Н Кальма - Книжная лавка близ площади Этуаль Страница 50

А на восьмой день к моему сараю подплыла лодка с мальчишкой-гребцом, и мальчишка голосом Н. сказал:

- Немедленно выкатывайся отсюда. Тебя запеленговали радиоразведывательные посты СС. Твою шарманку давай быстро в лодку, а сам шагай в город. Вечером увидимся у О.

- Откуда все это известно? - Я оторопел. Уж слишком все было хорошо налажено.

- Проф. тебе все объяснит. Сейчас не до разговоров.

_____

О самосохранении и "шкурном" вопросе. Когда петлял по парижскому предместью, чтобы сбить со следа, если за мной все-таки слежка, услышал, как возле бистро кто-то сказал: "Если дорожишь своей шкурой, то..." Дальше я не слыхал - заговорили шепотом. Говорил тип в залихватской фуражке и галифе. Явно угрожал второму. Тот был маленький, жалкий, в обтрепанном пальтишке. Навела меня эта фраза на мысль: дорожу ли я своей шкурой? То есть дорожу ли настолько, чтобы ради шкуры пойти против убеждений, против чести?

Кажется, все-таки нет. Уже много было за эти три года "шкурных" моментов, мог бы сдать. Например, у следователя или при стрельбе в Париже. Вот сейчас тоже, когда нависла опасность... Смотрю на себя со стороны, даже интересно: "А что из всего этого выйдет?" Или: "Что со мной они сделают?" В общем, вполне сторонний подход.

Но можно ли на этом основании заключить, что храбрый? Кажется, нет. Скорее, отсутствие чего-то нормального в организме или в психологии чувства самосохранения, или расчета, или просто равнодушие к собственной судьбе. Но ведь жизнь-то я люблю, люблю до страсти, люблю людей, траву, деревья, солнце, музыку, книги... Люблю кожей, умом, зрением - всеми пятью чувствами.

Интересно, что сказала бы обо всем этом Лиза. Лиза. ЛИЗА. Хочется без конца писать ее имя. Но довольно.

_____

Общий совет у О. Решается судьба передатчика и моя. Я вроде как при нем. Ну, все равно! Г. С., майор и О. - все четверо согласились перебросить меня и передатчик в партизанский район южной зоны. В качестве сопровождающей (так полагается у подпольщиков) поедет Н. Она сама, оказывается, вызвалась ехать. Обстоятельство осложняющее. Не было бы его, прыгал бы до потолка. Иду в партизаны! Ура!

Поезд Париж - Тулуза через Бриё. Битком набитый вагон. Рядом с Н. чемодан, тоже битком набитый. Передатчик и три красивые аккуратные бомбочки, бог весть как раздобытые О. "Это наши подарки маки", - скромно сказал профессор, вручая все это нам в дорогу. Н. принаряжена, на мне впервые за три года - приличный синий костюм, принесенный с улицы Лурмель. У обоих - художественно сфабрикованные документы. Блокнот тоже едет очень привык к нему, скучаю, если день не удается что-то в него вписать. Решил - в случае тревоги выбрасываю в окно. Все записи по-русски, переводчика найти не так-то легко, да и кто будет интересоваться выброшенной потрепанной книжкой?

Н. наклоняется ко мне, снимает пушинки с костюма, что-то шепчет. Толстая француженка улыбается нам:

- Вы муж и жена или брат и сестра?

Меня просто кипятком обдало. Н., вся красная, отвечает:

- Дени мой брат, мадам.

Толстуха очень довольна:

- Ага, то-то вы оба так похожи. Не близнецы?

- Нет, мадам.

- А у моей сестры близняшки. Мальчик и девочка. Такие ангелочки восторг! Зовут Анри и Анриетт.

Толстуха заводится надолго. Я не слушаю. Думаю о своем. Внезапно крики: в поезде кого-то выловили, кто-то спрыгивает на ходу. Вслед три-четыре выстрела.

- Обход! Проверка документов!

- Боши! Боши!

- Господа, они обыскивают даже вещи. А если везешь продукты семье, это тоже запрещено?

- Неслыханно! Самоуправство!

Обход приближается с двух сторон. На площадках - солдаты с автоматами. Первая мысль - выпрыгнуть из вагона на ходу. Переглядываемся с Н. Невозможно. Взорвемся не мы одни. В поезде много детей. Остается ждать. Вот он, "шкурный момент". Блокнот мой наготове. Как только покажется фашистская морда, вышвыриваю. Хочется написать напоследок лирич...

_____

Даня не успел. Они показались неожиданно - двое с разных концов вагона. Два купе (в том числе Данино) были как раз посередке и последние в их осмотре. Оба немца молодые, лощеные, в форме СС. Возможно, разыскивали кого-то определенного. Всматриваются в лица. Долго оглядывают толстуху, хотя с первого взгляда ясно, что это добродетельная мать большого семейства. А может, маскировка? Во всяком случае, ее документ изучают долго. Потом - к Николь и Дане:

- Куда следуете?

- В Тулузу, к родственникам.

