Владимир Пистоленко - Памятное лето Сережки Зотова Страница 36

— Но мы мужчины, силы не столько, сколько у них. Выдержим. Не подвели бы лошади. Смотри, Сережа, от тебя многое зависит. А теперь — спать. Спать!

ВЫЗОВ

Рабочий день на стане начался рано. Едва заалел восток и чуть потускнели звезды, конюх Петр Александрович Дьячков часто застучал молотком о рельс — сигнал к подъему.

И почти в то же мгновение стан ожил. В обеих будках послышался отрывочный разговор, кто-то кого-то будил у ближней копны.

Павел Иванович проснулся после первого же удара и по армейской привычке оделся почти мгновенно. Сегодня боль в ноге была сильнее, чем вчера.

Он подошел к сладко спавшему напарнику. Нужно будить. Сергей дышал глубоко и чуть заметно улыбался — значит, видел хороший сон.

«Надо!» — с сожалением решил Павел Иванович и положил руку на плечо мальчика.

— Зотов! — произнес он спокойным тоном, как вызывал в классе учащихся к доске.

Сергей широко раскрыл глаза и сразу же сел, продолжая по-прежнему улыбаться. Находясь еще под влиянием сна, он оглянулся вокруг, не понимая, где он и что с ним. Но как только увидел Павла Ивановича, все сразу же определилось.

— Вставать, да?

— Пора, Сережа, время запрягать, все уже собираются.

— Сейчас, Павел Иванович, — сказал Сергей. Он вскочил на ноги и начал поспешно одеваться.

— Наверное, еще добрал бы минуток шестьсот, — пошутил Павел Иванович. — Верно?

— Верно, — рассмеялся Сергей. — На зорьке здорово спится.

— Да еще добавь — на воздухе.

— Постель отнести в будку?

— Можно и в будку. Неси да ступай на пруд, умойся!

Хотя Сергей вернулся с пруда раньше других, но запрягать закончил одним из последних — Петр Александрович Дьячков заставлял по нескольку раз проделывать одну и ту же операцию, пока Сергей не выполнял ее быстро и точно.

Во время умывания Сергей окунулся в пруду, и у него появилось радостное и веселое настроение.

Взяв в руки вожжи и садясь на свое место, он даже засвистел какой-то веселый мотив.

Работа сразу же пошла на лад. Хотя лошади и держались ходкого шага, Павел Иванович сегодня справлялся гораздо лучше, чем в минувший день.

Подсменить Павла Ивановича Сергей решил обязательно до завтрака, чтобы ребята случайно не проведали о его вранье Ване Пырьеву. Он несколько раз уже совсем было собрался предложить Павлу Ивановичу пересесть на передний стульчик, но все оттягивал. Понимал — надо, а не решался, боялся, что, если сядет на скидку, она может завалить его. Вот кабы лошади немного шли потише, тогда бы смело можно было браться за вилы. Но ведь не станешь же просить Павла Ивановича, чтобы попридержал лошадей. Хотя и страшновато, но говорить надо, откладывать дальше некуда.

Когда после второго круга остановились для смазки, набравшись наконец смелости, Сергей обратился к учителю:

— Павел Иванович, может, вы малость погоняете, а я вместо вас буду сбрасывать?

Павел Иванович такого предложения не ждал:

— А справишься?

— Попробую. Дадите?

— Садись.

Павел Иванович рассказал, как нужно отгребать траву из-под крыльев, как сбрасывать ее, показал, как нужно действовать вилами, чтоб не угодили в крыло. Поменялись местами.

Павел Иванович хлестнул вожжами лошадей, и они тронулись.

«Пусть идут не спеша, — подумал он, — чтобы мальчишка немного освоился и сразу же не выбился из сил».

— Ну как? Трудно?

Сергею и в самом деле было нелегко, но он даже не заикнулся об этом.

Павел Иванович несколько раз предлагал Сергею снова поменяться местами, но тот отказывался и перешел на передний стульчик, когда обошли полный круг.

— А ты, Сергей, молодец, быстро приспособился. Сказать по совести, я даже удивился. Ведь ты впервые сбрасывал?

— Впервые, — довольный своей удачей, сияя, ответил Сергей.

— Очень устал?

— Малость есть, но не очень.

Не желая обидеть Сергея, Павел Иванович ни словом не обмолвился о том, что умышленно придержал лошадей.

Сергей покрикивал на лошадей вдруг появившимся баском, громко щелкал кнутом, посвистывал. Хотя он и устал с непривычки, но был весел и доволен собой. Он был почти уверен, что Павел Иванович расскажет на стане, что Сергей подменял его и справился с работой. Пусть узнают все ребята да позавидуют, а то вроде считают его каким-то неумехой, а он, если надо, все может сделать — никакой трудной работы не побоится и себя не пожалеет.

