Алоис Ирасек - Старинные Чешские Сказания Страница 27

Так и было сделано.

В день святого Мартина все пражане в полном вооружении пошли в Вышеград. Ян Жижка, сам в рыцарских доспехах, предводительствовал ими. И когда стояли пражане под знаменами на дворцовой площади, сверкая на солнце оружием и доспехами, а испуганный и встревоженный король поглядывал на них из окна, шепнули городские советники Жижке:

– Говори, брат!

И тот, выступив из рядов, встал перед королем и сказал:

– Милостивый король! Вот стоим мы здесь, твои подданные, каждый в доспехах и при оружии, ибо изволил ты нам повелеть прийти с ним к тебе. Вот оно здесь перед тобой, милостивый господин наш. Прикажи, что с ним делать. Пошли нас, куда хочешь, против любого врага, – всюду пойдем мы с радостью и будем мужественно, до последней капли крови, защищать твою милость и Чешское королевство.

Король, успокоившись, улыбнулся и ответил: – Ты, брат Ян, хорошо сказал. Прикажи людям, чтобы каждый вернулся в свой дом; я вам верю.

И возвратились все в походном строю к Новоградской ратуше и там разошлись. И оружие с доспехами пражане сохранили, и короля не прогневили. Так помогли мудрый совет и умная речь Яна Жижки. С той поры вырос он в глазах всех пражан.

А еще больше прославился Жижка после смерти короля Вацлава, последовавшей в 1419 году.

Пришли тогда тяжелые времена, ибо великое множество врагов ополчилось против чешского народа. Злейшим из всех был венгерский король Сигизмунд, брат короля Вацлава, открыто говоривший, что отдал бы всю Венгрию за то, чтобы в Чешской земле не осталось ни одного чеха.

И вот, когда гибель грозила всему Чешскому королевству и чешскому языку, встал на защиту своей родины прославленный чех, храбрый земан – одноглазый Ян Жижка из Троцнова, который потом писался «Чашник».

Поднялся он на врагов своего народа, на всех, кто был с ними заодно, на недругов магистра Яна Гуса и на тех, кто не принимал причастия под обоими видами. Созвал он к себе всех способных носить оружие, от мала до велика, и приказал им быть наготове. И, собрав людей, призвал их Жижка не унывать в час опасности, мужественно встать на защиту родины и забыть о том, что придется биться слабым против сильных, немногим – против многих, раздетым и разутым – против одетых.

В войске Жижки больше всего было крестьян, и с ними побеждал он закованных в броню рыцарей и хорошо обученных наемных солдат. Никогда не проиграл он ни одной битвы. Не только силой, которую умножала его страстная вера в победу, и не только своим воинским искусством побеждал он врагов, но и хитростью.

Так было в марте 1421 года, когда шел Жижка из Пльзена в недавно заложенный город Табор. Шел он со всеми своими людьми, которых было вместе с сестрами[41] и малолетними пращниками, не более четырехсот человек. Боевых повозок было с ним лишь двенадцать, коней – девять. Стали настигать Жижку рыцари, состоявшие на службе у венгерского короля. Надвигались они на него с двух сторон: одни от Писка, а пльзенские паны, которых вел великий магистр Страконицкий, – от Стракониц.

Когда Жижка миновал Штекень и шел краем, богатым широкими лугами и глубокими прудами, к Судомержице, настигли его враги и не дали ему возможности отступить и избежать неравного боя. Двигалось за Жижкой по пятам две тысячи одних всадников, все в непроницаемой, тяжелой броне. Страх и ужас наводили на всех эти «железные рыцари».

Но Жижка не пал духом. Со своим небольшим отрядом, вооруженным по большей части цепами, отступил он за пруд, называвшийся «Шкаредый», который был тогда спущен, выстроил здесь своих людей, а телеги поставил у самой плотины.

И тогда, говорят, приказал он женщинам своего отряда разложить на илистом дне пруда, на траве и в камышах свои платки, шали и покрывала.

Едва успели сделать это женщины, как показались отряды «железных рыцарей», и вскоре повсюду – по полям, лугам, по дну спущенного пруда – уже скакали тяжелые всадники. Оружие и доспехи их сверкали на солнце, над головами трепетали бесчисленные флажки.

На самый праздник благовещения, под вечер, в час молитвы, как рой шершней, слетелись со всех сторон «железные рыцари» к пруду, стремясь добраться скорее к несложному укреплению, состоявшему из плотины и нескольких повозок.

