Борис Хотимский - Три горы над Славутичем Страница 27

— Живьем берите его! — приказал Кий гридням.

Вдогон уходившим в великом расстройстве древлянам пустили Усана с россичами, дозволив взять себе всю дань, сколько сумеет собрать. Россини дошли по Ужу до самого Корста, на скалы и валы не полезли, только запалили стрелами частокол и терем князя Горислава, после чего с богатой добычей воротились к становищу. Здесь Кий отпустил их обратно на Рось, а Усану к тому же подарил снятую с Млада золотую цепь и его каракового коня. Немалую долю собранной с древлян дани Полянский князь отправил на свой двор под сторожей россичей, которым так и так по пути к себе Гор не миновать. Доверял россичам, как своим. А отчего бы и не доверять тому, кто не терял доверия ни разу?

Вечером Кий угощал полоненного Млада взятым у древлян медом. Говорил весело:

— Приходи ко мне на Горы по-доброму, Полянского меду с тобой отведаем. Не хуже вашего наш мед. Приходи добром — не обижу, другом станешь.

Боярин угрюмо молчал, пил неохотно. Стыдно было. Под конец сказал:

— Казни меня, как пожелаешь, а только князю своему Гориславу не изменю. И нынешняя сеча — не последняя меж нами. Вы еще наших Долгих Валов не одолевали. И не одолеете!

— А на что нам ваши Долгие Валы? — Кий усмехнулся добродушно. — Мы и реками пройдем, как до сего дня и ныне проходили. Это вам наши Горы понадобились. Что ж, попробуйте, побывайте.

— Бывали уже, и не раз!

— Верно, бывали. Когда меня с дружиной не было. А теперь я есть, воротился, и дружины мои все при мне… Шли бы лучше добром под мой стяг. Как северяне и россичи. Я с ними данью честно делюсь, и добычу в походах честно делим. Так и передай князю своему Гори-славу. Уразумел? Ну, чего уставился, будто век меня не видел? Казни, что ли, ждал? Эх, боярин, боярин! Коли желал бы я твоей гибели, то в нынешнем бою и добил бы… Ты ни смерти, ни казни лютой не страшишься, вижу. И князю своему верен, ведаю. А за верность да за бесстрашие я никого не казню. Отпускаю тебя. Ступай. И перескажи Гориславу, что видел и слышал.

Млад поднялся — идти. И пошатнулся: захмелел от своего же меда древлянского. Кий велел уложить хмельного боярина в шатре особом и сторожить, чтобы не обидел никто. Утром накормить, дать челн с веслом или коня, пускай сам выберет. А то куда же идти хмельному на ночь глядя?

Наутро князю доложили: гордый боярин ночью сам себя зарезал.

Тем же утром свернули шатры, оставили сторожу на становище и двинулись далее. Князь был сумрачен, все мыслил о Младе. Свое прежнее решение — идти всей силой, не разделяясь, — переменил. Теперь разделились: Хорив пошел далее вверх по Припяти — на дреговичей, а Кий с Воиславом — к верховьям Днепра, где кривичи, чтобы оттуда свернуть на восход, на вятичей и радимичей.

Хорив дреговичей одолел и отнял всю дань, уже собранную перед тем ихним князем, как раз завершавшим свое полюдье. Кий же с Воиславом всю землю кривичей пройти не сумели, взяли дань с одних только кривичей-полочан, в лесах у радимичей увязли, а до вятичей и вовсе не добрались.

Кий разумел, что и кривичи, и радимичи, и вятичи, даже все вместе собранные, в открытой сече не устояли бы против дружин Полянских. Ибо не числом, а прежде всего умением одолевали недругов его дружины. Но в лесах да топях — развернись и покажи свое умение, попробуй! Там иное умение, там все иное…

Кони притомились, гребцы выдохлись, по ночам одолевали заморозки. Сыпанул и тут же растаял первый снег, сменившийся многодневным промозглым дождем. Нет, зимой, пожалуй, все же сподручнее ходить в полюдье, на санях. Зимой и лес просматривается глубже, ворожьих стрелков за деревьями приметить легче. Да по следам на снегу определить, где что и как…

Отбив обратно, проведав уцелевшие да поставив новые становища со сторожей, всего до полусотни, Кий повелел поворачивать на полдень и возвращаться к Горам.

— Не надо было разделяться, — ворчал Воислав, согнувшись в седле и зябко кутаясь в промокший под дождем плащ. На потемневших от воды усах и на кончике долгого носа его повисли холодные капли. — Всем вместе идти надо было. И россичей не отпускать, взять с собой. И северян позвать тоже.

Мокрые кони все теперь казались вороными. Взлетали из-под копыт то брызги воды, то комья грязи. Боярин, едучи рядом с князем, все ворчал да ворчал.