Испытав, каково работать на скидке, и думая о том, что Павлу Ивановичу тоже приходится там несладко, Сергей решил изредка давать ему передышку, он отпускал вожжи, и лошади сбавляли шаг. Иногда, заметив, что машина замедлила ход, Павел Иванович покрикивал:

— Гоняй, гоняй, что они плетутся, как сонные. Давай подстегивай.

Сергей подстегивал.

Вечером Павел Иванович и Сергей приехали на стан после всех.

Первой им повстречалась Таня. Она только что искупалась в пруду и с полотенцем в руках бежала на стан.

— Здравствуйте, Павел Иванович, здравствуй, Сережа! А я тоже здесь.

— Значит, сбежала из правления? — пошутил учитель.

— Не сбежала — отпросилась. Мне замену дали. А я теперь на конных граблях, — не переводя дыхания, выпалила Таня.

Пока Сергей распрягал лошадей, Таня поведала, что о нем очень скучает Шарик, бегает по селу, ищет. Вчера к Тане дважды прибегал. И сегодня утром тоже. Скулит.

— Ты почему не взял его с собой? — недовольным тоном спросила она.

Сергей пояснил, что обязательно взял бы, но, когда они с Павлом Ивановичем уезжали, Шарика почему-то не оказалось дома.

— Я сегодня совсем было увела его за собой, — сообщила Таня, — но он с полдороги вернулся. Вот какой. И ты обязательно возьми его.

— Как только попаду в поселок, может, в баню повезут или еще зачем, без Шарика сюда не вернусь. Я так и знал, что он будет скучать, — грустно ответил Сергей.

— Он так тебе предан…

— Я знаю.

…На длинном столе — два фонаря «летучая мышь». Тетя Груня собирала ужин.

У деревянной будки горел третий фонарь, подвешенный к крыше. Он освещал прибитый к стене лист бумаги. У листа столпились несколько косарей и о чем-то оживленно разговаривали или спорили.

«Видимо, Аня вывесила лист учета», — догадался Павел Иванович.

— Пойдем, Зотов, посмотрим, кажется, лист учета заполнили. Там должно и для нас местечко найтись.

Увидев Павла Ивановича, косари расступились, пропуская его вперед.

На листке крупным почерком были выведены фамилии всех работающих во второй бригаде. Против каждого черным карандашом была проставлена дневная норма, а красным — выработка за день.

Павел Иванович читал фамилию за фамилией и не мог удержаться, чтобы вслух не порадоваться за ребят:

— Хорошо! Молодцы! Огородникова — две нормы! Киреев — тоже две нормы. Ну и копнильщики! Пырьев на сенокосилке шесть гектаров! Больше нормы!

Павел Иванович прочитал весь список — у всех перевыполнение!

Только в конце листа, против двух фамилий — Павла Ивановича и Сергея — было отмечено отставание: четыре с половиной гектара вместо пяти.

Девушки, работавшие на второй лобогрейке, скосили тоже четыре с половиной… Но они начали работать после завтрака!

Хотя Павел Иванович и дочитал весь список до конца, но все еще молча смотрел на него. Вот оно, значит, как получилось! Думалось, все идет хорошо… Чего бы сейчас не дал Павел Иванович, чтобы и у него с Сергеем были записаны не четыре с половиной гектара, а пять. Хотя бы норма! Но что поделаешь?

— У-жи-нать! Иди-те ужи-нать! — донесся голос тети Груни. — Кондёр остынет!

Повторять приглашение не пришлось.

Во время ужина бригадир Лукьян Кондратьевич Семкин предупредил, что у него есть объявление, и попросил не расходиться. А когда чашки у всех опустели и начался оживленный разговор, Лукьян Кондратьевич постучал ложкой по алюминиевой чашке и, поднявшись со скамьи, сказал:

— Товарищи, минутку внимания! Сейчас Аня Селина проведет политинформацию.

Аня придвинула к себе фонарь, развернула газету и стала читать.

Читала она негромко, но если бы читала даже шепотом, то ее все равно слышали бы, потому что каждый, как только она произнесла слова: «от Советского Информбюро», забыв обо всем и затаив дыхание, старался не пропустить ни одного слова.

В сводке сообщалось, что вчера наши войска, продолжая наступление, преодолевая сильное сопротивление отступающего врага и отбивая его контратаки, продвинулись вперед и заняли ряд населенных пунктов. Что за истекшие сутки уничтожено семьдесят два танка противника, сбито в воздушных боях и зенитной артиллерией более ста вражеских самолетов. Противник потерял несколько тысяч убитыми и ранеными, двенадцать тысяч солдат и офицеров взято в плен. Наступление наших войск продолжается.

Едва Аня дочитала сводку, все громко захлопали.