Эдуард Веркин - Пролог (сборник) Страница 50

Турбоческа походила на большого таракана, я вспомнил, что на первых этажах, кажется, таких встречал. Наверное, по прошествии времени турбочески, обувесушки, пылесборки и другие мелкие механизмы деградируют в псевдокрыс и переселяются в подвалы, где сбиваются в стаи и влачат существование, подкарауливая в вестибюле припозднившихся пенсионерок и предлагая им свои бесполезные услуги.

«Приобретайте турбоческу! Сезонные скидки! Бойцам Иммиграционной службы турбоческа за полцены!»

Это было смешно. Пытающийся спастись рекламный автономный аэробот пробовал соблазнить меня турбоческой. А псевдокрысы иногда прикидывались мертвыми. Это интересно, неживое подражает живому, стараясь спастись.

На рукояти разрядника засветился зеленый огонек, конденсаторы залились, но я не стал добивать коптер. Я освободил его от боло, пристегнул на длинный линь и подкинул в воздух. Коптер радостно зажужжал, рванул на свободу, линь натянулся, коптер повис.

Манок, однако.

Я отошел в сторону от посадочной площадки, на ровную крышу и продолжил охоту. Сел поудобнее, всклокочил вокруг себя мусорный костюм, притянул коптера пониже и стал ждать.

Через несколько минут к моему коптеру подлетели еще две штуки: октокоптер-курьер и совсем древний хромой винтокрыл. Винтокрылы самые опасные – их производили еще до ховеров, и они их совсем не боятся. Поэтому за винтокрылов всегда отдельная плата. Моторчики на винтокоптерах слабенькие, одного разряда им с горой хватает. Я прицелился и выстрелил.

Двигатель винтокрыла заклинило, и коптер упал на крышу и разлетелся на части. Разбившись, он стал гораздо больше похож на птицу, чем когда болтался в воздухе. Я подобрал лопасти с выбитым заводским номером и отметил, что за все десятилетия, что коптер был в эксплуатации, они почти не износились.

Октокоптер, испугавшийся моего выстрела, скоро вернулся снова, и я вполне успешно подбил его, подобрал и прицепил на линь. Октокоптер – хорошая добыча, сразу восемь микроджетов, и в каждом рениевые пластинки. Лучше только двенадцатимоторный карго, но они редко залетают.

Но в тот день мне везло. Я подбил еще три рекламных мелкомоторника, прицепил их на лини, и они гудели на них, и эта стайка все-таки приманила карго. Он подобрался и с любопытством завис прямо надо мной, накрывая мусорный камуфляж черепахообразной тенью. И я влупил ему прямо в контрольный центр! На секунду карго потерял управление и начал сваливаться, я отбросил костюм, подпрыгнул и уцепился за грузовые скобы.

Каргокоптер просел, я повис над крышей. Моторчики там довольно мощные, если на форсаже, то карго до пятидесяти килограмм поднимает. Коптер заревел и поволок меня к краю крыши. Правда, хватило его ненадолго, заряд закончился, и коптер послушно завис над бетоном, а я пристегнул его на линь.

На этом охота закончилась. Я собрал коптеры, посадил их на кукан и отправился домой. Коптеры шумели за спиной, шевелились и то и дело запускали рекламу, я спускался по лестнице в облаке техножужжания, сервострекотания и голографических миражей.

За несколько уровней до своего, я услышал, как со скрипом прополз по шахте лифт. Пстель Шклянский закончил сегодняшние литературные труды и отправился ужинать в свой загородный особняк, обдумывать новую книгу. И верно, скоро здание дрогнуло – стартовал пстель еще неаккуратнее, чем садился.

На моем уровне пахло табаком, видимо, пстель по пути курил трубку. В коридоре покачивалась пыль, взбеспокоенная перемещением крупной писательской фигуры, я несколько раз чихнул, а коптеры принялись выдавать рекламу о вреде курения и пользе стевии. Гостья из будущего сидела на радиаторе и грызла тыквенные семечки. Была она одета совсем просто, как я: брезентовый высотный комбез, башмаки, каскетка. По виду и не скажешь, что из будущего, только имя странное – Ая. Хотя тут у всех имена странные. И лицо уже… нормальное. Первое время, как она у нас поселилась, так сразу было видно – чужая, а теперь ничего, притерлась и как все уже.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – сказала она.

– Что делаешь?

– Семечки ем. Хочешь семечек?

Я не стал отказываться.

Вообще, это правда, я давно с гостьей собирался познакомиться. В нашей башне из молодых только я да Суставов. Но он внизу живет, и характер у него противный, Суставов увлекается боевой суггестией и отрабатывает на тебе свои приемы. Так что общаться с ним сложно, неясно – это он с тобой по-человечески разговаривает или пытается тебя загипнотизировать. Так что, когда гостья поселилась в нашей башне, да еще на нашем этаже, я обрадовался. Будет с кем поговорить.

