Владимир Пистоленко - Памятное лето Сережки Зотова Страница 38

Он увидел ее такой, как рассказывал Павел Иванович: и платье такое же, в белый горошек, и светлые волосы, заплетенные в две небольшие косички. Только лицом девочка была похожа на Таню Ломову. Лежит она на улице, бледная-бледная, косы разметались в разные стороны, а над ней склонился Павел Иванович и его друзья-фронтовики. И все они стоят молчаливые, суровые, а по щекам Павла Ивановича текут слезы. А девочка, только это будто уже и не Таня Ломова, а именно Наташа Огородникова, вдруг поднялась, закрыла лицо руками и, всхлипнув, убежала.

Сергей знает, почему она плачет, — у нее убили фашисты отца, и Сергею жаль ее, как и белорусскую девочку, и себя тоже жаль, потому что и у него… И так он ненавидит фашистов, так ненавидит, что чувствует, как по телу проходит дрожь; и ему хочется только одного: чтобы советские бойцы, друзья Павла Ивановича, взяли его сейчас с собой…

Потом снилась черная лохматая собака. Такой вроде бы Сергей и не видел. Но голос у нее знакомый, старый, сиплый, как у Силыча.

Сергей хочет спрятаться от нее, а ноги ни с места.

Тут, откуда ни возьмись, Павел Иванович. Размахнулся своей палкой рраз! Взвыл лохматый и кинулся прочь…

В это утро Павлу Ивановичу не пришлось будить своего напарника. Едва раздался сигнал, Сергей тут же вскочил на ноги, торопливо надел штаны и, натягивая на бегу рубашку, помчался на пруд умываться. Он раньше других кинулся запрягать, и на этот раз лобогрейка Павла Ивановича укатила со стана первой.

Кони сегодня шли дружно, крупным и быстрым шагом.

Когда лобогрейка закончила первый круг, Сергей сменил Павла Ивановича на скидке. Затем снова взялся за вилы Павел Иванович, потом опять сбрасывал Сергей.

И так они косили до самого обеденного перерыва, на каждом кругу сменяя один другого. Классный с неохотой уступал свое место — боялся, как бы не перегрузить напарника, и все выспрашивал — не трудно ли ему, но Сергей уверял, что хотя и не легко скидывать траву, но он уже наловчился и устает не так уж сильно. До перерыва они скосили гораздо больше, чем за то же время вчера. Павел Иванович не скрывал хорошего настроения, весело поглядывал на Сергея, а когда поехали на стан обедать, сказал:

— В эту смену мы с тобой, Сережа, поработали неплохо. Если и дальше так пойдет дело — не напрасно мы сюда приехали.

На стане лобогрейку поджидали ребята. Пока Сергей распрягал, Павел Иванович рассказал, что Зотов сегодня хорошо поработал на скидке. И много, никак не меньше самого Павла Ивановича.

Сергею не трудно было догадаться, что разговор идет о нем, но он делал вид, что занят только своим делом.

Павел Иванович пошел умываться, а ребята окружили Сергея. Посыпались вопросы: трудно ли сидеть на скидке, сколько кругов скидывал Сергей, очень ли устал… Сергей не хвалился и не прибеднялся, рассказывал обо всем так, как было на самом деле.

Сергей видел, что отношение ребят к нему нисколько не похоже на вчерашнее. Все охотно заговаривают, расспрашивают его.

Витя Петров, никогда не расстававшийся со своим плетеным ременным кнутом, даже на ночь клавший его себе под голову, решил сделать Зотову подарок.

— Зотов, тебе нравится мой кнут? — спросил он Сергея.

Сергей по-хозяйски осмотрел кнут, затем взмахнул им раз, другой…

Да, это был по-настоящему хороший кнут, и многие ребята не зря завидовали Вите Петрову. Взять хотя бы кнутовище: длиной около метра, ровное-ровное и настолько гладкое — проводишь по нему рукой, кажется, под пальцами стеклышко. На конце ременная кисть, а внутри ее медное колечко, к нему-то и привязана круглая плеть, сделанная из тончайших ремешков. Плеть заканчивалась наконечником, но каким! Длинный, круглый ремешок, у самой плети толщина его примерно в полмизинца, а свободный конец совсем тонкий, как нитка.

Сергей два раза взмахнул кнутом, и оба раза послышалось резкое и громкое щелканье.

— Кнут что надо, — глубокомысленно заключил Сергей, не без сожаления протянул владельцу понравившуюся ему вещь.

Но Витя Петров кнута не взял.

— Бери его себе, — сказал он, — водовозу-то любой кнут без надобности, лошадей гонять не приходится. Порожняком сами бегут, а воду везешь, погонишь — с пустой бочкой на стан приедешь. В общем, я без кнута обойдусь.

Сергей от такой царской щедрости Вити Петрова растерялся и промямлил что-то неопределенное.