25

ОБРЫ

Подрумяненное предвечерним светом поле уходило от яра вверх, и окоем с туманно-сизой полосой дальнего леса казался небывало приблизившимся. Лес тот — будто войско великое — занимал правую сторону окоема, а левая оставалась свободной — там край поля упирался в еще не потемневшее небо.

Внезапно вдоль всего этого свободного левого края появилась новая полоса, будто вырос там в мгновение ока еще один дальний лес. Только не сплошной, а как бы прерывистый. И не туманно-сизый, а пыльно-пестрый. Трое россичей-дозорных, наблюдавших все сие из яра, затревожились, подозвали свистом коней. Теперь они следили за окоемом прямо с седел, не выскакивая, однако, из яра и по-прежнему оставаясь неприметными. Им уже видно было, что то не лес вдали, а всадники — невиданное множество! И все еще лазоревое небо над тем множеством коней и людей начало тускнеть от пыли, поднятой бессчетными тьмами копыт.

— То не гунны.

— И не ромеи.

— Откуда ромеи? Может, наши, анты?

— Нет, не анты.

— Неужто обры пришли?..

— Похоже на то…

Не теряя более часу, россичи погнали коней, не выскакивая из яра, по самому дну его, вдоль пересохшего ручья. Неровные склоны неслись навстречу и мимо, чернея разинутыми ртами звериных нор…

Получив — уже затемно — тревожное донесение от своих дозорных, У сан не стал мешкать, тут же, на ночь глядя, послал гонца на Горы, к Кию. Дружине же своей велел к утру изготовляться.

Солнце еще только поднималось над окоемом, когда воротился гонец и принес весть, что князь Полянский без промедления приведет свои дружины, а россичи пускай тем часом следят за продвижением обров и выбирают ноле для сечи с ними, но сами в сечу прежде прихода полян не ввязываются.

Кий разумел, что обры — не гультяи и не гунны, помнил предостережения Императора. Спору нет, под защитой ромейских крепостей на Истре обры были бы не так зело страшны. Но что бы стало тогда с оставшимися на Горах полянами, с прочими антами? Что толку теперь гадать да вспоминать, съеденного коня не оседлаешь!..

Свои бы крепости поставить по Днепру. Да по Десне и Припяти, по Роси, Ирненю, Тетереву, по Ужу даже — по всем рекам приднепровским. Как поставлены ромейские по Истру. Вместо каждого двора и каждого становища — крепость. Камня не хватит. Ну и что? А дуб и вяз — не хуже камня против стрел. Горят, правда… Давно желал и замыслил ставить город, не на Истре теперь — у себя на Горах. Хотя бы одну крепость пока — для начала…

Поздно! Час зря утерян. А ныне одна забота: обров отбить. Все силы — обров отбить. Обры! Страшная, неведомая сила! Они не ждут — близятся… Но коли отобьется Кий да жив останется, тогда уж непременно поставит город на своих Горах — и от степной и от лесной напасти.

И опять прежние думы овладевают князем Полянским. Кабы всем антам — под единым стягом, да разом со славинами, — ни обрам тогда, ни ромеям, никому не совладать! Не раз убеждался Кий: мыслит верно. Да от верной мысли до свершенного дела — не один переход…

Ко всем, ко всем разослал он гонцов в ту же ночь, когда получил недобрую весть от Усана. И что же? Один только Вовкобий привел своих северян.

Дулебский князь Мусокий отчего-то не вернул гонца — может, гунны в степи переняли да передали тем же обрам? Кий слыхал, будто все гунны и гультяи к обрам примкнуть торопятся.

Уличи с тиверцами переметнулись к славинам, вместе ходят теперь на ромеев. Ответили, что ежели и доберутся до них обры, то как-нибудь, на своих землях, с помощью славинов, отобьются. Отобьются ли?

Древлянский князь Горислав припомнил все прежние обиды и заявил, что до полян и прочих ему дела мало, лишь бы самого в покое оставили, не мешали самому ходить в полюдье и собирать себе всю дань со всей земли древлянской. И что ежели обры побьют Кия, то слава Дажбогу, ибо тогда не придется более полянам брать дань с древлянской земли. А Гориславу обры не страшны: к нему в леса и топи степняки отродясь не захаживали, не решались, и древлянских Долгих Валов да княжьего двора на Корсте над Ужом никто еще не одолевал и не одолеет. И еще — что к древлянам теперь примкнули дреговичи и радимичи, они ответят то же. Так и оказалось: от тех и других такой же ответ пришел.

Кривичи и вятичи вовсе отмолчались.

Поле, выбранное Усаном для сечи, Кий одобрил. И вода недалеко, и развернуться есть где: открытого места немало, и кустами поросшие яры под рукой, чтобы запасную силу притаить. А обры — дозоры донесли — уже подходят. Встречи не ждут, идут без строя, без опаски, надеясь на свою силу несметную.