Елена Чудинова - Лилея Страница 24

— Ты мне объясни, касатка, первым делом, кому тут и на что сдался твой братец? — воротилась Катя.

— Ошибкою украли, с племянником перепутали.

— А, с Филипповым-то сынком! Враги кровные, ясное дело! — Катя сидела на полу, как, впрочем, и Нелли с Парашею, ибо в жилище Мадлон имелся только один тяжелый табурет в углу. От этого сиденья ли на полу, от того ли, что вновь было их три, Нелли показалось, что детские времена воротились.

— Не кровные, Катька, не кровные, но враги. Хуже кровных по-своему. Отчего сразу не убили, загадка. Думала было, что со свекром-батюшкой хотят на чем-то торговаться, да нет, убили господина де Роскофа. Всю голову я поломала, Катька! Покуда вить не пойму, зачем им мальчик, не пойму и другого — где он.

— Вот оно как… Погоди! По вашему мне до завтра болтать, — Катя, обернувшись к хозяйке, разразилась быстрою тирадой на каком-то глуховатом и гортанном наречии, чем-то напомнившем Нелли язык утукков. Неужто это теперь и есть ее родное? Ох, Катька, Катька! И сын у ней главней мужа выходит, и еще, поди, незнамо что.

— Хорошо, угадать тебе, допустим, надобно. — Катя уже обменялась меж тем с Мадлон несколькими непонятными скороговорками. — Только не непременно ж сидеть сложа руки, еще вить и ноги у человека есть кроме головы.

— Ну и что ж мне с пустой головой ногами делать? — ехидно осведомилась Нелли.

— Идти, — усмехнулась Катя. — Мадлон, вишь, дело говорит. Надобно идти к тому, кто твоих врагов лучше знает, чем ты. Авось он и подскажет.

— Да только кто ж таков человек? — спросила Нелли, понимая, впрочем, что кого-то ввиду наверное имели.

— Беги из кровавого города, златовласое дитя, — Мадлон опустилась на колени, и крепко обхватив ладонями голову Елены, заглянула ей в глаза. Черные ее очи были моложе грубоватого лица, но немолоды были морщинистые веки. Взгляд цыганки втягивал, словно опасная речная воронка. — Беги к бурым скалам, там хорошо на ветру. Беги в край жестокий, но не злой. Беги туда, где совы кричат днем. Там есть человек, его зовут Белый Лис. И мужики и дворяне подчиняются ему, а синие его ненавидят. Еще бы, он видит их на три аршина под землей. Если кто и может подсказать тебе, зачем ребенка украли вместо того, чтоб убить, так это он.

— К бурым скалам? Куда же это, по какой дороге? — спросила Нелли тихо.

— Пробирайтесь на Лизьё, только пешком, с лошадьми опасней, — цыганка, выпустив Нелли, поднялась. — Не доходя вас встретит человек, Кандилехо будет знать место. Цыганам мало дела, кто сидит на троне, только чинить нам зло себе дороже. Тот человек проведет вас к Белому Лису.

— Может статься, с лошадьми и опасней, — с горечью заметила Нелли. — Только вить, Парашка, Катька, нам их и взять не на что! Бумаги мои остались у злодеев. Даже кошелек отняли тюремщики. Доберемся, куда денемся, лето, но трудно будет.

— Э, не так все худо! Немного денег по дороге найдем, — Катя тряхнула кудрями. — Мадлон, ты б ей погадала, хоть на гуще кофейной, мне не с руки подруге гадать. А надо бы знать между тем про мальчонку, да какие беды грозят.

— Даже не проси! — убежденно воскликнула старая цыганка. — Другой раз бы погадала ей, да только сейчас никак нельзя. Есть сила, что даже подступаться-то к ней запрещает. И против этой силы идти — вовсе надо не голову на плечах иметь, а пивной котел.

Приятно было б и самой знать, что тебя защищает, подумалось Елене. Кто-то говорит «не умру, но убью», должно быть о том и речь. Ну да, о чем же еще? Но чья сие сила?

— Вот неладная, кого в старом башмаке несет? — Мадлон озабоченно поднялась: в дверной молоток стучал по дереву словно огромный дятел.

Подруги переглянулись, перебрасывая друг дружке досадную мысль, что чаще всего так стучат не гости.

— Тетка Мадлон, а, тетка Мадлон!!

Голос, к немалому облегчению всех, был невзрослый, девичий, хотя и по-уличному грубый.

— Иветта, ты что ли, глупая девчонка? — громко отозвалась Мадлон, даже не выходя в переднюю. — Чего молотишь, как черти горох? Не могу я тебе открыть, гости у меня.

— А солдат не позовет? — шепотом спросила Нелли. — Дети здесь доносят.

— Я часто не отпираю, — ответила Мадлон так же тихо. — Богатых женщин я пользую от бесплодия и других хворей. Кому охота, чтоб увидали? Все знают.

