Анатолий Маркуша - Щит героя Страница 7

Такого он еще не испытывал. Будто горячей волной захлестнуло его, даже дышать сделалось трудно.

И как она заметила, как только поняла?

- Ну чего ты вытаращился? - не поднимая головы от книги, спросила вдруг Оля. - И чего молчишь? Большой уже, соображать надо. Нравлюсь я тебе? Так давай объясняйся! Можешь на колени встать, а можешь и не становиться. Эх ты, Таращик!..

Каких только прозвищ не придумывали Игорю в школе - был он одно время Колдуном, Игопкиным, был полковником Барком - и никогда не обижался. А тут, услышав этого Таращика, Игорь прямо-таки задохнулся от обиды, покраснел и совершенно растерялся.

Позабыв про тушь и про незавершенный чертеж, Игорь позорно ретировался из дому и долго еще избегал не только Оли, но и сестры, бывшей невольной свидетельницей его посрамления.

Взбудораженный Игорь возвращался домой...

Ехала домой и Ирина. Меньше всего думала она о делах семейных. Человеку, только-только принятому в большую клинику, впервые почувствовавшему всю тяжесть ответственности, налагаемой званием врача, человеку, к тому же честолюбивому и больше всего на свете опасающемуся, как бы кто-то не заметил его неуверенности, страха перед больными, неловкости и колебаний, все остальные заботы, кроме забот медицинских, представлялись такими незначительными, обывательскими и ничтожными, что Ирина была бы, вероятно, крайне удивлена, спроси ее кто-нибудь: "Вас не беспокоит поведение брата? Не кажется ли вам, что Игорю надо помочь?"

Так бывает - даже очень хороший, по-настоящему душевный, любящий человек утрачивает вдруг остроту восприятия, стоит ему излишне сосредоточиться на себе, на своих сугубо личных проблемах.

Игорь и Ирина столкнулись у ворот дома.

- Привет, доктор! - сказал Игорь.

- Привет, мученик науки. Что нового?

- "А просто так удачи не бывают, а просто так победы не придут, отчаянно фальшивя, запел в ответ Игорь, - и самолеты сами не летают, и пароходы сами не плывут".

- Поешь? Ну пой, ласточка, пой, где сядешь?

Плечом к плечу они вошли во двор и одновременно увидели - ворота распахнуты, гараж пустой. Прислонившись к притолоке, стоит мать, в глубине гаража Валерий Васильевич.

- В чем дело? - спросила Ирина. - Куда делась машина? - В голосе ее не звучало ни особой тревоги, ни удивления.

- Продали, - сказала Галина Михайловна, - на будущей неделе получим "Жигуленка"...

- Слава богу, - все так же спокойно сказала Ирина, - а я-то подумала: угнали наш драндулет.

- Драндулет? - тихо выговорил Игорь, бледнея и весь напрягаясь. Драндулет? Этот драндулет, между прочим, покупал и ездил на нем отец... Наш! Правильно Ирка сказала - наш... Только как продавать, так у нас никто не спросил! - Его подхватило и понесло, слова сталкивались, путались, в них уже не было никакого смысла, только горечь, обида и презрение. Продали!.. Вдвоем со своим... Вавасиком продала! Какое право?.. А мы кто? Отец... значит, и мы...

- Ты что кричишь? - пытаясь остановить этот бессмысленный поток слов, спросила Галина Михайловна. - Я же ясно сказала, через неделю будет новый "Жигуленок"...

- "Жигуленок", "Жигуленок"... Подумаешь... Новый "Жигуленок" будет, новый папочка уже есть!.. Вот со своим Вавасиком и катайся... Не буду я больше с вами жить... Отдай мне пенсию за отца... Обойдусь...

- А ну-ка перестань орать! - прикрикнула Галина Михайловна. - Можешь жить как тебе нравится. Подробности уточним дома.

- Дома? Боишься, люди услышат? А я не боюсь, я и здесь могу уточнять.

Галина Михайловна, чувствуя, что теряет контроль над собой, шагнула навстречу сыну и подумала: "Ударить подлеца. Надо ударить". И занесла уже руку, когда вдруг обнаружила - Игоря нет. Перед ней, закрывая полнеба, кожаная спина. Она даже не сразу сообразила - это встал между ними Валерий Васильевич. Но что он говорит, что он говорит? Почему он так говорит?

- В одном ты прав, Игорь, продавать машину, не посоветовавшись с тобой и с Ирой, действительно не следовало. В этом ты прав. Только в этом... А маму обижать нельзя. Несправедливо, невыгодно - другой не будет. И базар на весь двор устраивать ни к чему. Ты же Петелин, Игорь. Пе-те-лин! Нельзя, чтобы это имя всякая шваль по задворкам потом трепала. Дома договорим.

И Валерий Васильевич стал запирать ворота гаража.

Однако дома никакого разговора не получилось. Игорь завалился на кровать и, отвернувшись к стене, демонстрировал, что он ни в чем участия принимать не желает. Ирина сказала матери:

- Оставь его. Попсихует и успокоится.

