Джек и Джилл - Луиза Мэй Олкотт Страница 44

и чеканный шаг воинов вновь всколыхнули патриотические чувства зрителей, накал которых достиг на сей раз такой степени, что живую картину пришлось повторить на бис, и, вероятно, мальчики так и продолжили бы маршировать до самой полуночи, не распорядись Ральф решительно закрыть занавес и готовиться к следующему номеру программы, который вносил в композицию сегодняшнего представления весьма существенный новый нюанс и был призван показать, сколь высокую цену пришлось заплатить Отцу Отечества [65] за его славу.

На затемненной сцене появился лагерь, который посреди чистого поля разбили окоченевшие от лютого зимнего холода солдаты в изодранных одеждах. Среди них много раненых с перевязанными ногами и головой. Не имея даже одеяла укрыться, бедняги устроились на ночлег прямо на земле. Нигде в округе не видно ни еды, ни огня. Грызя сухую корку, лагерь в эту ненастную зимнюю ночь охранял часовой; с обмотанными окровавленным тряпьем ногами и лицом бледным настолько, насколько его способен выбелить мел, солдат выглядел не менее изможденным, чем его заснувшие товарищи.

В расположившейся в глубине сцены палатке, пристроившись на деревянном чурбаке, сидел воин. При свете свечи, стоявшей в бутылке, мужчина пристально изучал разложенную на коленях карту. Сине-желтый мундир, нос, манеры — все выдавало в этом усталом человеке великого Джорджа Вашингтона. Несмотря на разочарование, целый ряд тяжелых поражений, цепь невзгод и опасностей, которые кого угодно могли бы погрузить в отчаяние, он продолжал усиленно работать во имя спасения собственной страны.

— Вэлли-Фордж, [66] — произнес кто-то из публики.

Зал объяла полная тишина, словно каждый в этот момент на самом себе испытал всю меру лишений, которые довелось пережить армии Вашингтона. Хруст сухаря, забинтованные ноги, изорванная одежда, снег, одиночество, непревзойденная храбрость и стойкость этих людей глубоко тронули сердца всех присутствующих в зале. Трагический эпизод Войны за независимость был воссоздан юными актерами столь реалистично, что, когда какой-то малыш внезапно произнес полным горечи голосом: «Ой, мама, неужели там было и правда так страшно?!» — зал взорвался громкими аплодисментами, будто бы каждый из хлопавших хотел подбодрить представших перед ними смельчаков и вдохновить их на продолжение борьбы, победа в которой была уже так близка.

И в следующей картине под названием «Вашингтон в Трентоне» [67] она действительно наступила. Зрелище получилось яркое, красочное. На сцене появилась арка из цветов с надписью на ленте: «Защитник матерей станет заступником дочерей». [68] И когда из-за кулис величественной поступью вышел Джордж Вашингтон в окружении своих генералов, им навстречу поспешили девушки в старомодных муслиновых платьях. Разбрасывая перед ним охапки цветов, они хором запели песню тех давних времен:

Принес свободу мудрый вождь

На наши берега.

Остановил свинцовый дождь

Пуль лютого врага.

Прими ж от девушек поклон

За славные дела,

И от преклонных лет матрон

Тебе, наш вождь, хвала.

Твоя борьба — бесценный вклад

В жизнь жен и матерей.

Пусть без тревог теперь растят

Они своих детей.

И устилаем путь мы твой

Покровом свежих роз

За то, что ты своей борьбой

Свободу нам принес. [69]

Именно так эти девушки и поступали. Под громкую песню к ногам Вашингтона ложились все новые порции искусственных роз и лилий, а он в ответ милостиво кланялся восторженным своим почитательницам. Джек, которому в этой сцене досталась роль хромого генерала Лафайета, подхватил один из букетиков и умудрился с изяществом, доступным одним лишь французам, так элегантно прижать его к груди, что толпа поклонниц наградила его восхищенными возгласами. Когда же Джордж Вашингтон подхватил на руки самую маленькую из девочек, одарив ее поцелуем, восторг приветствовавших его достиг своего апогея. Это была кульминация, и Гас настолько естественно сыграл свою роль, что стены Птичьей комнаты завибрировали от аплодисментов.

За этой живой картиной последовала еще одна. Она называлась «Семья Вашингтона», и Ральф поставил ее по весьма известному одноименному живописному полотну. [70] Аннет в изящном чепчике, который ей очень шел, изображала серьезную и здравомыслящую жену героя — Марту. Сам генерал оставался все в той же военной форме, ибо у Гаса не было времени переодеться после предыдущей сцены, однако играл он по-прежнему великолепно. Сын и дочь четы Вашингтон тоже выглядели весьма эффектно. Девочка — в платье с широким поясом, мальчик — в рубашке с плоеным воротником, — всё в соответствии с модой той эпохи. Оркестр заиграл марш «Домой» — весьма удачный выбор, тут же встретивший одобрение публики.

— Даже не знаю, что еще они могли бы показать. Осталось разве только изобразить Вашингтона на смертном одре. Но пожалуй, это было бы не совсем уместно на таком торжественном и веселом представлении, — обратился к мистеру Бартону пожилой джентльмен, вытирая большим носовым платком разгоряченное лицо, ибо до того активно стучал тростью по полу в такт звучавшим маршам, что от нее чуть не отвалился набалдашник.

— Нет, от картины смерти они отказались совсем по другой причине, — ответил мистер Бартон. — Дело в том, что мой Гас не захотел явиться публике в ночной рубашке. Не стану раскрывать их секреты, но для первой части представления они придумали весьма эффектный финал. Это, так сказать, справедливая дань одному человеку и в то же время приятный сюрприз для нас всех, — добавил достойный отец большого семейства. Настроение у него было великолепное. Он и вообще-то любил театр, а сегодня мог еще с полным правом гордиться всеми своими детьми, потому что не только его сын пожинал заслуженные лавры славы, но и три его дочери с успехом исполнили свои роли в сцене приветствия Джорджа Вашингтона в Трентоне. Малышка, которую Гас, изображавший Джорджа Вашингтона, поднял на руки и одарил высочайшим поцелуем, была на самом деле его младшей сестренкой Нелли.

Сюрприз не заставил себя ждать. Как только открылся занавес, по залу пронеслось изумленное «о-о-ох!». Живая картина до чрезвычайности точно повторяла поставленный в Хармони-Виллидж памятник минитмену, [71] или ополченцу времен Войны за независимость. В роли ополченца выступил Фрэнк. Ральф великолепно поработал над его позой. Фрэнк был великолепен. Его сжатые до бела губы и сверкающие под сенью треуголки глаза свидетельствовали о крайней степени решимости. На обнаженной до локтя руке, сжимавшей ружье, выступили рельефные мышцы. И даже блеск пуговиц на его гетрах будто бросал вызов врагу, с которым этот герой был готов вступить в бой. Фрэнк не сделал ни одного движения,