Николай Блинов - Флаг на грот-мачте Страница 4

- Нет ее... - сказал он тихо.

И Никите вдруг захотелось заплакать.

- Ну, я пошел! - сказал Кожаный и положил отцу на плечо огромную руку. - Вот оно, брат, какая карусель... Корми парня крепче, смотри, какой тощий. Ровно росток картофельный из подвала.

- Ешь, Никита, - сказал отец и поднял голову. - Кушай, сынок.

Глава 3

ПЕРВЫЙ СОН НИКИТЫ

Ломоносов стоял против губернаторского дома, завернутый в какую-то ткань. Голая тетка, вообще ни во что не завернутая, стояла перед ним на одном колене и протягивала какую-то штуку, похожую на два сложенных вместе бараньих рога.

Никита топтался у подножия и, почесывая ногой ногу, рассматривал Ломоносова и тетку.

Ленька сказал, что бойскауты помещаются на проспекте, напротив памятника Ломоносову. Здесь и условились встретиться.

Никита обошел памятник раз, наверное, десять, а вчерашние знакомцы все не появлялись. Из головы у него не выходил тот страшный сон, что приснился сегодня ночью.

Страшные сны стали сниться Никите еще в Петрограде в приюте для беспризорников, где он три недели провалялся в изоляторе с тяжелой формой испанки. Его без сознания подобрали прямо на улице.

Когда кризис миновал и Никита начал быстро поправляться, Лев Исакович, маленький лысый доктор с бородкой клинышком, долго осматривал его в холодной приемной. Прикладывая рожок к спине, просил сначала дышать, потом не дышать, заставлял закрывать глаза и подносить пальцы к носу. Стучал молотком по локтям и коленкам. Доктор что-то бурчал себе под нос, неодобрительно смотрел на Никиту поверх очков, потом велел одеться и пойти полежать в изоляторе еще пару деньков.

Никита лежал в пустой узкой комнате и смотрел в окно, где по подоконнику звонко стучала редкая крупная капель и светило солнце. Там на солнечном припеке бушевали воробьи. Никита был еще очень слаб и долго не мог смотреть на яркое. Тогда он закрывал глаза.

Скрипнула дверь. Он чуть приоткрыл один глаз и увидел в дверном проеме тонкую фигуру воспитательницы Ирмы Васильевны, которую в приюте звали Воблой. За ней заглянул коротенький доктор.

- Спит, - сказала Вобла.

- Всегда много спят после кризиса, - сказал Лев Исакович. - Ну вот, слава богу. С испанкой мы как будто сладили. Должен признаться, это было не просто.

- Я думала, не выкарабкается, - сказала Вобла. - Он страшно так бредил.

- Он и сейчас кричит каждую ночь, - сказал доктор. - То махновцы за ним гонятся, то милиционеры...

- Это опасно, как вы считаете?.. - спросила Вобла.

- Мы называем это ночными страхами, - сказал доктор Лев Исакович. Своеобразная реакция детского организма на избыток информации. Что вы хотите, уважаемая Ирма Васильевна? Чего можно ждать от ребенка, который несколько лет прожил в перевернутом мире? Я знаю? Вы тоже не знаете. Я против, когда дети играют в войну, но тут ничего не поделаешь, это естественно. А вот когда война играет с детьми, это совсем никуда не годится. Хотя, как вы понимаете, я и с этим ничего не могу поделать.

- Ну и как же их лечить, эти страхи? - спросила Вобла.

- При спокойной жизни само пройдет, - сказал доктор, - но я вас спрошу: где ее взять теперь, эту спокойную жизнь?

Когда Никита совсем поправился, Вобла несколько раз беседовала с ним про его прежнее житье, про бездомные скитания. Она была дельная тетка, не зануда, только никогда не улыбалась, наверное, у нее тоже кто-то умер. Лишь один раз совсем недавно Никита увидел ее улыбку.

Она вошла в столовую, где полсотни стриженных под машинку мальчишек деловито расправлялись с ужином из чая и хлеба с селедкой, разыскала Никитину темную макушку, подошла и шепнула, наклонившись к самому его уху:

- Слушай, Никита, а мы ведь разыскали твоего отца. Он живет в Архангельске и ждет тебя. Давай собирайся!

И тут она улыбнулась, положив ему на плечо тонкую руку.

* * *

Сегодня Никите опять приснился сон. Один из тех трех, которые снились ему постоянно. Они снились неодинаково. Детали и подробности были разные, но суть всегда оставалась одна. Всегда страшная.

Будто Никита едет в товарной теплушке по летней цветущей земле. Солнце светит, птички поют, деревья качаются под теплым ветром. В соседней теплушке кто-то негромко играет на гармони.

Начинается пологий подъем. Черный жук-паровоз, натужно пыхтя, медленно вертит колесами. И вдруг становится тихо. В этой звенящей тишине из близкого подлеска вылетают конники в лохматых шапках. Рассыпавшись лавой, они скачут наперерез поезду, заворачивая фланги в широкое кольцо. Их много. В поднятых руках посверкивают сабли. Что-то беззвучно кричат бородатые рты.