Валерий Васильевич долго возился в ванной - заменил прокладку в подтекавшем кране, приклеил к стене пластмассовые крючочки для полотенец, раскрутил струбцинку и вытащил отремонтированный накануне туристский ботинок Игоря, потом тщательно со щеткой мыл руки и все это время тихонечко напевал: "Так выпьем за тех, кто командовал ротами, кто замерзал на снегу, кто в Ленинград пробирался болотами, горло ломая врагу..."

Через полчаса Ирина вошла в комнату Игоря и присела на край кровати. Игорь не шевелился. Она посидела молча, потом нагнулась к брату и, касаясь теплыми губами его уха, зашептала как маленькому:

- Глупый ты, глупый, Таращик, ну чего ты, чего? И на кого злишься? Тебе Валерий Васильевич не нравится? Он же маму любит, он же все для нее делает. И какая тебе польза, если они из-за нас ссориться станут? Как ты обозвал его - Вавасик? Смешно придумал...

- Это не я, - неожиданно отозвался Игорь, - его весь дом так зовет петелинский Вавасик.

Игорь перевернулся на спину. Спросил:

- Сейчас скажешь: пойди извинись? А за что извиняться? За то, что я не могу с ними жить? За то, что я псих, как ты объяснила матери? За то, что все врут и притворяются?..

- Не хочешь, не извиняйся, но матери ты хоть что-нибудь сказать можешь? Пожалеть ее?

- А чего ее жалеть? У нее любовь и счастье! Может, это меня или тебя жалеть надо.

- Ну ладно, - сказала Ирина, - делай что хочешь, только умойся и не выламывайся.

Игорь лениво поднялся с кровати и пошел умываться. В ванной он заметил новые крючочки для полотенец и свой отремонтированный туристский ботинок. Вздохнул и, погасив свет, внезапно решил: "Черт с ним, пойду извинюсь".

Он вошел в большую комнату и, никак не называя Валерия Васильевича, не обращаясь к нему, но глядя прямо в глаза, сказал:

- Спасибо. За ботинок. И извините. Это вообще.

- Пожалуйста, - сказал Карич. - А дальше что?

- Не знаю.

- Подумай. Мне лично больше всего за мать обидно.

День еще не был прожит до конца, а Варвара Филипповна приступила уже к подведению итогов. В представлении Синюхиной события выглядели приблизительно так.

"Где петелинская Ирка ночь шастала, сказать не могу, сплетничать и напраслину возводить не буду, тем более девушка она приятная, образованная и уважительность в ней есть; возможно даже, она в больнице дежурила...

Но - и это точно! - утром ее дома не было.

Игорь в школу аккуратно пошел, Гарька - свидетель, вместе они отправились.

Стало быть, детей обоих утром не было!

В какое точно время Галинин супруг из квартиры вышел, я, верно, не заметила, увидела его перед гаражом, когда он машину Петра Максимовича царствие ему небесное, вот кто золотой человек был - мохеровым старым шарфом протирал.

Вышла я. Поздоровалась. Поинтересовалась у Валерия Васильевича, куда, значит, они собираются. Без задней мысли, так просто спросила... И еще обратила внимание, что Гали самой не видно... Но тут она из подъезда выкатилась и на меня напустилась: дескать, едем не гулять, а по делу, а по какому - это, мол, не моего ума забота!

И с чего она взвилась? И что мне их заботы? У нее своя жизнь, у меня своя.

Обидно только, что люди добра не помнят.

Когда она с Петром Максимовичем в наш дом въезжала и ремонт у них шел, где дети ночевали? Под моей, между прочим, крышей. Когда Иринка маленькая болела, а Игорь только ползал, к кому Галина за советом да помощью по три раза на дню бегала? Тоже ведь ко мне. А когда Петр Максимович убился, кто хлопотал больше всех, кто поминки налаживал, чтобы все чин чином и от людей не стыдно было? Но это так, к слову.

Уехали они и ладно, я на Галину даже и не обиделась. Мало чего в семейной жизни не бывает? Может, поссорились, вот она и не в духе... Дело житейское, не стоит и говорить. А вот когда они обратно на такси вернулись, тут я и подумала: те-те-те - нечисто что-то! И как сердце чуяло: продали машину!"

В этом месте плавно текущие размышления Синюхиной были неожиданно прерваны. Пришел Гарька, шумно шваркнул дверью и с порога преувеличенно радостно заговорил:

- Ну, мать, радуйся! Гляди, - и он выложил перед мадам Синюхиной затрепанную книжку, на обложке которой можно было не без труда разобрать: "Типовые экзаменационные задачи для средней школы и решения к ним", чувствуешь?

Варвара Филипповна в особый восторг от книги почему-то не пришла и с подозрением спросила:

- Стащил?

- За кого ты меня держишь, мать? - изображая обиду, сказал Гарька. Придумаешь тоже! Ты на год издания посмотри! Посмотри...