Н Кальма - Книжная лавка близ площади Этуаль Страница 43

- За мной не очень-то угонишься! - хвастливо прибавил Павел. - Я у нас на Плющихе первым бегуном был.

Он, как и два других беглеца, набросился на завтрак, выпил три чашки суррогатного кофе, причмокнул от удовольствия.

- А теперь и соснуть неплохо бы...

- Ты все-таки расскажи подробнее, как тебе удалось удрать от полицейского и под каким мостом ты прятался, - попросил Жан-Пьер. - Может быть, товарищи захотят узнать.

- Папаша Келлер, честное слово, все вам расскажу, вот только посплю часочек, глаза прямо не глядят, - потянулся на своем стуле Павел. И быстро кинул по-русски Дане: - Идем скорее к нам в подвал. Есть разговор.

12. ПАВЕЛ ВСТРЕЧАЕТ ЗЕМЛЯКА

Он начал издалека:

- Данька, ты мне друг?

- Ну, допустим, друг, - отвечал заинтересованный Даня. - Что это ты на себя напустил такую таинственность? В чем дело?

- Нет, ты не "допустим", а по-настоящему скажи: друг ты мне или нет?

- Друг.

- Так вот, поклянись мне как настоящий друг, что никому, нигде и никогда не скажешь о том, что я тебе открою.

- Ух ты, какая тайна! Да в чем дело, Пашка?

- Клянешься или нет? Ты прямо говори!

- Ну ладно. Клянусь.

- Клянись отцовской жизнью.

- Павел, ты мне надоел!

- Не поклянешься, ни слова не скажу. А это и тебя касается. И всей нашей жизни тоже!

- Скажите пожалуйста, как серьезно! Ну хорошо. Клянусь жизнью отца.

Павел полез за пазуху. Глядя на Даню блестящими, напряженными глазами, вытянул что-то, открыл ладонь:

- На! Гляди!

На ладони лежал небольшой вороненый пистолет.

Даня задохнулся. Оружие! Мечта!

- Где достал?

Пашка торжествующе засмеялся:

- Где достал, там теперь нету.

- Нет, ты правду скажи.

- Ну, так и быть. Это мне подарок от одного человека.

- От какого человека? Что ты меня выматываешь, Павел?!

Пашка, поигрывая пистолетом, будто лаская его, присел на свою раскладушку.

- Мог бы я еще над тобой, Данька, поизгиляться, да уж не стану больше тебя томить. Слушай. Нынче ночью встретил я одного хорошего человека. Нашего, русского человека. И встретил-то просто чудом каким. Когда за мной этот сукин сын полицейский припустил, я стал, как заяц, петлять. Темно, ничего не видать, улиц я никаких не знаю, куда какая идет - тоже мне неизвестно. Соображаю только, что к Сене вон в ту сторону надо бежать. Помню, как-то Жан-Пьер говорил, что там по берегам пустынно теперь. Вот я и выбрал направление к реке. Остановлюсь на полсекунды, послушаю, бежит или не бежит за мной фараон, - слышу, топает, ну, значит, и мне надо дальше припускать. Раз пять так останавливался - слушал. Под конец слышу тихо все будто, никто меня не преследует. И тут гляжу - я уже у самой воды. Темно. Ни звезд, ни месяца, только на какой-то барже, что ли, крохотный синий огонек помаргивает. И река рядом под ногами булькает. Ну, отдышался я чуток, огляделся, вижу - мост поблизости. Я - к мосту. И тут в темноте споткнулся не то о крышку люка, не то о камень и больно так зашиб ногу. И дернуло меня выругаться по-русски. "У, дьявол, говорю, понабросали здесь, сволочи, камней!" И вдруг из темноты кто-то говорит тихонечко: "Здорово, земляк!" Я чуть не вскрикнул. "Кто это? Кто здесь?!" Слышу, подходит ко мне человек, чиркает спичкой. Сначала меня осветил, потом на себя свет направил. Гляжу - молодой, чуть постарше нас с тобой, усики темные, на француза смахивает, а нос картохой, наш нос, московский. И галстук бабочкой, как у пижона. Спичка погасла, он говорит: "Не будем вторую зажигать, ни к чему нам привлекать внимание. Мы и так уже познакомились. Чего это ты, говорит, так запыхался, земляк? Драпал, что ли, откуда?" Я говорю: "Не откуда-то, а от кого-то. От троих фараонов на велосипедах, а по-здешнему - "коров". Они меня с товарищами застукали, когда мы листовки расклеивали".

Даня невольно вскрикнул:

- Как! Ты вот так, первому встречному, все про нас выложил? Да ты в уме, Павел?!

- Какому же первому встречному? - возмутился Пашка. - Я же тебе говорю, он наш, русский, трижды моим земляком оказался. Во-первых русский, во-вторых - москвич, а в-третьих - тоже на Плющихе живет, как и я. Ведь это надо же такое совпадение! - Пашка в восторге шлепнул Даню по коленке. - Зовут Семен Куманьков, лейтенант нашей Красной Армий. Чего тебе еще нужно?

Но Даня не отставал:

- А кто он такой сейчас и как здесь оказался, это ты у него узнал, прежде чем нас выдавать?

- А чего узнавать - он мне все сам про себя сказал. Бежал, как и мы, из лагеря с фальшивым документом, был, как и мы, на севере Франции, занимается такими же делами, как и мы.

