Ричард маленький король - Иван Бутаков Страница 8

Наступило утро, грохот прекратился, лишь сверху, с кровати, под которой ночевал Ричард, доносился ровный храп Вестника. За окном было тихо, никогда еще Ричард не слышал такой тишины на улице.

Кот вылез из-под кровати и отправился на кухню, запахи там не умолкали со вчерашнего вечера. За ним, шлепая босыми ногами и зевая, шла Зимняя. Она не любила долго спать, что для короля было немаловажно, ведь он вчера вечером, испугавшись грохота, совсем забыл про ужин, и теперь ужасно хотел, есть, "слона бы съел", вспомнил он выражение людей. Но, слона ему не дали, да и куда ему, в него еле поместилась котлета, поднесенная прислугой. А после завтрака, Зимняя посадила его на подоконник, любоваться прекрасным заснеженным видом. Лишь изредка по двору проходили люди, еще реже проезжали машины, и те и другие двигались неторопливо, без суеты, присущей обыкновенно людям. Лишь одно небольшое коричневое пятнышко вдалеке, нарушало всеобщее спокойствие двора. Оно двигалось хаотично, прыгало из стороны в сторону, то исчезало в огромном сугробе, то появлялось опять, становясь все больше по мере приближения к дому Ричарда. Когда оно допрыгало совсем близко, разогнав стаю голубей, король узнал в этом пятнышке лорда Брауни, за ним на длинном поводке еле поспевал друг – хозяин. Судя по всему, бульдог тоже заметил кота, он приосанился и спокойным шагом направился под его окна.

– С новым годом! – поприветствовал он котенка.

– С добрым утром лорд Брауни, – недоверчиво ответил тот. – Это еще как – с новым годом?

– Да вы, ваше величество, никак не знаете что такое Новый год?! – удивился пес.

– Как то не доводилось, а что это?

– Это ж величайший праздник! Как о нем можно не знать?! Неужели ты не позволяешь своей прислуге его праздновать?

– Ты имеешь в виду их традицию собирать всех за столом и есть вместе? – озадаченный король был так растерян, он почувствовал себя маленьким и глупым.

– Да, – радостно гавкнул бульдог. – И эта их традиция – сама по себе гениальна, не зря же ее им придумали мы – собаки, – он гордо выпрямился, став еще выше.

– Собаки? – неуверенно переспросил Ричард.

– Ну конечно, стал бы я тебе врать. Ведь в обычный день, за обычным обедом или ужином, когда я дежурю возле стола или под ним, в ожидании, что маленькая Нина что-нибудь уронит, и то, с возрастом она начинает есть аккуратнее, я только и слышу – ''Брауни фу, Брауни нельзя'', а тут… – пес мечтательно задрал нос. – Я вчера весь вечер сидел под столом, одна тетка уронила целый кусок жареной утки, и никто мне даже слова не сказал.

– Я тоже сидел под столом, – начал было воодушевленно рассказывать котенок. – Только чуть не получил ногой.

– Бывало со мной и такое, только я их быстро отучил лягаться, куснул за ногу и готово – ноги держат на расстоянии, а еще и еды подкидывают. В общем, Новый год самый лучший праздник… – бульдог почесал за ухом. – После дня рождения конечно, и дня рождения маленькой Нины, ууу, – он радостно взвыл. – Тогда к нам приходит целая свора детей, все они приносят мне угощения, играют и чешут мне пузо.

Король слушал Брауни с изумлением, все казалось таким невиданным, таким интересным. Пес радовался всему и рассказывал порой какие-то странные непонятные вещи – маленькая Нина, какие-то дети, день рождения.

– А что такое день рождения? – спросил он у лорда.

– Ну, брат, это уж вообще никуда не годится! – воскликнул пес. – Как же ты можешь не знать про день рождения? Это же самый главный праздник – день, когда ты родился. Тебя все поздравляют, чешут за ушком, дают угощения. В эти дни любой лорд чувствует себя королем.

– Что-то я не припомню такого, когда я родился, – озадачено промяукал котенок. Брауни даже немного расстроился, ему так хотелось поделиться своей радостью с королем, а в итоге он оставил его опечаленным маленьким шерстяным комочком, смотрящим в окно грустными большими глазами.

Чувствуя это своим долгом, а маленького короля своим другом, Брауни стал приходить гораздо чаще. Так же как солнце, которое стало подниматься все выше, продлевая день и постепенно вытесняя ночь. День и ночь, словно две сестры, сидящие на одном стуле, по очереди выталкивали друг друга, но все же, оставляли место и из-за большой любви не давали упасть своей родной сестренке. И с каждым рассветом и закатом, точно как и с каждой встречей своего друга, Ричард становился взрослее. Он как истинный король обрастал пышной шерстью, высокими манерами, глубоким умом и настоящей котовьей сдержанностью, которой позавидовал бы любой. Но у каждой крепости есть свое слабое место, в крепости Ричарда им оказалось золото. Все началось с того пресловутого падения с елки. Золотая ее верхушка никак не выходила у него из головы. Саму елку вскоре разобрали, а Ричард, здорово подтянувшийся к весне, научился прыгать и лазить больше прежнего. ''Вот бы мне раньше такой прыти, я бы точно достал ту макушку – думал кот.

Решив попытать свою прыть на деле, он попытался вскарабкаться вверх по стене, как он это делал когда был совсем маленьким. Но, то ли бумажки на стене стали мягче, то ли сам Ричард стал тяжелее, вскарабкавшись до середины, он полетел вниз вместе с широкой полосой плотной бумаги. И вновь словно бутерброд, он приземлился на лапы.

Прыгучесть кота росла вместе с ним. За окном появились первые лужи, когда он начал взбираться на подоконник без помощи прислуги. Под горячими солнечными лучами, кот лежал, наблюдая, как блестящий снег на крышах машин медленно тает, образуя проплешины, а он чувствовал себя настоящим покорителем вершин, в одиночку взобравшийся на Эверест.

Однако, прежде чем покорить подоконник на кухне, он освоил ни мало других вершин, менее значимых, но не менее интересных. Кровать Вестника и Кухарки была просто открытием. С нее он получил доступ ко всему, что лежало на тумбочках, стоявших рядом, и самым значимым из всего этого были золотые часы Кухарки. Их яркий отблеск на весеннем солнце, привлек внимание юного кота, и тут же ему вспомнилась та верхушка елки, как он карабкался за ней по вечно зеленому дереву, как упал, протирая бока о колючие ветки. Тогда ему казалось, что нет ничего прекрасней той верхушки, но теперь, увидев отблеск настоящего золота, он понял,