Зинаида Миркина - Сказки Страница 3

Тогда заговорил четвертый заяц и сказал, что он не может, не может жить, если слышит, что кто-нибудь плачет.

- Мне не нужно волшебного города, если за стенами его плачут. Впустите волков, - попросил он Девочку.

- А если они опять примутся за старое и будут есть зайцев и ягнят?.

- Нет, нет, этого не может быть! Они же обещают!

- Ты, конечно, очень добрый,- сказала Девочка. - Но может быть, таким добрым быть не так уж трудно? Ты, конечно, не станешь вол;.;:.:, но ты и защитить никого не сумеешь. Посмотри на своего бедного брата, как он дрожит! Сперва бы ты сумел пожалеть его, а потом уж волков. Чтобы пожалеть волков, надо стать очень сильным, а ты слабый. Слабый и безответственный.

- Л что такое ответственный? - спросил маленький зайчонок. И Девочка сказала, что ответственный это тот, кто сумеет ответить и волкам, и зайцам так, кик будто он находится и в волчьей, и в заячьей шкуре одновременно.

- Разве это возможно? - спросил старый заяц.

Девочка ничего не сказала, только все увидели, что она надевает свою пуховую шубку. В городе было совсем тепло. Зачем это она одевалась?

И тут вдруг она вынула из кармана Белую Скрипочку, точно такую, как у Зайца-Скрипача, и сказала:

- Мои милые зайцы! Я ухожу. Я должна пойти к волкам и разделить с ними их холод и голод. Впустить в город их нельзя, потому что волки есть волки, но и одних их оставлять я тоже не могу. Оставайтесь в вашем волшебном городе и хорошенько его берегите до моего прихода, а я пойду к волкам и буду играть им на Белой скрипочке. Это все, что я могу и должна сделать.

И вот стена перед Девочкой разомкнулась, и она вышла наружу - к волкам.

Ух, какая вьюга тут была, какая тьма! И во тьме только поблескивали волчьи глаза.

- Идемте, - сказала Девочка волкам. - В город войти вы не можете, потому что слишком много зла вы сделали. При вашем приближении камни стены начнут кричать. Но я буду с вами, где бы вы ни были. Идемте.

Тогда вышел старый волк и сказал:

- Ты говоришь, что слишком много зла мы сделали. Но разве мы виноваты в этом? Мы - волки. Разве мы сами сделали себя волками? И разве мы можем быть другими?

Девочка ничего не ответила. Она только вынула скрипку и заиграла. А скрипка говорила: "Все хорошо. Все хорошо. Все очень, очень хорошо! Так хорошо!.. И старый лес это знает, и морозная пыль это знает, вся земная красота это знает, только волки еще этого не знают".

Волки слушали. Не так, как зайцы. Совсем по-другому. Но слушали, Они стали очень серьезными и неподвижными, так что их можно было спутать со старыми замерзшими деревьями, сквозь ветви которых начали поблескивать звезды.

Когда Девочка кончила, один волк отделился от стаи, подошел к ней и сказал:

- Ты говоришь, что все очень, очень хорошо, но как же это, если так холодно и мы голодаем?

- Мне тоже холодно, и я тоже голодна, - сказала Девочка. И больше ничего не сказала.

Однажды волки долго совещались о чем-то между собой, а потом попросили Девочку, чтобы она сыграла им на Белой скрипочке.

И Девочка сыграла. "Все хорошо, все очень, очень хорошо!" - пела Белая скрипка. - И деревья это знают, и звезды знают. И зайцы это знают. Только волки еще этого не знают."

Волки слушали. А потом сказали:

- Это неправда. Тебя можно заслушаться, но это неправда. Мы голодны. Ты не можешь накормить нас, а говоришь, что все хорошо. Ты нас обманываешь, и мы тебя съедим.

- Ну что ж, - сказала Девочка и низко-низко опустила голову, так что она стала похожа на склонившийся под снегом замерзший куст. - Конечно, если вы мне не поверили, вам ничего не остается, как съесть меня... Я готова.

- Мы голодны, а ты - обманщица, - повторили волки. - Все мы видим, что ты - обманщица.

Но вдруг из стаи выделился один волк, подошел к Девочке и заслонил ее собой.

- Нет, она не обманщица, - сказал он. - Все хорошо, все очень, очень хорошо, если мы можем сидеть рядом с ней и слушать ее. И я готов умереть с голоду, только бы она пела. Если я умру с голоду, но не трону ее ни одним зубом, все будет хорошо, все будет очень, очень хорошо. - И он подошел к Девочке и положил голову ей на колени,

-- Ну вот, ты уже не волк, ты - Друг, - сказала Девочка и заплакала от счастья. - Я ушла из города, чтобы хотя бы один волк стал Другом и смог бы войти в Волшебный город. Если бы не нашлось ни одного такого, волки бы съели меня, и Волшебный город отдалился бы от волков еще больше... А теперь... Глядите и слушайте!