- Какими делами?

- С фашистами бьется, - уверенно отвечал Павел. - Он, как узнал про листовки, так обрадовался. "Мы, говорит, с тобой и твоими дружками одного поля ягоды".

- Сказать можно что угодно, Павел. Ты вспомни, о чем говорил нам Сергей. Может, этот Семен - власовец?

- Иди ты со своим Сергеем! - сердито отмахнулся Пашка. - Сергей этот сам сказал, что для солдат мы еще слишком молоды. И они все здесь нас за сосунков считают, ничего серьезного нам не поручают, дали в товарищи мальчишку с девчонкой, чтобы мы с ними нянчились. Да ты что, сам не видишь, что ли, мы здесь просто на затычку! - с досадой выкрикнул Павел. А Семен Куманьков сказал, что поставит нас на настоящие дела. Говоришь власовец? А он мне сказал, что его как раз наши советские послали к власовцам в Шербур агитировать, чтоб они, значит, бросили своего генерала, вернулись к советским войскам, присоединились к Сопротивлению. Вот что он делает! - с торжеством закончил Пашка.

- Он был в Шербуре? - хмуро повторил Даня. - Немцы в Шербуре строят Атлантический вал - большие укрепления, чтобы отразить наступление союзников, если они откроют второй фронт. Нам Гюстав говорил, что этот вал охраняют как раз части власовцев. Помнишь?

- Ну и что же? - не сдавался Пашка. - Я же тебе говорил, чем Семен там, в Шербуре, занимается. Да это такой человек - во! - Пашка выставил большой палец. - Он мне себя этой ночью хорошо показал! Тут же, на месте!

- Как показал?

- Я ему пожаловался, что оружия у нас нет. Он и говорит: "Это плевое дело - достать оружие. Хочешь, я тебе хоть сейчас добуду?" Я смеюсь. "Хочу", - говорю. Он пошарил по земле, нашел что-то, может, тот камень, о который я ногу ободрал, и говорит: "Идем, тут я полицейского одного на посту заприметил. Ты только следуй за мной, ничего не делай, а как я позову, - берись за работу, снимай с него оружие". Я ему, признаться, в ту пору не поверил. Однако пошел за ним. Вышли мы на набережную, темно кругом, но дома все-таки видны. Стал я различать какие-то ворота. Семен мне шепчет: "Ложись!" Я залег. Он впереди меня пополз, я - за ним. Ползем минуту, другую, вдруг он подымается, неслышно, как кошка, прыгает. Я слышу, что-то тяжелое упало. Он мне: "Павел, давай!" И прямо передо мной лежит, хрипит огромный детина - полицейский. "Забирай пистолет!" - шепчет Семен. Я еле перевернул детину, тяжелый, сукин сын. Боялся, что очнется. Семен мне ножик кинул, я срезал кобуру. "А теперь быстро давай уходить!" Тут мы оба - ходу. Я даже спасибо ему не успел сказать. Вот он, пистолет! - Павел опять нежно погладил вороненую сталь.

Он явно ждал Даниных восторгов, одобрения. Вместо этого Даня обрушился на него:

- "Спасибо" не успел сказать, а что ты успел?! Говори, что ты ему о нас выболтал! - гневно потребовал он.

- Ты что, очумел?! - вскипел Пашка. - Ты соображай, что говоришь! "Выболтал"! Ты что же, за предателя меня считаешь? Да как у тебя язык поворачивается такое говорить? Я тебе как другу доверился, рассказал о земляке, о нужном для всех нас человеке, а ты что? Сразу "власовец", "провокатор"! Человек жизнью своей, можно сказать, рисковал, чтоб мне оружие раздобыть, а ты говоришь "власовец"! И почему ты Куманькова подозреваешь? На каком основании? Почему, например, ты ничего такого не говорил про Сергея? А мы даже фамилии Сергея не знаем...

- Сергея знает Гюстав, - пробормотал Даня. - Это он устроил нашу встречу.

Даня колебался. В самом деле, какие у него основания вот так, ни с того ни с сего, подозревать неизвестного человека? Где-то в глубине души ему самому нравилась отвага этого неизвестного Куманькова, который ночью чуть ли не в центре Парижа "снял" полицейского только для того, чтобы дать земляку оружие, о котором тот мечтал. Вот он, пистолет. Лежит на столе рядом с обоймой, наполненной патронами. Лежит, черный, компактный, блестящий... Дане страстно захотелось подержать его в руках. Однако он сдержался. Надо было еще выяснить, что именно сказал Пашка. А что Пашка выболтал что-то Куманькову, Даня был уверен - уж слишком хорошо знал он бахвальство своего товарища, его желание покрасоваться, похвастать своими подвигами, показать, что "и мы не лыком шиты". Самое возмущение Павла тоже показалось Дане подозрительным: мог бы просто сказать, что ничего не говорил. А он вон как вскинулся.

Он спросил как можно спокойнее:

- Ну, а все-таки, что ты ему о нас говорил?

- Вот заладил "что да что"! - все еще сердито отозвался Павел. Ничего особенного не говорил. Только и было разговору про листовки да про то, что мы сами их печатаем. Ведь нужно же было объяснить, почему я бежал от полиции. Он сам меня спросил.