Юрий Коротков - Мадемуазель Виктория Страница 6

Валентина Васильевна стучит указкой по столу:

— Тише, тише!

— Последний день, учиться лень, сижу за партой, как тюлень, — тараторит Витька.

На тюленя он не похож. Скорее, на чертика: ни минуты не может усидеть спокойно. «Дыру в боку крутит», — говорит о нем Викина мама. Витька — египетский старожил. Он и родился в Каире. Так в метрике и записано: «Место рождения — г. Каир, Объединенная Арабская Республика».

— Вот именно — последний день. Кое для кого — последняя возможность исправить годовые оценки. Например, для тебя, Сукачев.

Витька выскакивает к доске и рассказывает про твердый знак. Витька все знает, еще не было случая, чтобы он чего-то недоучил. Он и слугу русскому языку выучил. Хусейн рекламу над магазином по-арабски прочитать не может, а русские сказки разбирает по складам. И все удивляется, что у нас книжки на том же языке, на котором русские люди разговаривают. У арабов литературный язык один для всех — и в Египте, и в Сирии, и в Алжире, и в Йемене, а говорят в каждой стране по-своему. Есть даже переводчики с литературного языка на разговорный…

Но Витькины оценки скачут вверх и вниз, потому что не может он отвечать спокойно. То подмигнет, то рожу скорчит, а теперь стал изображать твердый знак: стриженую голову вперед склонил, а руки сложил сзади кренделем. Ужасно похоже!

— Ладно, Сукачев, пять за твою пантомиму.

Витька доволен.

— Валентина Васильевна, а можно Хусейна в первый класс принять? Он «Колобок» наизусть знает!

Все представляют Хусейна в галабии и чалме, читающего букварь среди первачков.

— Ничего смешного, — строго говорит Валентина Васильевна. — Сейчас даже старики феллахи за парту садятся. Но Хусейну надо сначала родной язык выучить.

Она смотрит в классный журнал.

Светка раскрыла под партой учебник и торопливо читает, скосив глаза. А Вика вчера русский повторяла: и мягкий знак, и твердый, и «ЖИ-ШИ пиши с буквой „И“». Но ее не спросят, у нее твердая пятерка.

— Геленжевский, — говорит, наконец, Валентина Васильевна.

Близнецы Геленжевские вздрагивают, громко роняют что-то на пол и вскакивают, оглядываясь ошалелыми глазами.

— Сначала Анджей… Расскажи-ка нам о приставках в русском языке.

Анджей выходит к доске, хлопает белыми выгоревшими ресницами и внимательно смотрит в лепной потолок.

— Э-э, — говорит он. — Приставки… Приставки, э-э, следует отличать от предлогов.

— Правильно, Анджей. И как же ты отличишь приставку от предлога?

Анджей теребит белый чуб и еще внимательнее разглядывает потолок. Казимир листает учебник, но не успевает.

— Казимир, помоги брату.

Казик обреченно становится рядом с Анджеем. Когда близнецы стоят рядом, их не отличишь друг от друга. Казимир трет веснушчатый нос… теребит чуб… и тоже принимается изучать потолок.

— Э-э, — говорит он. — Приставка, э-э, это не предлог.

— Это нам уже Анджей сообщил.

Со всех сторон подсказывают, все сразу, поэтому у доски ничего не понять.

— Приставка — это приставка, а предлог — это предлог, — догадывается вдруг Анджей.

— Совершенно верно, — терпеливо говорит Валентина Васильевна. — И что же вы нам хотите еще сказать?

— Русский язык — отшен трудна, — у Анджея неожиданно появляется невероятный акцент.

— О да, да! — немедленно соглашается Казик. — Ми плохо понимать русска мова.

И оба таращат на учительницу бесхитростные глаза.

— Да, русский язык — очень трудный, — соглашается Ва- лентина Васильевна. — Особенно если читать на уроке посторонние книги.

Она поднимает из-под парты Геленжевских цветастый американский детектив с симпатичным черепом на обложке.

— «Смерть с накрашенными ресницами», — читает она название. — М-да… Ну, как?

— Законно! Уже троих укокошила! — говорит Анджей на чистом русском языке.

Третий класс падает на парты от смеха.

— А что у вас по английскому?

— Пять, — скромно признаются близнецы.

— Не мудрено. Лучше бы уж Марка Твена читали, — вздыхает Валентина Васильевна. — Садитесь, артисты. Не класс, а драматическая студия.

Школьный сторож Мустафа звонит в холле в колокольчик. Перемена! Все четыре класса вылетают в холл. В дверях — пробка.

Мустафа, сверкая улыбкой, раздает второй завтрак — мандарины и финики. Вика не любит египетские мандарины. Очистишь его, и потом весь день руки приторно пахнут. А мякоть такая сладкая, что хочется пить.