С дикими торжествующими криками неслись они вперед. Думали рыцари, что если даже рукой не шевельнут они, мечом не ударят, копьем не взмахнут, а лишь конями начнут топтать тот жалкий сброд, все равно разнесут его на части конскими копытами.

Но подъехать прямо к плотине на конях они не смогли. Спешились «железные рыцари», и большая часть их двинулась через пруд. С трудом брели они по вязкому дну, скользили, спотыкались и, приближаясь к плотине, начали падать. Шпорами рыцари запутывались в покрывалах, платках и шалях, и чем поспешнее пытались враги Жижки освободиться из этих сетей, тем сильнее запутывались, тем с большим трудом подымались и чаще падали. А сзади, тесня передних и сбивая их с ног, наступали всё новые и новые ряды. Строй рассыпался, смешался, началось смятение, и тут-то ударили «братья» на рыцарей. Били и молотили они их цепами так сильно, что чешуя на панцырях хрустела и шлемы трещали.

Началась страшная свалка. Ужас, охвативший «железных рыцарей», достиг предела, когда увидали они небывалое диво: хоть было еще рано, но солнце закатилось так стремительно, словно его бросили за гору, и мгновенно настала такая густая тьма, что не видно было, кто кого бьет. В темноте «железные рыцари» начали колоть и рубить друг друга и наконец обратились в бегство. В беспорядке, с великим позором, понеся большие потери, спасались они, и многие в печали и злобе твердили:

– Что делать, если мое копье их не колет, меч не сечет, а мой самострел в них не стреляет!

Всю ночь провел Жижка на поле битвы, а на рассвете двинулся дальше и без затруднений добрался до Табора. Там его встретили с торжеством и великими почестями.

Так у Судомержи защитил себя Жижка от многочисленной вражеской конницы женскими шалями и платками.

А в другой раз надумал он изготовить против конницы трехгранные железные острые шипы и приказал их разбросать по земле. Когда устремились враги на воинов Жижки, острые колючки вонзились в ноги коней; кони стали спотыкаться и вставать от резкой боли на дыбы, пугая этим всадников. Строй был сломан, боевой порядок был нарушен, и во вражеской кавалерии настало смятение.

Нередко Жижка обманывал своих противников тем, что, подковывая коней своего отряда, ставил подковы задом наперед, так, чтобы казалось, что следы идут в обратном направлении. Но больше всего прославился он и помог себе тем, что придумал делать из повозок укрепления для защиты своего крестьянского, по большей части пешего, войска.

Научил Жижка своих людей ставить боевые и хозяйственные повозки вплотную друг к другу, колесом к колесу, образуя мощное укрепление; сообразно тому, как многочисленен был неприятель, насколько велики его силы и где происходил бой, придавал Жижка тому укреплению разные знакомые крестьянам формы: мотыги, граблей, косы и других предметов сельского обихода. А когда приходилось ему трудно, приказывал он, если только стоял на горе, наполнить часть хозяйственных повозок камнями и вкатить их незаметно для врага в передние ряды своей конницы. И когда враг, стоящий под горой, шел в наступление, расступалась конница, по приказу Жижки, давая дорогу тяжелым, полным крупных камней повозкам. Повозки стремительно катились вниз, их колеса вертелись все быстрее, повозки тряслись, стучали, грохотали так сильно, что дрожала земля. Никто не мог их остановить – они мчались, как вихрь, и наконец настигали врага, налетали на него и врезывались в неприятельские ряды. Всё сокрушали, разбивали, валили, уничтожали они на своем пути, а когда опрокидывались, давили врагов своей тяжестью. И не успевал неприятель опомниться, как уже Жижка приказывал своим людям идти в наступление. Так было в битве у Малешова в 1424 году.

Ездил Жижка всегда на белом коне; был он в ту пору уже в летах, среднего роста, крепкий, плечистый, с круглым, широким лицом и повязкой на левом глазу; его темная бородка была коротко подстрижена. В бой надевал он броню, в руки брал гетманскую булаву[42]. В обыденной жизни носил Жижка круглую, мехом отороченную шапку, из-под которой волосы его падали на темный плащ без рукавов, наброшенный поверх сукни. На ногах носил он грубые сапоги.

Когда Жижка ехал куда-нибудь, окруженный своими подгетманами, перед ним всегда шагал священник, неся на двурогом шесте деревянную чашу. Священник тот был в церковном облачении, как и все священники Жижки, служившие обедню в ризах; не нравилось ему, что священники из Табора совершают обряд в мирской одежде и грубых сапогах. Поэтому-то, говорят, назвал он их «сапожниками», а те прозвали его священников «тряпичниками».