Алоис Ирасек - Старинные Чешские Сказания Страница 22

Ясно видел его в ту минуту строитель, видел оконченным, смело вознесшимся ввысь; его стрельчатые линии образовывали большую звезду с восемью лучами, а в ней – две малые; видел он свод уже расписанным живописью и золотом, видел весь сверкающий украшениями собор в сиянии солнечного дня. Вот входит король, за ним придворные, народ; все смотрят вверх, на величественный свод, дивятся и изумляются…

Когда он очнулся от своих мечтаний и подумал о том, что всего этого может не быть и, наверно, не будет, что свод обрушится, в душе его закипело возмущение.

Уходя, он поклялся, что постройку все же доведет до конца, что свод закончит, должен закончить, а если не сам, так, пожалуй, хоть с помощью дьявола!.. Так и сталось. Вызвал строитель дьявола и продал ему свою душу, а тот взамен обещал достроить Карлов собор. И достроил. Того, что каждый день все ожидали, не случилось: свод не обрушился. Закреплено было последнее перекрытие, а весь невиданно огромный свод стоял невредим. Оставалось лишь снять леса, чтобы предстало перед всеми великолепное произведение зодчества.

Но никто из рабочих не хотел убирать леса. Каждый боялся, что свод обрушится, как только их тронут. Тщетно уговаривал молодой строитель своих людей, тщетно сулил им награду. Хотел сам это выполнить, но старшие товарищи и друзья не подпустили его к лесам.

– Тогда я их подожгу, – решил он, послушавшись голоса дьявола.

Густые толпы людей стояли вокруг новой постройки, с нетерпением ожидая, что будет, и толковали, что свод наверняка рухнет, когда молодой мастер подожжет леса. Вот все увидели, как, с лицом, изменившимся от волнения, вышел он из собора. И лишь только он переступил порог, как словно гром загремел. Сильный грохот, точно весь собор рушился, потряс воздух. Перепуганные люди в смятении разбежались, крича, что свод рухнул.

Никто в ту минуту не вспомнил о строителе. Ошеломленный оглушительным грохотом, стоял он мертвенно бледный, словно лишившись памяти, глядя в отчаянии на храм, из окон которого валили клубы дыма.

«Дьявол обманул меня! – мелькнуло у него в голове. – Вот она, кара господня!»

И, не ожидая конца, не желая видеть гибель своего творения, бросился он бежать, словно его преследовали.

Клубы дыма рассеялись, растаяли, и когда через некоторое время люди опять отважились подойти к храму, вскрикнули они снова, но на этот раз от изумления. Доски и бревна беспорядочной грудой лежали на земле, а над ними, в просторах храма, раскинулся удивительный, невиданный свод. Всем был виден он, освещенный полуденным солнцем, прочный, не заслоненный лесами, устремленный ввысь, во всем совершенстве своих стрельчатых линий. И все изумлялись и радовались, глядя на него.

Тут вспомнили о молодом зодчем. Звали его, искали, пока наконец не нашли мертвым в его комнате. В отчаянии лишил он себя жизни.

А между тем исполнилось все, о чем он мечтал в ту ночь, когда прибежал, терзаемый сомнениями, к недостроенному собору. Собор был окончен, стены его расписаны и разукрашены. Король, придворные, каждый, кто впервые входил в него, обращали прежде всего взоры свои к могучему своду, так смело вознесшемуся над священным пространством, и все вспоминали несчастного молодого мастера, заплатившего жизнью за осуществление своей мечты.

На Градчанах, в замке чешских королей, поднималась, по воле Карла, новая великолепная постройка – собор святого Вита; за рекой же, на просторной возвышенности, рос на глазах Новый город. А между этими двумя славными памятниками любви к искусству и милому его сердцу городу начал Карл строить третий великий памятник – Каменный мост.

Этот мост пережил века. Он знал и времена славы и времена унижения нашего народа. С тех пор как был он построен, многое изменилось в Чехии и продолжало меняться; не раз споры и междоусобия разделяли людей одной крови, одного языка. Лишь мост оставался всеми неизменно любим на протяжении многих веков; устоял он среди всех бурь, даже годы унижения и упадка выдержал он, твердый и сильный, памятник лучших времен и славы, которая его породила и являлась всегда утехой и ободрением для слабых духом. Рассказывают, что из всех мостов Карлов мост самый прочный, ибо при его постройке известь замешивали на яйцах. На шестнадцать его могучих пролетов и на столько же опор, на всю эту громаду камней и кирпича потребовалось их многое множество.