И волки услышали звон, тонкий, далекий, а лотом все яснее, ближе, ближе... Звон и сияние приближались к ним, и вдруг прямо перед ними выросла белая стена. Стена раскрылась только, чтобы пропустить Девочку и Друга, и закрылась за ними. И потом город медленно начал отдаляться, так что превратился в далекое белое облако, плывущее по небу. И волки не знали, был ли он на самом деле, или не было его. Они остались совсем одни в пустом темном лесу. Совсем одни со всей своей волчьей тоской.

- Ах, почему мы не поверили ей, - завыли волки. - Почему, почему мы не поверили ей? Что же нам делать сейчас?

Но... Что это? То ли сосулька зацепилась за сосульку, то ли звездочка задела за обледенелую ветку дерева, только вдруг раздался тонкий звон. Звон рос, приближался и превращался в слова:

"Все хорошо, все очень, очень хорошо!

Никогда не поздно этому поверить."

БОГ ПОСЕТИЛ

Ее звали Марией. Она была молода и здорова и у нее было все, что нужно для счастья, хотя все время еще чего-то не хватало. Но теперь уже хватало. Теперь уже его было столько, что больше некуда. Сердце не выдержит. Теперь у нее был маленький сын, к которому невозможно было привыкнуть. И даже понять это было невозможно. У нее в доме появилось Чудо. Она держала Чудо на руках. Чудо болтало ножками и ручками и улыбалось ей.

Только вот рядом с Чудом поселился страх... Господи, Чудо было таким хрупким!.. Страшно отойти от него даже на минуту.

- Подожди, маленький, я сейчас вернусь. Кто-то позвонил в дверь. Сейчас открою и вернусь.

Перед дверью стоял человек. Странная фигура. Впрочем, фигуры почти и не было. Одно лицо. И даже не лицо, - одни глаза. И глазам этим что-то надо от нее. Что?

- Кто вы?

Глаза смотрят молча, наверно, целую минуту. Потом раздается голос:

- Нищий. Опять молчание.

- Я нищий. Я все отдал. У меня ничего нет.

- Так что же ты хочешь от меня? Чтобы я дала тебе что-нибудь?

- Нет, мне ничего не нужно. Я ничего не хочу отбирать у тебя. Но я сам уже все отдал. У тебя все есть потому, что я тебе все отдал. Ты не знала этого?

Она молчала.

- Неужели ты не знаешь, что для того, чтобы все было, надо, чтобы кто-то все отдал? Ты не знаешь этого? Она молчала.

- Мария, будь моей матерью.

- Матерью? Как я могу стать тебе матерью? Я тебя не родила. Ты мне не сын.

Она молчит. И он молчит. И она медленно закрывает дверь. Но все еще не может отойти от двери. Ей кажется, что глаза смотрят через дверь, через стены.

***

Ах, мой мальчик, ах, мой маленький! Только бы ты был у меня! Только бы с тобой ничего не случилось! Или - мне не надо этого мира. Мне ничего, никого не надо...

И она прижимает его к груди. Упрятать бы его там от всех напастей, от всех глаз... ото всего...

"Ты есть потому, что Он мне тебя дал?! Он мне тебя от-дал? Значит, ты не мой, а Его? Не мой?! Нет! Мой! Мой! Мой!"

Ей хотелось одного - как можно скорее забыть о Нищем. И, кажется, она стала забывать. Прошло уже полгода. Тогда была сырая осень, а сейчас весна., Сырая, холодная, но все же весна. И она опять подошла к кроватке ребенка и сказала: "Мой! Мой! Мой и больше ничей!"

Да, она и в это утро сказала это, когда ребенок не отозвался ей, не протянул ручонки, не улыбнулся. Случилось самое страшное. Страшнее для нее не могло бы быть, даже если бы мир рухнул. - Мальчик умер.

Казалось, и она умерла. Она превратилась в камень. И камень вздрогнул только, когда до него донеслись чьи-то слова: "Бог посетил".

- Я не хочу, не хочу, не хочу, чтобы Он посещал меня! - закричала Мария и забилась в рыданиях. И вдруг остановилась. И взглянула на дверь. Сквозь дверь. Сквозь мир. Что там? Ни-че-го. Полная нищета. Там - Нищий.

Она вздрогнула всем телом и прошептала: "Куда Ты дел моего мальчика?"

Ее самой уже почти не было. От нее осталось одно лицо. Одни глаза. И когда эти глаза взглядывали на людей, им становилось страшно. Люди вздрагивали и отодвигались и говорили утешительные слова:

- Мария, Мария, твой мальчик сейчас у Бога.

Но под ее взглядом им становилось стыдно. Они говорили то, чего не знали. Они говорили слова, которые ничего не весят. И она стала прятать свои глаза от людей. Она стала пытаться жить, как все. У нее был дом, был муж. И через два года у нее родился другой ребенок. Не заменивший того, первого, нет, не заменивший!

Да, она стала жить, как все, выполнять свои обязанности, вздыхать и слушать ничего не весившие слова. Она только не научилась и гово-рить. Она была очень молчалива. У нее было все, кроме Чуда. Ее глаза теперь знали, что чудес не бывает. Есть только сон о чуде, сон о счастье. Но ей уже отснился этот сон.