Владимир Пистоленко - Памятное лето Сережки Зотова Страница 32

Сергей слышал весь разговор. Он боялся, как бы Таня не подошла и не заговорила с ним, и лежал под одеялом не шевелясь, крепко зажмурив глаза.

Таня и Манефа Семеновна ушли.

Сергей еще немного полежал, затем решительно сбросил одеяло, спрыгнул с лежанки, торопливо оделся, еще раз умылся и заспешил к Павлу Ивановичу.

Учитель сидел за столом в своей горенке, завтракал. Сергей несмело шагнул через порог и остановился, перебирая в руках фуражку.

— А, приплыл, рыбак, чует кошка, чье мясо съела, — увидев ученика, добродушно сказал Павел Иванович. — Ну говори, зачем пожаловал?

К своему удивлению, ни на лице, ни в голосе учителя Сергей не обнаружил ни малейших признаков неприязни.

— Павел Иванович… я это… не на рыбалку шел…

— Как? — удивился учитель. — Ты же сам сказал.

— Ну… маленько спутался, — опустив глаза, объявил Сергей. — Я ночью рыбачил.

— Вот оно что!.. — протянул Павел Иванович. — Тогда дело совсем другое. А мне, откровенно сказать, даже обидно за тебя стало, — уже совсем по-дружески заговорил Павел Иванович. — Садись завтракать. Будь моим гостем. У меня есть молоко, хлеб… Садись.

— Спасибо, — ответил Сергей, — я уже завтракал.

— Ничего, молоко не помешает. Садись, садись, не стесняйся. Мы ведь с тобой будущие напарники, как боевой расчет противотанкового ружья. А у них знаешь какая дружба бывает, у бойцов? Последним куском делятся, пьют и едят из одного котелка.

Павел Иванович налил по стакану молока, разделил на две равные части лежавший на тарелке небольшой кусок хлеба:

— Бери хлеб. Правда, не так его много, но ничего, обойдемся. Подкрепимся немного и отправимся за снаряжением.

НАЧАЛО ПОЛОЖЕНО

Павел Иванович и Сергей застали Семибратову во дворе правления, когда она собиралась сесть в тарантас, чтоб уехать на поле.

— Пришли? — не скрывая удивления, спросила она.

— Пришли, — ответил Павел Иванович, — напишите, пожалуйста, направление в бригаду.

— Ничего не понимаю, — сказала Антонина Петровна, разводя руки в стороны.

— А что случилось? — встревожился Павел Иванович.

— Полчаса назад ко мне приходила Манефа Семеновна и наотрез отказалась пустить внука в поле. Говорит, что вчера и третьего дня он лежал больной. И что с неделю, пока он совсем не поправится, никуда его не отпустит. Я хотела послать к тебе, Зотов, врача, чтоб посмотрела да лекарства нужного выписала, а сейчас гляжу — ты с виду совсем молодец. А теперь, Сергей, скажи, кто же из вас виноват: Манефа Семеновна меня обманывает или ты обманул бабку насчет болезни?

Семибратова пристально смотрела на Сергея в ожидании ответа.

Щеки Сергея пылали со стыда.

— Ну, что же ты молчишь? — точно издали донесся до него голос Антонины Петровны.

И тут совсем неожиданно заговорил Павел Иванович:

— Мне кажется, произошло небольшое недоразумение, Антонина Петровна. Зотов действительно болел, но уже вчера днем ему было лучше, а сегодня он совсем здоров. Так ведь, Зотов?

У Сергея словно гора свалилась с плеч. Он облегченно вздохнул, молча кивнул головой в знак согласия и благодарно взглянул на Павла Ивановича.

— А может быть, все-таки сходил бы к врачу? — предложила Семибратова.

— Нет, не надо. Я совсем уже здоровый, — заверил Сергей.

Семибратова и Павел Иванович понимающе переглянулись.

— Ну, смотри. Значит, ты хочешь работать вместе с Павлом Ивановичем?

Сейчас Сергей рад был говорить и делать что угодно, лишь бы скорее прекратился этот неприятный разговор, и потому он решительно сказал:

— Мы насчет наряда пришли, в какую бригаду пошлете?

— В какую бригаду? Во вторую, где весь ваш класс. Не возражаете, Павел Иванович?

— Посылайте туда, куда считаете нужным. А если правду сказать, то нам действительно интереснее работать со своими. Верно, Зотов?

— Вот и хорошо, — поддержала Семибратова. — Вы когда же собираетесь выехать?

— Сегодня, — сказал Павел Иванович.

— Правильно, — согласилась Семибратова. — И давайте сделаем так: вы, Павел Иванович, садитесь со мной, я подвезу вас до кузницы, там примете лобогрейку, а ты, Сергей, беги на конюшню за лошадьми. Скажешь конюху, что для Павла Ивановича. Бери упряжь и тоже приезжай к кузнице. И можете двигаться.

— А как найти полевой стан бригады? — спросил Павел Иванович.

