Всеволод Нестайко - Пятёрка с хвостиком Страница 8

Глаза постепенно привыкли к темноте. Он уже различал какие-то диковинные предметы. Странная лодка выплывает кормой из мрака (поломанная деревянная кровать), а на ней что-то рогатое (старый велосипед), а с другой стороны невообразимая гора поломанных стульев, сундуков и ещё чего-то совсем уже в темноте непонятного и неразличимого…

Он ахнул и отдёрнул руку — она натолкнулась на что-то живое и дрожащее.

— Мяу! — виновато мяукнул котёнок.

Толя осторожно протянул руку и привлёк котёнка к себе. Котёнок был не такой уж и маленький — среднего, а то и старшего кошачьего возраста. Но страшно худой, сплошные рёбра.

— Как же ты попал сюда? Котёнок замурлыкал, изгибая спину.

— Что же нам теперь делать? Как вылезти? А ну, постой…

Он старался на ощупь в темноте найти что-нибудь такое, что можно было бы подставить под лестницу и выкарабкаться. Но вскоре убедился, что ничего из этого не выйдет: до уцелевших ступенек было очень высоко.

Новая волна отчаяния охватила его.

Ну что он за неудачник такой!

Цыпочка с Гулиной где-то сейчас во Дворце спорта кренделя на льду выписывают. Крокодил Гена в бассейне баттерфляем, как бабочка, порхает. Алик Паганини какую-то рапсодию смычком вышивает. А он, ничтожество, в подвале… Они людьми станут. Фигуристами, чемпионами, лауреатами. Их по телевизору показывать будут. А он… хотел котёнка вытащить, да и то… Самого теперь вытаскивать нужно.

Толя не выдержал и заплакал.

Он редко плакал. И сейчас, плача, сам себя убеждал, что плачет не потому, что ему страшно, а потому, что ему жаль бабушку Марылю. Как же она, бедная, будет переживать, как будет волноваться, когда он не придёт домой!

Наверху послышались шаги.

Толя встрепенулся, хотел уже позвать на помощь, но в последний миг испугался, что это же его могут поднять на смех ("Провалился, никудышник!"), но и не крикнуть уже было невозможно (полная грудь воздуха), и, сам не зная, как это у него вышло, он громко… мяукнул:

— Мяу!

Сверху ослепительно сверкнул свет электрического фонарика. Донёсся удивлённый голос:

— О! А ты как тут очутился?!

Отец Алика Паганини, Захар Власович Ивасюта, был самый высокий у них во дворе-два метра пять сантиметров. Ему не нужны были никакие лестницы. Он просто соскочил в подвал. Взял Толю и котёнка, выставил наверх, потом подтянулся на руках и вылез сам. Всё это заняло не больше чем полминуты.

— Ишь! — улыбнулся Захар Власович, отряхивая Толю своей большой мягкой рукой. — Я и не подозревал, что ты такой… Герой! Молодец! Сам в тёмный подвал за котёнком полез. Ишь!

Толя прижал котёнка к груди и глянул исподлобья на Захара Власовича смеётся или нет. Но ни в голосе, ни в глазах не было и тени насмешки. Скорее наоборот.

Кроме того, что Захар Власович был у них во дворе самый высокий, он был ещё и самый уважаемый. Мастер завода «Арсенал», депутат райсовета, орденоносец, во время праздничных демонстраций он всегда стоял на правительственной трибуне среди знатных людей столицы. Толя не раз видел его по телевизору. А все, кого он видел по телевизору, были для него людьми необычайными.

Толя опустил голову, чтобы отец Алика не заметил, что он плакал. Тот, кажется, не заметил. Положив руку Толе на плечо, он повторил:

— Молодец! — Потом перевёл дыхание и сказал: — Не знаю, полез бы мой Паганини или… Не уверен. Хотя он хлопец добрый. Это ж он меня попросил. Котёнок, говорит, в подвале мяукает, наверное, вылезти не может. У меня сегодня отгул. А они па музыку торопились. — Захар Власович скривился:-Эх! Нужна ему эта скрипка… как корове седло! Не станет он музыкантом всё равно. И сам мучается, и… Да разве объяснишь? Они, братец, не догоняют, как теперь говорят. Но их же четверо. Женщины, братец, это… Ивасюта махнул рукой.

И то, что этот большой уважаемый человек говорил с ним так откровенно, искренне, как со взрослым (даже на жену и её сестёр жаловался), наполнило Толино сердце радостью. И ему вдруг стало жаль Алика Паганини. А он ему так завидовал!..

И ещё он неожиданно подумал: вот самого же Захара Власовича не водили, наверное, ни в бассейн, ни на музыку, а он…

И в мире, как в телевизоре, у которого был сперва выключен звук, а потом его вдруг включили, — всё вокруг забурлило радостно и звонкоголосо. На какой-то миг Толе показалось, что на небе вспыхнула радуга. Так бывает, когда сквозь слезы посмотришь на солнце.