Они не спрашивают к кому, их это не интересует, но Даня торопится их предупредить. Немец бегло просматривает документы Николь и Дани и возвращает. Физиономия у него кислая. Видно, надоело рыскать по всему составу. Он спрашивает по-немецки второго:

- Вы уже осмотрели их вещи?

- Нет еще, господин лейтенант.

- Тогда приступайте.

Второму немцу тоже лень копаться во всех этих колбасах и домашних печеньях, которые французы везут в подарок оголодавшей родне. Он наугад ткнул пальцем в чемодан Николь. "Зачем, ах, зачем она поставила его на самом виду!" - тоскливо мелькнуло у Дани.

- Что у вас здесь, мадемуазель?

Даня прикинул: если прыгнуть на того, что пониже, можно сдавить ему глотку, возможно, даже придушить...

Николь чарующе улыбнулась:

- Бомбы, мсье. Показать вам?

Лейтенант презрительно морщится:

- Неоригинально, мадемуазель. Придумайте что-нибудь поновее, а главное - поостроумнее. Уже трижды в этом поезде нам отвечали точно так же и показывали сыры. А еще говорят, что вы, французы, славитесь своим остроумием!

Лейтенант был так задет, что хотел уколоть эту долговязую француженку как можно больнее. Николь раздувает ноздри. Говорит вызывающе:

- Нет, вы все-таки заглянули бы в чемодан. А вдруг там и правда бомбы...

- Кушайте их на здоровье сами, - сухо отвечает лейтенант, и оба немца с достоинством покидают купе.

Даня, закусив губы, смотрит на Николь. "О, чертовка, нахалка, отчаянная голова, погоди, дай срок, я с тобой рассчитаюсь, клятву даю!" грозят его глаза.

Николь внезапно роняет голову на его плечо, хлюпает по-детски.

- Нервишки! - презрительно кидает Даня, но плеча не отнимает.

- Бедняжечка моя, не плачьте! Они ушли, эти животные, не плачьте же, милочка! - причитает над Николь толстуха.

2. БУДНИ МАКИ

- Девчонок в отряд не берем, - категорическим тоном сказал капитан Байяр.

- А я вовсе и не девчонка! - запальчиво возразила Николь.

- Кто же ты тогда?

- Подпольщица. Член парижской группы Сопротивления. Работала связной. Кроме того, в нашем книжном магазине была явка. Нас с сестрой знают во многих районах Парижа. Неужто Гюстав в том письме, что я вам привезла, не написал об этом? Тогда можете спросить вот его. - Николь ткнула пальцем в Даню.

Он поспешил ей на помощь:

- Это все правда, господин капитан. В Париже мы вместе работали в группе Гюстава. В книжной лавке сестер Лавинь мы все собирались, как в штабе организации. А в последнее время Николь помогала нам в работе с радиопередатчиком. Она очень точная, исполнительная, на нее вполне можно положиться.

- Та-та-та! "Исполнительная", "точная", "можно положиться"! передразнил его Байяр. - А история с бомбами в поезде, которую вы мне рассказали, - ее тоже сюда прикажешь приплюсовать?! Бравада, девчонство вот как это называется! Настоящим подпольщикам это не к лицу! Впрочем, может, тебе это понравилось? - Байяр пронзительно глянул на Даню. Потом, заметив, что оба новичка понурились, вдруг смягчился: - Ну ладно, не будем про это, русский. Неплохо, что ты за нее так заступаешься. Значит, ты надежный друг. Вот что. Во-первых, я не господин, а товарищ. Старый друг Гюстава еще по заводу "Ситроен" (я там монтажником работал). Во-вторых, можешь говорить мне "ты", как коммунист коммунисту, я ведь член партии еще с тысяча девятьсот тридцать шестого, с испанской войны. В-третьих, твою Николь мы пристроим к делу. Но не у нас, а в городе. Здесь мы живем в тяжелых условиях, занимаемся военной учебой, ей будет трудно, да и помочь она нам не сможет. А в Альби у меня есть дружок Риё - у него старая гостиничка "Святой Антоний" и при ней ресторан. Сам Риё уже давно в Сопротивлении и чем может помогает нашему отряду. Вот к этому святому Антонию мы и отправим твою Николь. Для чего? А вот для чего. У Риё часто останавливаются и столуются немецкие офицеры... Ты знаешь немецкий? - уже прямо обратился он к Николь.

- Достаточно, чтобы понимать, - буркнула она, все еще борясь с краской, залившей ей щеки, шею и даже уши. "Твоя Николь", да еще дважды! Как это вынести?!

- Отлично! Это нам и нужно. Будешь передавать нам, если услышишь что-то полезное. Риё уже несколько раз "наводил" нас на бошей, и очень удачно. Мы ему регулярно звоним по телефону, но телефону, сами понимаете, доверяться нельзя, даже если говоришь условным языком. А сам Риё хромой, ему до нас трудно добираться. Вот теперь и будет у нас молодая связная... Подойдет это тебе, подпольщица? - улыбаясь, спросил Байяр.

Николь молча кивнула. Капитан по-своему объяснил ее молчаливость.