Она отдает свой мандарин Пустовойту. Он их ящик может съесть.

— Лиза-подлиза, — шепчет Светка рядом.

Вот так всегда настроение испортит. А у самой два завтрака — свой и Матрешкина.

Мустафа звонит ко второму уроку. Мустафе нравится звонить в колокольчик.

У третьего класса — физкультура. Третий класс несется вприпрыжку во двор. Осталась на партах форма в голубую клетку. Все в трусиках и в майках. И здесь Лисицына отличилась: под формой у нее оказался нейлоновый купальник с Микки Маусом.

Ох и изжарится же Светка, когда солнце поднимется выше! Не надо модничать.

Мальчишки уже лезут на пальмы. По пальмам легко лазить — чешуйки на стволе, как ступеньки. Витька под самой кроной над школьной крышей.

— Витька-а! Пирамиды видать?

Витька оборачивается в сторону Гизы. Гизские пирамиды видно с любой крыши — Каир лежит на равнине.

— Не-а! «Хилтон» застит!

Валентина Васильевна выходит из школы и привычно хватается за голову: — Сукачев! Слезай немедленно! Чубенидзе! Спускайтесь сейчас же, а то Мустафу позову!

А Мустафа и так все видит и смеется.

На стволах пальм — зарубки через десять сантиметров. Валентина Васильевна натягивает скакалку в метре от земли. Так и есть — прыжки в высоту! Витька уже летит через скакалку «рыбкой». Кувыркается, вскакивает — голова в песке.

Вика не любит прыжки в высоту. В беге вокруг школы она и мальчишек обгоняет, а вот метр ни разу не взяла. Страшно прыгать через скакалку: запутаешься и клюнешь носом землю.

А Светка ходит гоголем. Она длинная, ей только перешагнуть — и там.

Ребята выстраиваются в очередь наискосок от скакалки. Один прыгает, другой. Матрешкин попал ногой под скакалку и захромал к школе. Страшные муки на лице, а сам доволен — больше прыгать не надо.

Светка прыгает красиво. Взмахивает руками и летит. Уже три раза прыгнула.

Вика становится в очередь. Чем ближе очередь подходит, тем страшнее. Она опять отходит в конец очереди. Вот только Геленжевские впереди. Вот и они прыгнули.

Вика подскакивает на месте. Страшно. Скакалка под самыми небесами.

— Беликова, ты что же не прыгаешь?

— А она боится, — фыркает сзади Светка. Ах, так! Назло тебе прыгну!

— Ты сильнее маши ногой и лети за ней, — подсказывает за спиной Саша Пустовойт.

Вика срывается с места, бежит, семенит. Скакалка уже рядом. Она изо всех сил толкается, закрывает глаза. И падает на спину в песок.

Неужели взяла? В первый раз! Вот везучий день!

Вика отряхивается и бежит становиться в очередь. Теперь не страшно и скакалка не под небесами, а у самой земли. Раз за разом она плюхается в песок. Так бы и прыгала до самого вечера. Но уже бежит Мустафа с колокольчиком.

— Сбор, ребята, сбор! — кричит Валентина Васильевна. — Сукачев! Сбор не на пальме, а в классе!

Кончились уроки. Кончился учебный год в середине апреля. Скоро начнется настоящая африканская жара. Помутнеет горизонт, дохнет из пустыни знойный ветер и будет дуть пятьдесят дней. Он так и называется- «хамсин», «пятьдесят дней». Тогда никакие уроки в голову не полезут. Третий класс возвращается за парты. Все потные, возбужденные после физкультуры. Никому на месте не сидится. Даже у Матрешкина нога чудесным образом перестала болеть.

— Можно нам остаться? — просят Анджей и Казимир. — Что ж, вам тоже скоро в харцеры вступать. Валентина Васильевна становится торжественной, тихонько стучит указкой, дожидаясь тишины.

— Ребята! Сегодня у нас необычный день. Счастливый день! Сегодня вы станете пионерами. А для вас это событие торжественное вдвойне. Пионерская организация принимает в свои ряды вас, живущих далеко от родной земли. Потому что советский человек в любом уголке земного шара остается гражданином Советского Союза. И там, где есть советские люди, есть уголок Родины… Галстуки, я вижу, принесли все. А все ли знают, кто такой пионер?

— Пионер — всем ребятам пример! — кричит Витька.

— Правильно, конечно. Но как вы сами представляете себе настоящего пионера?

— Ну, — неуверенно говорит Витька, — пионер — это самый честный. Кто врать не будет,

— Кто никогда не жульничает. Даже в игре.

— Кто все сам делает. И отставшему помогает.

— Кто всегда про Родину помнит, — это опять Витька. — Даже если не видел почти.