— Ой, тетка Мадлон, до болезней ли теперь?! — Юный голос захлебывался от возбуждения. — Такое случилось на улице Кордельеров, такое!! Просто страшная беда!! Такое горе, такое! Я уж полквартала обежала, надобно все бросать да скорей туда, нето все пропустим! Ужас, беда, кошмар!

— Да говори ты толком!

— Я и говорю, беда! Друга Народа убили! Насмерть! Ножом!! Вот злодеяние-то, а?! Тетка Мадлон, недосуг, либо ты идешь, либо уж я дальше бегу!

— Кто ж этот молодец, поймали его? — Мадлон вышла-таки в прихожую, судя по стуку, отворила верхнюю половину двери. Голос стал еще громче. Нелли, Параша и Катя прислушивались, затаивши дыхание.

— Не молодец, не молодец, девушка! Ее и не ловили, она не убегала даже! Девушка из бывших! Вот злодейка, а? В белом платьи! Вошла к Другу Народа, как он ванну принимал, очень уж лишаем мучился, бедняжка! Попросилась пустить, будто по делу, а сама пырь ножиком, да прямо в грудь! И так, Пьеро наш сказывал, чисто стукнула, что бедняжка только успел с перепугу служанку на помощь позвать, ну прачку, с которой жил! Та вбежала с табуреткою в руках, а уж он, защитник наш, лежит мертвый весь в кровавой воде!

Елена затрепетала, раздираемая восхищением и скорбью. Какая-то девушка, верно похожая на Диану дю Казотт, своими руками воротила в ад самое кошмарное из его порождений, Марата, еще более кровожадного, чем Робеспьер! Что же с нею будет теперь? Даже не пыталась бежать, принесла себя в жертву! Господи, не оставь ее теперь!

Выпалив последнюю тираду, невидимая девчонка, не прощаясь, припустила прочь, о чем сообщил стук грубых башмаков.

Мадлон, с сумрачным лицом, воротилась в комнату.

— Слышали, красавицы мои? Худо дело, надобно вам спешить.

— Ай, молодец девица! — не удержалась Катя. — Не соскучишься с вами, с голубой кровью! Верно тож вроде тебя, от дождевого червяка либо клопа — хлоп в обморок, а понадобиться негодяя прирезать, об один удар управитесь! Ну, чисто! А кто сей таков был, а, что служанку против девушки на помощь звал?

— После расскажу про всех людоедов здешних, по дороге. Мадлон, отчего ты говоришь, что спешить придется?

— А то, нет? Могут и заставы перекрыть. Хорошо, коли девица-то парижанка, а коли приехала откуда, так по той дороге лучше не пробираться! Ну да ладно, вам на Нормандию течь, уж слишком должно не подфартить, коли она прямиком из тех краев! Хотела я хлеба вам выменять в путь, да уж теперь не стоит и некогда. Денег Кандилехо в дороге достанет, только они и не надобны покуда, в харчевни заходить даже не вздумайте! Сыру кусок дам, высох он, как подметка, ну да ладно, отломила чуток и в рот, есть не садитесь, спите только когда уж ноги дальше не несут!

— Нам не хотелось бы лишать тебя последних крох, в Париже голодно! — Нелли смутилась, не имея чем отдариться либо заплатить. — Я уж говорила, что теперь лето, в деревне оно милосерднее, чем в городе! Щавелю погрызем по дороге, ягод каких…

— Полно вздор молоть, далеко на ягодах не убежишь! — Мадлон уж заворачивала в тряпицу изрядный кусок, с треть круга. — Даже темноты ждать незачем, теперь на улицах толпы да сумятица, но так будет недолго. Сил бы набраться после сна-то неподвижного, да ладно уж, дело молодое. Кандилехо, вот сыр, вот фляжка с водой да вином, собирайтесь в путь, милые, я выведу к заставе.

У Елены кружилась голова, но она умолчала, чего уж, цыганка права.

Тяжелая дверь выпустила их наружу. Улицы под высокими, в два-три жилья черными крышами, гудели словно в праздник, гудели, словно улей пчел, через который с трудом находили себе путь беглянки.

— А хоронить Друга Народа станут ночью, при свете факелов!

— Ночью-то почему?

— Вроде Неподкупный придумал! Чтоб врагам жутче было!

— А похоронят на каком кладбище?

— Не на кладбище! В саду специальный склеп выстроят! А сердце доктора послали вырезать…

— Кому сердце вырезали? Убийце? Этой, де Корде д’Армон? Живьем?

— Да нет, у Друга Народа доктор сейчас поехал сердце вырезать! Чтоб, значит, похоронить отдельно, в зале клуба!

— Ух ты, ну прям как прежде у королей!

— А что, чем мы хуже!

У Нелли гудело в ушах, лица толпы мелькали, словно в трубочке стеклянной игрушки калейдоскопа, мелькали фразы вообще без начала и конца. Подруги цеплялись за руки, казалось, толпа может разъять их словно обезумевшая под ливнем река. Как они тогда найдутся вновь? Даже вить жилища доброй Мадлон она не запомнила… Нелли одернула себя, нечего.

Множество синих мундиров сновали деловитыми иголками, простегивая праздную толпу.