Владимир Соколовский - Во цвете самых пылких лет Страница 8

Он опустил краба на гальку, и тот боком-боком, таясь за камушками, выбежал за порожек. Васька вышел за ним и в недоумении следил, как незнакомое морское насекомое совершило свой путь к морю и нырнуло в утренние спокойные волны. Васька представил, как оно бежит по дну, в воде, подсвеченной ранним солнцем, и ему тоже захотелось туда. Потом он вспомнил незнакомца, насупился, вошел в сарай, собрал первым делом свой и Славкин чемоданы и, усевшись на них, спросил с подозрением:

— Кто такой будете, гражданин?

— Меня зовут Шалва Кикнадзе, — охотно ответил грузин. — Ты с другом можете звать меня дядей Шалико. Я в командировке. А вы?

— Мы… — замялся Тарабукин. — Мы… э… отдыхающие…

— Не можете найти квартиру? Сезон!

Снаружи послышался шорох. Это Славка подкрадывался к сараю, будучи еще не в силах унять страх. Вот он прислушался и, удивленный мирным характером разговора, заглянул внутрь.

— Ты испугался? — воскликнул, увидав его, дядя Шалико. — Это же был краб, понимаешь? Совсем безвредный. Э, глупость! — Говоря это, он аккуратно снял с примкнутого к дальней стенке пляжного лежака простынку, сложил ее, втиснул в полиэтиленовый кулечек, а кулечек положил в необъятный свой портфель.

— Хороший у вас лежак! — с завистью брякнул Васька, уже две ночи промаявшийся на сырой земле.

— Ого! — воскликнул грузин и захохотал. — Вы, я вижу, тоже рассчитываете поселиться здесь надолго! Что? — он выразительно потер большой палец об указательный. — Нету? Э?

— Ну почему же! — смущаясь и краснея, сказал Васька. — Это… у нас есть. Но нам здесь больше нравится. Возле моря, крабы бегают всякие… Романтика, понимаете?

— Я понимаю! — глаза Шалвы Кикнадзе сверкнули в полутьме сараюшки. — Я все понимаю! Я только не понимаю и ненавижу, когда лгут! Мне пятьдесят один год. И я знаю одно: если мы начнем лгать друг другу с первой же минуты, то кому-то из нас — или мне, или вам — придется уйти. Убирайтесь и не приходите больше!

Васька со Славкой встали и взялись за ручки чемоданов.

— Подождите! — окликнул их грузин. Подошел, снова потер подушечки пальцев друг о друга. — Нету? Э?

— Э! — кивнули друзья.

— О! Гордый народ! — дядя Шалико воодушевился, выпятил грудь. Мягко, чуть по-журавлиному ступая, вышел с портфелем из сарая. Литой его горбоносый профиль отпечатался на фоне прибоя. — Потеряли?

— Проиграли в карты, — неожиданно признался Васька. Славка по-прежнему угрюмо молчал.

— Ц-ц! — снова воодушевился грузин. — Когда играешь, кровь шумит в голове, ничего не соображаешь! Азарт! Я знаю!

— Ну да! — радостно подтвердил Тарабукин. Ему все больше нравился этот человек. И, помолчав немного, он промямлил заветное: — Вот теперь бы работу еще найти…

— Ступайте за мной! — скомандовал дядя Шалико.

Они вылезли с чемоданами из сарая, и Васька спросил:

— А куда вы идете?

— Я иду на вокзал, — уже на ходу объяснил грузин. — Я там бреюсь каждое утро. — Он потер ладонью подбородок, блеснув великолепной запонкой на крахмальной белизны рубашке. И ребята сразу обратили внимание: и брюки с бритвенной складкой, и зеркальные штиблеты — все на нем было с иголочки, все сверкало и похрустывало. Аккуратно расчесаны жесткие кольца полуседых волос.

— А нам-то зачем на станцию? — вдруг буркнул Славка. — Нам туда не надо! Я там вчера был!

Дядя Шалико не ответил. Еще через пять минут он остановился на перекрестке и сказал, вонзая вдаль волосатый палец:

— По этой дороге минут через пятнадцать выйдете к овощебазе. Я думаю, вы сможете там устроиться. Я сам был там, искал вечернюю работу…

— Ну и как, устроились?

— Да видите ли… — замялся дядя Шалико. — Я пришел к выводу, что эта работа… — он покосился на чистейшую свою рубашку и закончил со вздохом: — Не для пожилого человека! До свидания!

И он пошел от них, прямой и величественный.

По дороге Славка сказал:

— Вот уж сосед! Вот уж подозрительный! Одевается шикарно, портфель, часы, очки золотые, перстень! А спит в хибаре! Как этот… как последний… Тьфу!

— Сразу тебе — подозрительный! Ведь он к нам по-доброму, Славка. По идее, надо бы спасибо сказать, — рассудительно, хоть и как-то неуверенно возразил друг.

