, Волосатой Спине. Знай он, что четверо "индюков" угнездили свои черные задницы на мягких кожаных сиденьях, а водителем у них не кто иной как его собственная дочь, недавно трахнутая одним из них, то-то он порадовался бы.

Свадьба была назначена на следующий день, после чего Чангиз и Джамила пару ночей проведут в гостинице "Риц", и там состоится небольшая вечеринка в честь прибытия Чангиза в Англию.

Анвар нервно выглядывал из витрины "Райских кущ", когда "ровер" завернул на улицу и остановился напротив библиотеки. Анвар даже приоделся по такому случаю: сменил костюм ранних пятидесятых на костюм поздних пятидесятых, подколотый и подогнутый где только можно, потому что хозяин его сильно исхудал. Нос и скулы торчали, а сам он был бледнее Хелен, настолько бледен, что теперь ни у кого не повернулся бы язык назвать его черножопым или черным ублюдком. Он ослаб и с трудом передвигал ноги. Ходил так, будто к его ногам привязано по мешку сахара. И когда Чангиз заключил его в объятия посреди улицы, мне показалось, что я слышу хруст костей. Потом он дважды пожал Чангизу руку и ущипнул за щеки. Эти усилия его утомили.

Анвар проявлял бурный восторг в связи с приездом Чангиза. Может, это оттого что у него никогда не было сына; а может, он просто праздновал победу над своими женщинами. Несмотря на масштаб причиненного им самому себе телесного ущерба, я давненько не видел его в таком отличном настроении и таким возбужденно-говорливым. Обычно он обходился самым минимумом слов, но в эти дни, когда я приходил помочь в магазине, он неизбежно отводил меня в сторонку - заманивая самосами, щербетом и возможностью побездельничать и без умолку тараторил. Я был уверен, что он уводил меня от Джиты и Джамилы в кладовку, где мы сидели на деревянных ящиках, как сачкующие грузчики, только потому, что стыдился, или по крайней мере стеснялся своей нечестной победы. Принцесса Джита и Джамила, напротив, пребывали в похоронном настроении, не давая Анвару ни малейшего шанса получить удовольствие от собственного тиранства. Так что ему, говнюку несчастному, не оставалось ничего лучшего, чем праздновать эту победу со мной. Неужели они никогда не оценят плодов его мудрости?

- Теперь, когда в доме появился ещё один мужчина, все изменится, ликовал он. - Магазин требует ремонта. Мне нужен парнишка, который сможет залезть на стремянку! И привозить коробки от оптовиков. Теперь можно оставлять магазин на Чангиза и Джамилу. А я получу, наконец, возможность сводить эту женщину, - он имел в виду свою жену, - куда-нибудь, где красиво.

- А где, по-вашему, красиво, дядя Анвар? В опере? Я слышал, там сейчас идет хорошая постановка "Риголетто".

- В индийский ресторан, там хозяином сейчас один мой друг.

- А ещё где красиво?

- В зоопарке, черт подери! Да где угодно, куда захочет, туда и свожу! - Анвар впал в сентиментальность, как это часто бывает с бесчувственными людьми. - Она всю свою жизнь вкалывала. И заслужила небольшую передышку. Она нам всем столько любви отдала. Столько любви! Если бы эти женщины могли меня понять! Но они обязательно поймут, теперь, когда он здесь. Теперь-то они убедятся в моей правоте, верно?

Еще в этой комнате секретов я узнал, что Анвар ждет-не дождется внуков. Он считал, что Джамила немедленно забеременеет, и скоро по всему дому будут топотать маленькие Анварчики. Анвар возьмет на себя культурное развитие детей, станет водить их в школу и мечеть, пока Чангиз будет заниматься ремонтом магазина, перетаскивать коробки и делать очередного ребенка моей подруге Джамиле. Во время этих разговоров Джамила открывала дверь кладовки и смотрела на меня своими черными глазищами так, будто я сидел в обнимку с Эйхманном40.

Наверху, в жилой части дома, Джита и Джамила приготовили вкуснейший, благоухающий праздничный стол - кима, и алу, и все остальное, а также рис, чапати и нан. Из напитков были представлены "тизер", крем-сода, пиво и ласси, все это стояло на белой скатерти, рядом с каждым прибором лежали маленькие бумажные салфетки. Глядя на чистую, выскобленную комнату с видом на шоссе, ведущее к Лондону, невозможно было догадаться, что всего несколько недель назад её хозяин пытался умереть здесь от голода.

Сначала это был просто ад кромешный, все смущались и не знали, как себя вести. В полной тишине дядя Анвар, - прямо Оскар Уайльд, елки-палки, предпринял три попытки начать беседу, и все три с стреском провалились. Я внимательно изучал потертый ковер. Даже Хелен, при всей её благожелательности и любопытстве, Хелен, которая была мастером приветливой и непринужденной беседы, ничего не смогла из себя выжать кроме дважды повторенного "ням-ням, вкусно", после чего уставилась в окно.

Чангиз и Джамила сидели раздельно, и хотя я изо всех сил пытался засечь, как они смотрят друг на друга, могу голову дать на отсечение, что будущие супруги не обменялись ни единым взглядом, даже исподтишка. Что Чангиз будет делать со своей женой, когда наконец решится взглянуть на нее? Мода на обтягивающие майки до пупа и мини-юбки прошла. Джамила носила нечто мешкообразное: длинные юбки, штуки три, одна поверх другой, и длинную, выцветшую зеленую мужскую рубаху, под которой едва проступали маленькие грудки без лифчика, чтобы, не дай бог, кто не заинтересовался. Но носу у неё были очки в грубой оправе, а на ногах - жесткие коричневые бутсы "Доктор Мартенс", как будто она собралась на прогулку в холмы. Изобретя этот наряд, она вздохнула с облегчением: наконец-то нашлась одежда, которую можно носить каждый божий день, как китайские крестьяне, и не ломать голову, что надеть. Эта простая идея, такая типичная для Джамилы, чуждой миру материальному, другим казалась эксцентричной, а меня смешила. Единственный, кому она не казалась эксцентричной, потому что он этого просто не замечал, был её отец. Он почти не знал Джамилу. Если его спрашивали, за кого она голосовала, что любит в жизни, как зовут её подруг, он не мог ответить. Словно по каким-то причинам считал, что интересоваться Джамилой - ниже его достоинства. Он её в упор не видел. Знал только, что эта женщина, которая приходилась ему дочерью, обязана поступить так-то и так-то.

Наконец явились четверо родственников Анвара с выпивкой, угощением и подарками - постельное белье и кастрюли. Один из них подарил Джамиле парик; Чангизу досталась гирлянда из листьев сандалового дерева. Вскоре все зашумели и оживились.