— Бери, бери, — подбодрил его Витя Петров, — тебе на лобогрейке он больше пригодится.

Сергею было жаль расставаться с этим редкостным кнутом, но и обижать товарища тоже не хотелось.

— Если на время, — сказал он и щелкнул кнутом еще раз. — А потом отдам.

Витя Петров охотно согласился.

— А воду вы с собой на делянку берете? — спросил Володя Селедцов.

— Берем, — ответил Сергей. — Без воды разве можно. В ведре.

— Греется? — полюбопытствовал Володя Селедцов.

— Ага. Прямо в один момент теплеет.

— Я тебе дам свою баклажку. Чего уставился? У меня знаешь какая баклажка? Алюминиевая. В два слоя обшита шинельным сукном. — И приврал: Офицерская. Ясно? Вода в ней почти не греется, всю смену ледяной остается.

— А ты как же?

— Что я? Обойдусь как-нибудь. На сенокосилке можно и теплой выпить, работа — не бей лежачего. Вот скидывать с лобогрейки — другой сорт. Взопреешь, загорится внутри, хлебнешь глоток холодного — и лады. Только ты смотри и Павлу Ивановичу давай пить. Словом, на двоих вам.

…Во время обеденного перерыва Антонина Петровна рассказала, как идут дела в остальных двух бригадах. В общем, получалось, что работают везде дружно. И если недельки две продержится хорошая погода, то сенокос и прополка в основном будут закончены. Но из области передавали метеорологическую сводку — предполагаются дожди. Семибратова просила еще крепче подналечь на косовицу.

Перед отъездом она отозвала Павла Ивановича в сторону:

— Мне показалось, что вы вроде сильнее прихрамывать начали. Смотрите не наделайте беды.

— Не беспокойтесь, со мной — ничего особенного, — заверил Павел Иванович. — Немного ноет нога. Она у меня как барометр, перемену погоды предсказывает.

— Ну, а работается как? Лошади как будто хорошо ходят.

— Вчера немного не клеилось, а сегодня все идет нормально. Меня Зотов порадовал. До обеда работал на скидке ровно столько, сколько и я; правда, видно, устал, но настроение приподнятое. Стал веселый, жизнерадостный, даже петь пытался. Словом, мальчишка впервые отличился и почувствовал, что он не хуже других. После обеда не пущу на скидку, дам передышку.

Семибратова распрощалась со всеми, пожелала дальнейших успехов, села в свой древний тарантас и уехала.

Стан быстро опустел. Если бы не веселый шум у пруда, где купались школьники, не равномерное жужжание наждачного точила, на котором Петр Александрович Дьячков оттачивал косы для лобогреек, да не звенящий стук молотка о стальную пластинку — бабку, где Лукьян Кондратьевич отбивал притупившиеся ручные косы, полдень здесь был бы совершенно беззвучен.

В эту пору знойного южноуральского дня, когда солнце стоит почти над головой, все живое прячется в тень. Птица сидит под кустом, опустив крылья и приоткрыв клюв, бабочка прицепилась к тыльной стороне листа подорожника и кажется неподвижной, сверчки забились в щели и не подают никаких признаков жизни. Освеженная ночной прохладой и умытая утренней росой, трава, весело тянувшаяся навстречу первым лучам солнца, сейчас сникла, поблекла и клонится к земле. Далекие степные холмы, утром щеголявшие веселым бирюзовым нарядом, сейчас кажутся мутновато-серыми.

Проводив Семибратову, Павел Иванович хотел было пойти к пруду посмотреть, как купаются ребята, но из-за ноющей боли в ноге переменил решение и, слегка опираясь на вилы, направился к ближайшему стогу. Воздух и в тени был накаленным, и Павел Иванович с наслаждением растянулся на отдававшей прохладой земле. От стога тянуло сладковатым запахом свежего сена; полевые цветы хотя уже и высохли, но еще не потеряли аромата.

Павел Иванович лежал, закрыв глаза, и думал о том, что вот здесь, в бесконечной степи, где незнакомому легко заблудиться, сейчас так тихо, как в сказочном сонном царстве, и трудно поверить, что в это же время далеко на западе идет небывалая война. А ведь не так давно ее не было! Ну, что может быть ужаснее — человек убивает человека! Врывается к соседу в дом и убивает хозяина, чтобы забрать себе все, что тот нажил своим трудом…

На стане раздался удар в рельс, и Павел Иванович заторопился.

Когда он подходил к стану, копнильщики и женщины с ручными косами на плечах во главе с Лукьяном Кондратьевичем уже направились к месту работы. Ребята запрягали. Лошади же Павла Ивановича мирно жевали под навесом. Павел Иванович глянул сюда, глянул туда — Сергея не видно.

— Где ваш напарник? — спросил Петр Александрович Дьячков. — Все погонщики разобрали лошадей, а ваш не идет.