Алексей Пантелеев - Наша Маша (Книга для родителей) Страница 42

И рассказал, как укротительница кладет свою голову льву в пасть.

- В Ленинград, - говорю, - приедем, - возьмем тебя в цирк.

- Давай пойдем, - соглашается Маша. - Только я сама не буду совать голову. Хорошо?

Это условие я принимаю.

17.9.60.

Вечером топили плиту, мама жарила пирожки, обещала и Машке дать теста. Машка смотрела на нее с таким жадным нетерпением, что сама призналась:

- Я вся дрожу.

Делала маленькие пирожки с каким-то черносмородиновым джемом.

* * *

А третьего дня вечером мы с Машей (позже к нам присоединилась и мама) вырезали и склеивали звериную карусель - очень приятно нарисованную, но не очень ловко подогнанную самоделку Т.Глебовой. Машка намазывала фотоклеем там, где я ей показывал, и опять вся дрожала:

- Я сама... сама!..

* * *

Говорили о разных профессиях.

- А я кем буду? - спрашивала Машка.

- Кем хочешь, - говорю. - Ты можешь сама выбрать себе занятие. Можешь стать доктором, учительницей, почтальоном, столяром, писателем.

- Буду писателем. - Но сразу же спохватилась: - Нет, доктором.

Потом говорит:

- Я буду доктором, но буду только подрлуг своих лечить. Я чужих дядей боюсь лечить.

* * *

Ночью сегодня было холодно. Когда я после работы, в 1 час 30 минут, выходил в сад, стоял густейший, какой-то зловеще-беспросветный туман. Может быть, и заморозки были. Когда занимались гимнастикой, все вокруг блестело.

День солнечный. На небе ни облачка.

Но - прохладно.

Сейчас 11 часов. Мама и Маша ушли в лес за брусникой, но быстро вернулись. На траве лежит такая роса, что Машка тотчас промочила ноги. Вернулась, переобулись, опять пошли. Обещал после работы и я прийти...

18.9.60.

Очень ей хотелось еще раз пойти в лес.

Я ее разбудил, говорю:

- Пойдем в лес?

- Пойдем!

- Давай одевайся!..

И она сразу же, по-солдатски, по-пожарницки стала одеваться: стянула с себя ночную сорочку, влезла в рубашку, натянула чулки, штанишки... Но оказалось, что уже поздно, и в лес мы не пошли.

Мама сушила грибы. Машу к плите мы не подпускаем, но папа дал ей несколько палочек-шампури, нарезал из черной, белой и красной бумаги кружочков и рассыпал их по всем комнатам. Машка "собирала грибы", нанизывала их на палочки, сушила...

* * *

Утром сегодня говорит матери:

- Ты что мне каждый день говоришь: "Привереда! Привереда!" Что, тебе так нравится это слово?

* * *

Вернулось лето! Поют петухи, жужжат (шумно и весело жужжат) мухи... Только огород за моим окном являет собой картину самой несомненной осени: все жухнет, никнет, желтеет и сереет.

Разве что морковка и укроп по-прежнему зелены, но и к ним подбирается седина-желтизна.

19.9.60.

Вчера в лесу мама рассердилась на Машу.

- Ты где пропадаешь? Ты что не откликаешься, не кричишь "ау"? Ты что, заблудиться хочешь?

- Я была на своих полянках.

- На каких своих полянках?

- У меня здесь есть две любимые полянки.

Привела, показала маме - одну и другую. Мама говорит, что и в самом деле, очень милые, уютные полянки.

Самое удивительное, что Машка ей сказала:

- Я, мамочка, люблю здесь одна бывать...

* * *

Машка, по словам мамы, пока не найдет первый белый гриб, слоняется по лесу мрачная, хнычет, скулит, сердится... Иногда мама из жалости "подстраивает" ей грибы. Найдет беляка, не срежет его, а зовет Машу:

- Машенька, иди сюда, здесь, по-моему, грибами пахнет.

Машка прибегает, и обе начинают нюхать воздух. В конце концов Машка натыкается на белый гриб.

- Ой, ой, белый! Белый нашла!

Но мама уверяет - и я согласен с нею, - что Машка "все отлично понимает".

Вчера в лесу она зовет маму:

- Ой, мама, мама, иди сюда, грибами пахнет!

Мама приходит:

- Где? Да... пахнет...

- Ищи, - говорит Машка. И смотрит на сосенку. А там - два хорошеньких масленыша.

А когда считают дома грибы, подводят итоги, она говорит:

- Это я сама, без запаха нашла!..

То есть без подсказки.

21.9.60.

Вчера хозяйка зарезала одну из куриц, выкормленных нами. Мы с мамой, очень не хотели, чтобы Машка об этом узнала. Сентиментальность? Нет, просто рано еще...

* * *

А сегодня - огорчительное происшествие.

Все утро Маша провела с хозяйкой. Та снимает помидоры, копает картошку, и Машка все время с нею.