В Праге достаточно яиц не нашлось; в окрестностях их тоже не хватило, поэтому приказал Карл IV всем городам чешского королевства прислать в Прагу определенное количество коп[31] яиц на постройку моста. Присылали их отовсюду. Подъезжал воз за возом, яйца сгружали и тут же разбивали и бросали в известь. Привезли и из Вельвар воз яиц. С охотой и радостью посылали их жители и думали, что угодят королю. Когда разбили каменщики первое яйцо из вельварского воза, не поверили они глазам своим. Но когда четвертое, пятое, а затем целую копу яиц раскололи, принялись смеяться. Смеялись каменщики, архитекторы, все рабочие и вся Прага. Повсюду рассказывали, как вельварские жители прислали на постройку моста целый воз крутых яиц.

Когда Каменный мост был построен, не было на нем ни одной скульптуры. Лишь деревянный крест был установлен на том выступе, где ныне стоит металлический, позолоченный. На том месте, говорят, совершались в стародавние времена казни, и приговоренный к смерти творил у того креста последнюю свою молитву.

На пролете, что связывает мостовую башню с монастырем ордена Святого креста, можно видеть, со стороны реки, вытесанную на камне бородатую голову. Это Бородач. Говорят, что изображает он первого строителя моста, который приказал высечь на одной из его каменных опор свое изображение на вечную память потомкам.

Идя по Каменному мосту к королевскому замку, взгляни на длинную зубчатую стену, тянущуюся по левой стороне Петржина. Белеет она сквозь буйную зелень деревьев на вершине холма и оттуда спускается по крутым склонам вниз, к бывшим Уездским воротам. Та стена – дело рук «семьи» Карла IV.

Настала однажды великая дороговизна. Бедный люд умирал от голода, ибо не было работы, не было заработка. В те тяжелые времена собралось в Праге более двух тысяч бедняков. Они выбрали время, когда шествовал король Карл из церкви, предстали перед ним и с плачем просили, чтобы он их обеспечил работой, говоря, что рады бы работать без денег, только за хлеб, что есть они будут мало, лишь бы не помереть с голоду. Тронутый их бедностью, король велел им собраться завтра на том самом месте и в то же время. Бедняки собрались. Король приказал своим людям отвести их на холм Петржин, а сам, поехав туда на коне, распорядился, чтобы одни камень ломали, а другие клали фундамент и ставили стену от Влтавы через Петржин прямо к Страговскому монастырю.

Рабочие денег не получали, но хлеба и разной еды им давали вдоволь, и были они обуты и одеты. Когда о том прослышали другие голодающие, толпами стали они сбегаться туда, чтобы поработать на постройке стены. Карл часто приезжал к ним на Петржин и сам оделял их едой, говоря, что этот трудовой люд – его семья. Тысячи людей благословляли Карла и молились за него утром и вечером.

Из того камня, который они возили, обтесывали и укладывали, вырастал для них хлеб. Поэтому-то назвали они ту стену «хлебной», а также «голодной», ибо отогнала она от них голод и нужду.

А зубчатой эта стена называется потому, что благодаря ей голодающим не пришлось «положить зубы на полку».

Жил в то время в Праге богатый горожанин, по имени Ян Ротлев. На Иловой горе купил он себе заброшенный рудник, будучи убежден, что там еще довольно золота и что он наверняка до него докопается. Нанял он много рудокопов и принялся рыть неутомимо и настойчиво, не пугаясь никаких затрат. Денег уходило много, а золото все не показывалось.

Через щебень и булыжник вела штольня, и нигде не сверкнула даже крупица золота, нигде не засветилась золотая жила. Много денег потратил на этот рудник Ротлев. Не осталось у него ни гроша, и начал он делать долги, лишь бы работа не стояла. Знакомые и друзья предупреждали его, отговаривали – пусть, мол, лучше все бросит, все равно золота не найдет, а лишится последнего имущества. Но Ротлев был убежден, что золото он в конце концов обнаружит. Он упорно не обращал внимания на советы друзей и постепенно продавал свое имущество, покрывая расходы на работы в руднике. Так он лишился всего, и ему уже нечем стало платить рудокопам. Уныние и отчаяние овладело Ротлевым. Не потому, что пропало все его имущество, а потому, что нельзя было продолжать работу. Он твердил, что будь у него возможность, уж он бы непременно докопался до золота.

Все глядели на него с усмешкой, и никто ему больше не верил. Лишь жена не сомневалась в его словах и от души жалела своего мужа. Но помочь ему ничем не могла. Все свои драгоценности и украшения она уже отдала ему. Лишь дорогую золототканную вуаль сохранила она из всего богатства, как воспоминание о молодых годах. Эта вуаль была особенно дорога ей потому, что она получила ее в подарок от мужа, когда была еще его невестой. Но и с вуалью решила она расстаться. Взял ее Ротлев и поспешил с ней к купцу, а оттуда с вырученными деньгами побежал на Иловую гору, чтобы распорядиться продолжать работу.