Остров на Птичьей улице - Ури Орлев Страница 9

На верхнем «островке» уцелевшего пола всегда было полно воробьёв и других птиц. Они подлетали со всех сторон, кружили в воздухе, садились и улетали. Как будто там для них была устроена кормушка. Один раз с настоящим риском для жизни я забрался по полуразрушенной противоположной стене до того места, откуда было немного видно, что творится на верхнем островке. Правда, разглядеть, что там на полу, я не мог, но зато увидел настоящее чудо – раковину и кран, из которого капала вода. Птицы прилетали туда пить. Как такое может быть? Наверное, труба шла с польской стороны, под разделительной стеной. Такая же раковина была и на нижнем островке, который был весь засыпан цементной крошкой, битым кирпичом и обломками досок. Тогда-то я и разглядел под окном шкаф с дверцами. И на верхнем островке тоже виднелся такой шкаф.

Разумеется, нашу улицу назвали Птичьей вовсе не из-за этих птиц. Мама мне рассказывала, что когда-то давно прямо посреди улицы росли высокие деревья. Это было ещё до того, как появились машины. Люди тогда ездили верхом на лошадях или в повозках, и большие деревья никому не мешали ни с одной стороны улицы, ни с другой. Мама не застала эти деревья. Но бабушка их видела! Она говорила, что в их ветвях жило очень много птиц, целые стаи. Поэтому улицу и назвали Птичьей. Может быть, сегодняшние птички – это дети детей, или внуков, или даже правнуков тех птиц, которые жили тогда в высоких деревьях. Ведь поколения у птиц сменяются гораздо быстрее, чем у людей.

Барух говорил, что поколение – это сорок лет. Странно. Если честно, то все люди, которым больше двадцати, казались мне старыми. Я сказал об этом Баруху. Он засмеялся. Для него пятидесятилетние и даже пятидесятипятилетние люди были молодыми.

– Когда тебе исполнится пятьдесят, ты поймёшь, что я прав.

Мне? Пятьдесят? В это было трудно поверить. Бедный Снежок. Он-то проживёт от силы года три. Интересно, сколько лет в мышином поколении? В энциклопедии было написано, что мыши за год приносят приплод около восьми раз. Как посчитать одно поколение?

Я не мог рассказать папе и маме о птицах и о птичьем водопое. Потому что тогда родители бы узнали, что я нарушил запрет. И ещё кое-что. Через несколько мгновений после того, как я слез с той стены, она обрушилась целиком, подняв огромное облако пыли. Мы все закашлялись и побежали на улицу. Один мальчик сказал: «Алекс, тебе здорово повезло».

И правда повезло. Я так хотел рассказать об этом папе и маме. Папа мне тоже всегда говорил: «Алекс, ты везунчик». А мама объясняла, что мне везёт потому, что я родился в шапке. Тем, кто родился в шапке, всегда везёт. Шапка, понятно, не настоящая – просто так говорят, когда младенец рождается с «шапочкой» из оболочки, в которой он лежал, пока был у мамы в животе. «Это суеверие, – сказала мама, – но во многих суевериях есть доля правды».

Старый Барух думал так же, как мама.

В моей жизни было три учителя. То есть у меня, конечно, были и обычные школьные учителя, и учителя, которые занимались с нами в гетто. Но самым важным вещам я научился у папы, мамы и Баруха.

– Когда устраиваешь укрытие, позаботься о том, чтобы в нём был запасной выход, – так учил меня Барух.

– Главное – застать врага врасплох. Выжидай… – это папин урок.

– Доверяй людям, будь с ними приветлив, и они тебе помогут, – это урок от мамы.

Хотя папа ещё учил: «Доверяй, но проверяй». И это как-то сбивало меня с толку.

– Всё зависит от ситуации, – сказала мне мама. – Умный человек умеет оценить ситуацию и понять, как ему себя вести. Я ведь говорю не об универсальных правилах поведения на все случаи жизни, а о том, что должно быть у человека в душе. В душе должны быть любовь, радость, дружеские чувства. Но это не значит, что нужно чуть что их показывать. Уж точно не тогда, когда перед тобой убийца с «мёртвой головой» в петлице.

В этом папа был согласен с мамой. Он помолчал и сказал:

– Да, Алекс, всё так и есть.

И ещё немного о везении.

Как-то раз в начале войны я оказался на улице во время бомбардировки. Я шёл, и вдруг завыла сирена. Какой-то человек схватил меня и затащил во двор одного из домов. Там уже прятались другие люди. Я постоял рядом с ними несколько секунд, а потом вдруг сорвался с места и побежал домой. Они кричали мне вслед: «Мальчик, вернись! Вернись сейчас же!»

Они боялись, что в меня попадёт какой-нибудь осколок или что целая бомба упадет мне на голову. И тут – бум-трах! – что-то грохнуло, мне показалось, что прямо у меня над ухом, и всё заволокло облаком пыли, и мелкие камушки посыпались дождём. Я лёг на землю, на тротуар, как учил меня папа, и подождал, пока облако рассеется. Ещё до того, как прозвучал отбой, я встал и посмотрел туда, откуда прибежал. Я не поверил собственным глазам. Двора, где я только что стоял, больше не было. Не было ворот. Всё исчезло. Осталась только куча дымящихся обломков. И вот уже вокруг забегали люди, охрана, добровольцы из спасательных отрядов – они копали на месте взрыва в надежде отыскать и спасти выживших.

Я думал, что моё везение – это дело рук какого-то помощника: доброго духа, ангела-хранителя, кого-то, кто решил, что я должен жить дальше, и всё. Но папа ни в каких помощников не верил. Он всегда говорил мне: «Твоя судьба – в твоих руках, Алекс».

А Барух, наоборот, говорил: «Плохо это или хорошо, но человек не может уйти от своей судьбы. Чему быть, того не миновать».

И правда интересно: существует ли такое устройство, которое заранее определяет, что будет с каждым из людей? Что-то мне с трудом верится. Потому что тогда какой был бы смысл вообще хоть что-то делать? А может, оно учитывает всякие разные условия? Если поступишь так-то и так-то, будет тебе то-то и то-то. А поступишь по-другому – с тобой произойдут другие вещи. И всё уже заранее предопределено… Как знать, как знать.

И кстати, если все судьбы где-то записаны, то кто сказал, что они записаны только для людей? Вот Снежок, например: если он сумеет добраться до нашего буфета, то ему тоже предопределено жить дальше. Тогда он вполне может прожить свои три года. Я