И вроде бы дверь теплушки закрыта, вроде бы Никита лежит на дощатом полу, закрыв голову руками, в то же время все видит, что делается снаружи.

Вот один за другим падают красноармейцы с открытых товарных площадок, роняя винтовки, и скатываются по насыпи в траву. Вот уже первые кони поравнялись с паровозом. Вот уже несется вдоль вагонов гривастая тройка, с тачанки дергается и беззвучно строчит пулемет, водя по вагонам тупорылым носом. Никита лежит, прижавшись щекой к грязному затоптанному полу, зажмурив глаза, и одновременно видит, как через тонкие дощатые стены вагона прощелкивают пули, оставляя маленькие круглые дырки, в которые мгновенно косо бьет тонкий пыльный луч солнца. Эти лучи падают на пол все ближе и ближе к его голове.

Никита все ждет, что одна такая тонкая игла вот-вот воткнется в его затылок и тогда случится что-то непоправимое!

Тут ему сделалось страшно до невозможности... и он проснулся. Горела желтоватым светом электрическая лампочка над столом, отец сидел на кровати и держал его за плечи. Лицо у него было испуганное и растерянное. Он увидел, что Никита открыл глаза, и сказал:

- Ты что кричал? Что-нибудь приснилось?

- Стреляли, - сказал Никита. - Махновцы. Думал, убьют.

Отец поднял руку и, задержавшись на секунду в нерешительности, погладил его по голове.

- Спи, брат! Теперь уже не убьют. Спи спокойно. Спи и ни о чем не думай.

Никита неплотно прикрыл глаза. Сквозь радужные лучи от лампочки он видел темное лицо отца и его широкие плечи. Отец все сидел на Никитиной кровати и смотрел куда-то в угол. Тяжелая рука его лежала на голове Никиты.

Никита скоро заснул и так и не увидел, когда лег отец. Больше в эту ночь ему ничего не снилось.

* * *

Никите уже надоело рассматривать Ломоносова, а пацанов все не было. Он собрался уходить, повернулся на одной ноге и увидел бойскаута. Это была девчонка. Из-под широких прямых полей ковбойской шляпы на него смотрели чуть прищуренные нахальные глаза. На девчонке была зеленого цвета рубашка с узкими погончиками и синяя юбка, такая короткая, что торчали коленки. На шее платок, стянутый у воротничка костяным колечком. На левом кармане гимнастерки блестел непонятный трехлепестковый значок.

Пока Никита ее разглядывал, девчонка прищелкнула шляпной резинкой под круглым подбородком, подняла вровень с плечом руку с тремя вытянутыми пальцами и вежливо сказала:

- Здравствуй, мальчик.

Никита переступил с ноги на ногу, подождал, что она еще скажет.

- Я про тебя кое-что знаю. Хочешь, скажу? - выпалила девчонка.

"Шиш ты про меня знаешь", - подумал Никита, но снова промолчал.

- Ты в нашем городе недавно и пришел сейчас со стороны Поморской улицы. Правда?

- Подумаешь, гадалка. Видела, как я оттуда шел, вот и все.

- И не потому вовсе. На углу Поморской забор красят зеленым, а у тебя ноги зеленые. Ты памятник рассматривал, а здешние мальчишки его рассматривать не станут.

Она еще раз внимательно оглядела Никиту.

- Скажи, как тебя зовут, и, может быть, я скажу, как зовут твоего отца.

- Никитой меня зовут, - сказал он, с интересом ожидая ответа.

Девчонка закусила шляпную резинку, улыбнулась.

- Так я и думала. Твоего отца зовут Николай.

- Это ты тоже по ногам узнала?

- Нет, не по ногам. Это результат логического раздумья.

Тут было что-то непонятно, девчонка, похоже, темнила.

- Это вас в бойскаутах на сыщиков учат? - спросил Никита и подумал: "Да что они, сдурели здесь все на этих сыщиках!"

- Бойскаут - мальчик-разведчик. Гёрлскаут - девочка-разведчик, а вовсе не сыщик. Разведчик должен быть наблюдательным, все замечать и делать выводы. У нас сегодня патрульные занятия. Если хочешь, пойдем, увидишь, чем мы занимаемся.

В это время кусты, что густо росли вокруг памятника, в одном месте раздвинулись, в просвете между веток выглянула Ленькина голова в серой кепке и тут же исчезла. Кусты зашевелились, и за спиной Никиты прошелестел тихий шепот:

- Верность!

Никита отвернулся от девчонки и шепнул в ответ:

- Честь!

Ленька, который до этого сидел в кустах согнувшись, выпрямился, голова его оказалась высоко над зарослями.

- Мы вместе с Ленькой, - сказал Никита.

Девчонка приветствовала Леньку, подняв к плечу сложенные пальцы.