Потом мы ездили встречать маму. Я вел навьюченный велосипед, мама и Машка шли по тропинке следом. На картофельном поле, которое уже почти полностью обобрано, Машка - и мы ей в помощь - собирали завалявшиеся маленькие светленькие картофелинки.

Была весела. Во всяком случае, я ничего не заметил. А ее, оказывается, что-то грызло.

У калитки нашего сада она задержала мать и, краснея, сбиваясь, захлебываясь, стала что-то бормотать:

- Мамочка... меня... тетя Женя... кормила...

- Чем кормила?

- Курицей... или петухом...

- И ты ела?

- Да... ела.

- А почему же ты не сказала ей, что тебе нельзя?

- Я сказала... я сказала, что мне не позволяют. А потом все-таки съела.

И тут мама спросила (меня рядом уже не было):

- А почему ты папе об этом не сказала?

- Я боялась.

Позже, в лесу, я заговорил с Машкой на эту тему.

- Почему же ты, доча, мне не сказала, что ела петуха?

- Я боялась.

- Чего ты боялась? Разве мы с тобой не друзья?

- Дрлузья.

- Ты всегда мне говори правду. За правду я тебя никогда не накажу и никогда не поругаю.

Потом я вспомнил, как утром мы с мамой боялись, что Машка узнает о печальной участи выкормленных ею кур и петуха. И спросил у Машки:

- А тебе петуха не жалко было есть?

- Он меня клюнул, - ответила Машка (он ее на днях действительно клюнул за палец, когда она его кормила хлебом). Чудовищно? Жестоко? Нет. Это, конечно, первое пришедшее на язык объяснение, а никакое не проявление жестокости. А может быть, и не первое, может быть, она уже думала, искала оправдание - не перед нами, а перед собственной совестью.

23.9.60.

Сегодня опять сказочное утро. На солнце в 9 часов утра +21°.

* * *

Одевая ее после гимнастики, мама говорила, что вот Маша вырастет, станет спортсменкой, чемпионом СССР, поедет в Рим на олимпиаду, получит медаль...

Машка радовалась, расспрашивала и переспрашивала:

- Какой Рим? Какая медаль? Из чего она сделана?

И вдруг слышу - плачет.

- Ты что? Машенька!

- Бою-у-усь!

- Чего боишься? - спрашивает мама.

- Боюсь! Поезжай со мной.

- Куда поезжай?

- В Рим.

- Зачем?

- Медаль получа-а-ать... Я одна бою-у-усь!..

* * *

Растолковали ей, что такое зима, весна, лето, осень. Слушала, расспрашивала. Дело было в лесу. Вдруг вижу - остановилась, задумалась.

- Маша, ты что?

- Я думаю.

- О чем ты думаешь?

- Я думаю: когда бабушка приедет - зимой или летом?

26.9.60.

Записываю, против обыкновения, вечером. Утром ездили с Машей в Лугу провожали маму. Мама уехала автобусом в Ленинград встречать бабушку.

Двадцать минут Машка не отрываясь смотрела на стекло, за которым восседала ее ненаглядная мамсиночка. Стоило маме отвернуться, даже отвести взгляд в сторону, как Машка начинала кричать:

- Мама, смотри все врем я!

Мама сквозь толстое стекло не слышала. Пришлось мне написать эти слова на бумажке и показать ей.

На рынке зашли в фотографию. Машка сфотографировалась. Не знаю, что получится. Машка сидела скорчившись, улыбалась самым нелепым образом, а когда я пытался вмешаться и придать ей позу более естественную, фотохудожник разгневался и попросил меня выйти из "ателье". Я вышел.

* * *

За ужином. Ест жареную картошку с колбасой.

- Из чего колбаса сделана? Я знаю: из свинины?

- Да. И из телятины тоже делают. И из говядины, из коровы.

- Почему из коровы делают? Она же не кусается и не бодается?!

- Свиньи, - говорю, - Маша, тоже не бодаются...

27.9.60.

В семь часов утра выхожу на кухню, слышу за дверью Машкин голос:

- Папа! Папочка!

Прихожу - сидит в кроватке.

- Ты что, со мной спал? Ты где спал?

- Нет, Машенька, я у себя спал.

- А я с кем?

- А ты одна спала.

Удивилась, испугалась, а потом - обрадовалась: все-таки, значит, уже большая, если одна спала.

* * *

Вчера за обедом привередничала: того не люблю, этого не хочу. Я рассердился, накричал на нее, наговорил много жалких слов, которые на нее, кажется, никак не подействовали.

- Ты знаешь, что я ел, когда был маленький? Кашу с тюленьим жиром!

- А это какой - тюлений?

- Противный. Ты бы его ни за какие коврижки не стала есть.

- А почему ты ел?

- Потому что ничего другого не было. Да и такой каши нам вот по этакой ложечке давали.

Довольна, что отвлек ее от малоприятной обязанности есть фаршированный кабачок.

- Говори еще, какой ты был маленький, что ты еще ел!