— Надо ехать на Цветную лощину. Сергей, ты, случайно, не знаешь туда дорогу?

Сергей наморщил лоб, задумался.

— Сначала по грейдеру, а потом свернуть влево за вторым колком.

— Правильно, — одобрительно кивнула головой Семибратова. — Дальше прямо, до самого стана. Ну, а на покосе бригадир растолкует все, что надо.

Когда Сергей ушел, Антонина Петровна посоветовала:

— Не уезжайте, Павел Иванович, не повидав бабку. А то она может такое наплести, что не скоро и распутаешь.

— Обязательно заедем. Я тоже так планировал, — согласился Павел Иванович, — да и собраться парнишке надо.

— И разговор их чтобы при вас был. А то характер у нее строгий, может прикрикнуть — и нет у вас напарника.

— Ничего, справимся, — садясь в тарантас, сказал Павел Иванович.

…Манефа Семеновна шла из правления колхоза, довольная своим разговором с ненавистной ей Семибратовой. Теперь опасаться за Сергея было нечего. Ну, пускай пришлют врача, а что он сделает? Ничего. Болит голова, и все. Внутрь не заберешься и не посмотришь, что там и как. Словом, теперь уже никто не помешает ей, Манефе Семеновне, определить Сергея в помощники к Никону. Только уберечь бы его от мирских соблазнов. И она убережет. Жизни не пожалеет, а убережет! Тогда будет свой печальник, заступник перед богом.

С такими мыслями вернулась Манефа Семеновна домой. Она была уверена, что Сергей еще спит. Но на лежанке его уже не было. Не было нигде и во дворе. Манефа Семеновна забеспокоилась. Где же он? Собиралась вынести к утреннему поезду картошку (еще с вечера был приготовлен полный чугун), но не пошла. Решила дождаться Сергея.

Время бежало, но Сергей не появлялся.

Увидев у ворот остановившуюся лобогрейку, а в ней учителя и Сергея, Манефа Семеновна поняла все и так сжала пальцы, что они даже захрустели. Нет! Такого она не ждала. Значит, ее провели, оставили в дураках! И виноват тут, конечно, мальчишка… Хорошо! Разговор еще будет… Но своего состояния Павлу Ивановичу старуха не выдала. Ради приличия она задала два-три вопроса, потом собрала Сергею все, что нужно было, и, провожая до ворот, строго наказала ему остерегаться простуды. Павлу Ивановичу в который раз напомнила, что отпускает Сергея не на все лето, а на недельку. Может, на две. Надо будет ехать в город.

Сергей был рад, что все складывалось так благополучно. Но когда выходили в сени, Манефа Семеновна выбрала удобную минутку, ткнула его в бок сухим кулаком и прошептала:

— Бога помни!

Сергей знал — разговор с Манефой Семеновной еще впереди.

…На полевой стан приехали во время обеденного перерыва. Лошадей тут же забрал конюх, сухонький старичок Петр Александрович Дьячков.

— Значит, маленько на степном солнышке поджариться решили? — весело прищурив добрые голубые глаза, спросил он.

— А чем мы хуже других? — отшутился Павел Иванович.

— Словом, в нашем полку прибыло, — довольно поглаживая рыжеватые с проседью усы, сказал Петр Александрович. — Обедайте, отдыхайте, — сказал он. — А как лошади поедят — запрягать.

Кашеварка, полная и улыбчивая тетя Груня, усадила новых косцов за стол и подала им обед.

Павел Иванович лапшу съел, а от кислого молока отказался. Сергей последовал примеру учителя.

— Вы кислого молока-то испейте, — посоветовала тетя Груня, — оно против жажды помогает. Без него водой опиться можно. Жарынь-то вон какая стоит. Сомлеть недолго на солнце.

За то короткое время, как приехали на стан, Павел Иванович успел уже не раз приложиться к ковшу с водой. Пил он усердно, но едва отрывал губы от ковша, снова начинала томить жажда. Он послушался совета кашеварки, глотнул кислого молока раз-другой и облегченно вздохнул. Та горячая сухость во рту, что заставляет тянуть руку к ковшу, сразу же пропала.

— А ведь вы, тетя Груня, правильный совет дали. Спасибо, поблагодарил Павел Иванович. — Ну-ка, давай, Сережа, хлебни.

…А над степью стоял нестерпимый зной.

На небе никакого признака облаков. Над головой только небо и небольшое неутомимое солнце. В этот знойный день оно и выглядит как-то по-другому, кажется необычайно маленьким и не красным, как это бывает на восходе, а желтоватым. И небо утратило свой обычный прозрачно-голубой цвет. Оно кажется мутно-белесым, как выцветший за лето ковыль.

После обеда Павел Иванович осмотрелся вокруг. Стан был расположен в низинке, недалеко от пруда. В тени, у одиноко стоявшей развесистой ветлы, две дощатые будки на колесах — место отдыха, ночлега и убежище для косцов в непогоду.