– Зачем ты их ловишь? – спросила Ая и указала на кукан.

– Они мешают движению, – объяснил я. – Роятся над крышами, а если их в двигатель затянет, то ховер может разбиться. И в суперстаи сбиваются иногда, а это уже совсем опасно.

– Их тебе не жаль?

– Кого? Коптеров? Они же машины.

– Ну не знаю… – Ая поглядела на коптеры. – Они как живые…

Я дернул тросик, коптеры на кукане зажужжали.

– Они на шмелей похожи, – сказала Ая. – Смешные такие. Или на птиц…

– У вас что, коптеров не было? – поинтересовался я.

– Нет. У нас птеры были, они по-другому совсем летали.

– Ясно. Тут тоже птицы есть, но они в город редко кажутся.

Я попробовал тыквенных семечек, соленые, вкусные.

– А чего ты на батарее сидишь? – спросил я.

– Гуляю, – объяснила Ая. – Ко мне писателя прикрепили, так он каждый день ходит и расспрашивает.

– Шклянский?

– Угу. У меня после его расспросов голова болит.

– Они все такие, – сказал я. – У всех головную боль вызывают. Но никак.

– А он хороший писатель? – спросила Ая.

– Шклянский-то? Да, хороший. Наверное, один из лучших. Ты видела, какой у него ховер? Таких на весь город штук десять всего. Такие только у настоящих классиков. Прижизненно включен в ряды.

– Включен в ряды… – кивнула Ая. – А почитать его можно?

– В каком смысле?

– Как в каком? – растерялась Ая. – Почитать. Он же писатель?

– Ну да, пстель.

– И у него есть книги?

– Полно. Сама посуди – кто бы ему такой ховер просто так выдал? Вот мы с отцом уж который год не можем даже сильно подержанный купить – а у него там «Баст»! Он самый что ни на есть писатель.

– Но книг его никто не читал? – продолжала допытываться Ая.

– Не то чтобы совсем никто, кто-то, наверное, прочитал. Но у нас вообще мало читают…

– Зачем же он их пишет, если их никто не читает? – Ая уставилась на меня непонимающе.

– Как зачем? – уже не понял я. – Понятно же для чего.

– Для чего?

Я растерялся. Вот уж никогда не думал, что кто-то не будет знать ответа на такой простой вопрос.

– Для чего тогда книги?

– Вот он завтра прилетит – сама и спросишь, – ответил я. – А мне пора. Буду сегодня пилить.

– Что пилить?

– Коптеров. – Я дернул трос кукана. – В них рений.

Ая посмотрела на кукан с жалостью.

– Слушай, Виктор, – Ая взяла меня за руку, – а может, ты это… Может, ты не будешь пока их распиливать?

– Не знаю, – ответил я. – Вообще-то рений дорожает…

– Ну да… – Ая вздохнула. – А зачем вам рений, если вы звездолеты не строите?

– Из него катализаторы делают, – объяснил я. – А с помощью этих катализаторов масло синтезируют. А это масло… одним словом, с помощью него добиваются отрицательного коэффициента трения в динамических системах.

– Это важно, – кивнула Ая. – Вечный двигатель.

– Вечный не вечный, а эти…

Я снова дернул кукан.

– Эти уже по тридцать лет летают. А некоторые и по пятьдесят.

– Ая!

В коридор высунулась Зойча Поликарповна, увидела нас.

– Ая! Немедленно домой! Ужин стынет!

Ая спрыгнула с батареи и поспешила домой. А я к себе домой поплелся. Загнал коптеров в кладовку, но сразу разбирать их не стал, настроения не было. Коптеры развесились по стенам и стихли, и лишь ночью, когда над городом засветилась луна, робко зашелестели моторчиками.

На следующий день пстель Шклянский заглянул к нам. Отец был дома, проверял кофемолки. В конце месяца в Техническом Музее намечался большой тематический вечер, и отец отвечал за вандализацию. Кажется, он собирался вандализировать кофемолки посредством мясорубок или, наоборот, мясорубки посредством кофемолок. Сложное, одним словом, художественное мероприятие. Но ради Шклянского отец оторвался от этих важных дел и отправился с писателем в хранилище.

Я не стал, конечно, подслушивать, но периодически из хранилища доносились восторженные возгласы Шклянского и его же рукоплесканье. Пстель пребывал в восторге.

Экскурсия по хранилищу продолжалась почти час, потом оба вышли в холл и стали пить газировку. Мне надоело сидеть в своей комнате, я тоже выбрался в холл.

– Не ожидал. – Шклянский вытер платком слезу умиления. – Не ожидал, что у вас настолько богатая коллекция.