— А не преступник ли это? — продолжал Славка. — Валютчик или контрабандист, крупный спекулянт. А может быть, и обыкновенный убийца. Вон как он меня ужаснул своим крабом. До сих пор поджилки трясутся. Скажем, ой скажем мы ему спасибо, чувствую! Ишь, где скрывается!

— Ты сначала доказательства заимей, а потом так говори!

— А что, и заимею! — храбрился Канаев.

Здесь разговор о таинственном соседе иссяк, потому что они пришли на овощебазу. На территории ее было людно, шумно, выхлопные газы машин не рассасывались в горячем, жарком воздухе, заставляя людей чихать и убыстрять шаг. Завбазой, крикливая сухая женщина, сначала не разобралась, зачем друзья пришли, и все пытала про какую-то записку, выразительно при этом поглядывая на чемоданы. Узнав о подлинной цели их визита, она страшно разозлилась и стала прогонять их, крича, чтобы они не морочили ей голову. Они уже подходили к воротам, когда она высунулась в окно, окликнула их и сказала, чтобы они немедленно сдали кладовщику свои чемоданы, разыскали экспедитора Махнюка и поступали в его распоряжение.

Они еле нашли этого Махнюка: то говорили, что он в бухгалтерии, то бегает где-то на складах, то пошел что-то подписывать у завбазой. Нашли и увидели, что Махнюк — юркий и лысый, с выгоревшими бровями, а ручки у него маленькие и быстрые. Он проворно сообразил, кто и зачем к нему явился, потащил друзей к стоящему возле склада ЗИЛу и приказал:

— О! Загружай!

Склад был полон арбузов, их надо было развозить по магазинам. Васька со Славкой принялись за дело уверенно и расторопно, но через час абсолютно выдохлись, сели передохнуть и вспомнили о голоде.

— Надо найти поблизости магазин, сходить туда и купить пару саек, — предложил Славка.

— Давай лучше догрузим машину, а когда поедем, попросим шофера остановиться возле булочной. Только на пару саек у нас не хватит. Восемь копеек — это одна сайка, и еще останется копейка.

— Как восемь копеек? — ощерился вдруг Славка. — Вчера у тебя должно было остаться никаких не восемь, а целых шестнадцать копеек!

Васька побренчал медью, вынул ее из кармана и протянул на ладони другу. Тот подсчитал: действительно, восемь копеек. Но по всем его расчетам выходило, что должно было остаться шестнадцать!

«Неужели он хочет утаить от меня восемь копеек, вечером купить себе сайку и сам съесть ее!» — думал Славка, не отводя от друга светящихся подозрением глаз.

В глубине души ему было стыдно за такие мысли, и он сам удивлялся себе, но ничего не мог поделать, мучимый голодом, и все думал, что Васька хочет его обмануть. И Ваське было стыдно за Славку, за то, что он мог задать ему вопрос о каких-то ничтожных восьми копейках, которых у него и в помине не бывало, — откуда Славка мог их насчитать? Видно, от голода совсем уж начал терять рассудок.

— Может быть, разобьем и съедим один арбуз? — переборов наконец себя, миролюбиво спросил Славка.

— Разобьем, съедим, а нас раз — и выгонят! А больше мы нигде не найдем работы. Нет уж, потерпим.

Погрузив машину, они поехали на берег моря. Там, метрах в тридцати от воды, располагался овощной магазинчик. Теперь арбузы надо было сгружать. Сайка, наскоро проглоченная в дороге, нисколько не насытила, жара стояла неимоверная, а толстый шофер Иван Данилович, вместо того чтобы хоть немножечко помочь, сначала сонно шлялся возле машины, а потом носил что-то из магазина и прятал в кабину да поторапливал ребят. Выгрузив и перетаскав в магазин две трети арбузов, они уж думали, что больше не выдержат, но неожиданно работа пошла легче: то ли они приноровились к темпу, то ли просто открылось, как у спортсменов, второе дыхание. Но, кончив работу, они сразу мешками свалились на землю и долго сидели, обливаясь потом и ничего не соображая.

Вышла директорша в белом халате.

— Дайте арбуз! — грубо сказал ей Васька.

— Научись сначала разговаривать, — отрезала она.

— А ну геть в машину! — скомандовал шофер. — И так я вже в простое. Сколько времени с одной ездкой возюкаемся. Дохляки, откажусь я от вас…

— Ну, хоть окунуться-то можно? — взмолился Славка.

— Я шо сказал — геть в машину!

От усталости и жары свинцово болели тело и голова, но ребята нашли бы силы поехать на базу, если бы не раздражал бессердечный шофер. И Васька зло бросил ему:

— Подождешь, перебьешься! Идем, Славка, дойдем до мола.

Они вышли на берег и сели на горячие камни. И здесь колыхалось и жгло легкое знойное марево. Небо раскалывалось от грохота тонких, впивающихся в маленькие облачка истребителей: они выскакивали откуда-то из-за бухты, становились над ней на крыло, визжа турбинами, разворачивались и падали за недальний гористый горизонт.