Это случилось ещё в первом классе, три с половиной года назад.

Но все узнали об этом только в прошлом году, в третьем классе. Сам Толя не выдержал, рассказал Ромке, с которым сидел за одной партой.

А тогда он просил Захара Власовича никому ничего не говорить, даже своему сыну Алику. И Захар Власович слово сдержал — не рассказал.

Кстати, Алик скрипку свою таки бросил. Во втором классе на музыку он уже не ходил.

И Богдан Цыпочка фигурное катание бросил. Перешёл было на хоккей, но бросил и хоккей. Мама решила, что хоккей слишком «травматический» вид спорта. И после некоторых шишек и синяков собственноручно вынесли Цыпочку на руках с ледовой площадки. С тех пор он посещает шахматную секцию.

А вот Люся Гулина фигурным катанием ещё занимается, хотя выдающихся успехов покамест не достигла.

И Крокодил Гена ходит в бассейн. Хотя тоже чемпионом ещё не стал.

Наибольших результатов достигла Натали Приходько. Важность и нужность изучения иностранных языков она доказала на практике.

К ним в школу прибыла однажды делегация немецких пионеров из города Лейпцига, побратима нашего Киева. И Натали Приходько так бойко «шпрехала» с ними по-немецки — четвёртый «А» просто диву давался.

Толя после этого решил всерьёз взяться за английский. Купил несколько тоненьких книжечек для внеклассного чтения и заставил себя их читать.

Не без того, что тут помогло и влияние его друга Ромки Лещенко, который, как вы знаете, по-настоящему закалял свой характер. И теперь, в упор посмотрев на звеньевую первого звена Тину Ярёменко, Шурочка сказала:

— Что же, по-моему, Красиловский — мог!

Но Толя их уверенность развеял в один миг:

— Я же тогда болел. Вы что — забыли?

И Шурочка вспомнила: действительно, в тот день, когда случилось это событие с деньгами, Толи Красиловского в школе не было. Он был болен ангиной. И Шурочка с Тиной ещё ходили его проведывать. И застали там Ромку Лещенко.

Шурочка посмотрела на Ромку. Ромка улыбался. Он прекрасно всё помнил, но ему хотелось проверить, как относится актив к его другу, что он думает о нём. И теперь Ромка был доволен.

— Слушайте, — сказала редактор стенгазеты Натали Приходько. — А чего это мы всё время только на мальчишек думаем? Полковник же сказал, что дежурный не разобрал — мальчик или девочка. Почему это не могла бы быть, например… ну, например, Грацианская?

— Или Миркотан? — подхватила Тая Таранюк.

Аллочка Грацианская и Люба Миркотан

Аллочка Грацианская очень хорошенькая девочка.

Да что я говорю — хорошенькая. Просто красивая. Не будем бояться этого слова. Создаёт же иногда матушка-природа такое диво. Пышные, чёрные как смоль волосы. И синие-синие глаза. И длинные мохнатые ресницы. И пухленькие розовые губки. И ровненький носик. И ослепительная белозубая улыбка. И ямочки на щеках. Ну просто не к чему придраться.

Всё красивое.

И по характеру симпатичная.

Красивые, как вы знаете, часто бывают заносчивые, капризные, самовлюблённые.

А Грацианская — ничего подобного. Добрая, воспитанная, щедрая. Всегда поделится и конфетами, и жевательной резинкой, и стерженьками для авторучки. И улыбается всем приветливо. Ни с кем не ссорится, не ругается. Если нужно, и на уроке подскажет, списать даст (она отличница). Одним словом, хорошая девочка, и всё.

Если среди хлопцев все больше всего любили Кума Цыбулю, то среди девчонок — её, Аллочку Грацианскую.

И никто не мог понять, почему Люба Миркотан вдруг так невзлюбила её. Люба на Аллочку не могла спокойно смотреть. В глазах у неё всегда была неприязнь и презрение. Иногда казалось, что Люба готова даже ударить Аллочку. Всех это очень удивляло. Девочки не раз спрашивали Любу:

— Ну почему ты её так не любишь?

— Не люблю, и всё, — цедила та сквозь зубы.

— Но почему? Она же такая хорошая девочка. Всем нравится.

— Всем нравится, а мне не нравится.

— Без причины?

— Без причины.

Девочки только плечами пожимали.

Один лишь Гришка Гонобобель поддерживал Любу:

— Чего привязались? Ну, не нравится. Подумаешь! Кому что. Хи-хи!

Ну тот вообще всех презирал, над всеми хихикал.

И если бы Люба от природы была девочкой злой, недоброжелательной. А то ведь нет. Она была доброй, приветливой со всеми. Со всеми, кроме Аллочки.

— Да она просто ревнует, — решила Люська Заречняк, — что Аллочка красивее её.