Хью Лофтинг - Журнал для зверей

Хью Лофтинг

Журнал для зверей

А теперь расскажу-ка я вам про конкурс на лучший рассказ. В Пуддлби-на-Болоте Доктор забавлял своих любимцев занимательными историями, и его «беседы у камелька» стали своего рода сенсацией. Об этом достославном кружке сплетничал сыч У-гу; поросенок Хрю-Хрю, Джип и белый мыш хвастались им напропалую. (Они, видите ли, всегда гордились тем, что принадлежат к домашнему кругу этого великого человека). И очень скоро, благодаря их собственному новому почтовому отделению, о докторских вечерних беседах заговорили звери всего мира — и принялись обсуждать их в письмах. И, не успел Доктор оглянуться, как его уже засыпали просьбами выслать рассказы почтой. Ведь он прославился не только как звериный врач, но и как звериный педагог-просветитель, и звериный автор.

С Крайнего Севера приходили десятки писем от белых медведей, моржей и песцов с просьбами выслать им какой-нибудь легкой, развлекательной литературы, а еще — медицинских брошюр и книг по этикету. Зимние ночи (которые длятся в тех краях не одну неделю) становятся до ужаса однообразными, писали звери, после того, как запас собственных историй истощится, — ведь нельзя же все время спать, надо как-то и поразвлечься на одиноких плавучих льдинах, в берлогах и норах под вьюжными наносами. Поначалу Доктор был так занят делами более насущными, что до этого вопроса руки просто не доходили. Однако Дулиттл взял его на заметку, — до тех пор, пока не придумает наилучшего способа решить проблему.

А звери его, после того, как работа почтового отделения более-менее наладилась, зачастую не знали, чем себя развлечь по вечерам. И вот однажды все они сидели на веранде плавучего дома, гадая, в какую бы игру поиграть, как вдруг Джип объявил:

— Я знаю, что делать: давайте уговорим Доктора рассказать нам историю!

— Да все мои истории вы уже слышали, — возразил Доктор. — Отчего бы вам не сыграть в «найди туфельку»?

— У нас тут слишком тесно, — объяснила утка Кря-Кря. — В прошлый раз, когда мы играли, Хрю-Хрю застрял между рогов тянитолкая. Да у вас же в запасе полным-полно разных историй. Ну, расскажите хоть что-нибудь, Доктор — самую что ни на есть коротенькую!

— Да, но про что? — отозвался Джон Дулиттл.

— Про поле репы, — предложил Хрю-Хрю.

— Еще не хватало, — тявкнул Джип. — Доктор, а почему бы вам не поступить так же, как вы иногда делали, когда мы вместе сиживали у камина в Пуддлби? Вы выкладывали из карманов все подряд, пока не попадалось что-нибудь, наводившее вас на хорошую мысль, — помните?

— Ну, ладно, — согласился Доктор. — Но…

И тут в голову ему пришла идея.

— Послушайте-ка, — сказал он. — У меня, как вы знаете, требуют рассказов почтой. Звери Северного полюса хотели бы коротать зимние ночи за чтением чего-нибудь легкого и развлекательного. Я стану выпускать для них звериный журнал. Назовем его «Арктический ежемесячник». Рассылку почтой возьмет на себя наш филиал в Новой Земле. Пока все отлично. Но основная проблема в том, где набрать достаточно материала для ежемесячника, — и рассказов, и картинок, и статей… Это вам не шутка! Так вот: если сегодня я расскажу вам историю, вам придется помочь мне с новым журналом. Всякий вечер, когда вам придет в голову поразвлечься, мы станем по очереди рассказывать истории. Так мы сразу получим целых семь. Печатать будем по одной в месяц: все остальное будут новости дня, рубрика медицинских советов, страничка «Мой малыш» и раздел «Разное». А еще мы объявим конкурс на лучший рассказ. Судить предоставим читателям: они напишут нам сюда, и мы вручим приз победителю. Как вам, нравится?

— Отличная идея! — воскликнул Хрю-Хрю. — Чур, завтра я рассказываю. Я знаю одну очень недурную историю. Так начинайте же, Доктор, начинайте!

И Джон Дулиттл вывернул карманы брюк на стол, надеясь отыскать хоть что-нибудь, что напомнило бы ему о какой-никакой истории. То-то удивительная коллекция всевозможных предметов явилась на свет! Тут были обрывки бечевки и куски проволоки, огрызки карандашей, перочинные ножики со сломанными лезвиями, пуговицы от одежды и застежки от обуви, увеличительное стекло, компас и отвертка.

— Похоже, ничего подходящего, — молвил Доктор.

— А как насчет жилетных карманов? — предложил У-гу. — В них всегда попадается самое интересное. С тех пор, как мы уехали из Пуддлби, вы туда и не заглядывали. Наверняка там полным-полно всего скопилось.

И Доктор послушно вывернул жилетные карманы. На свет явились двое наручных часов (одни ходили, вторые — нет), рулетка, кусок сапожного воска, пенни с дыркой посередине и так называемый максимальный термометр.

— Это что такое? — спросил Хрю-Хрю, указывая на градусник.

— Этим измеряют температуру, — пояснил Доктор. — Постойте, мне как раз вспоминается одна…

— История? — воскликнул У-гу.

— Я знал, я знал! — залаял Джип. — Про такие штуки всегда есть истории. А как она называется, Доктор?

— Ну, — молвил Доктор, усаживаясь в кресло, — пожалуй, «Забастовка инвалидов» — самое подходящее название.

— А что такое забастовка? — полюбопытствовал Хрю-Хрю.

— И что такое инвалид, скажите на милость? — воскликнул тяни-толкай.

— Забастовка, — объяснил Доктор, — это когда люди перестают выполнять свою работу, чтобы заставить других людей дать им то, чего они требуют. А инвалид… ну, инвалид — это человек, который всегда… э-э-э… ну, вроде как болен.

— А какая такая работа у инвалидов? — спросил белый мыш.

— Их работа — это… э-э-э… болеть, — молвил Доктор. — И хватит вопросов, или я так и не начну.

— Минутку, минутку, — перебил Хрю-Хрю. — У меня нога затекла.

— Да ну тебя с твоими ногами! — воскликнула Кря-Кря. — Пусть Доктор рассказывает.

— А это хорошая история? — не отступался Хрю-Хрю.

— Значит, так, — сказал Доктор, — я расскажу, а вы сами решите, хороша она или нет. Хватит ерзать; дайте мне начать. А то уже поздно.

Доктор зажег трубочку, раскурил ее хорошенько и начал:

— Много лет назад, в те времена, когда я купил этот градусник, я был совсем молодым доктором — исполненным надежд, в самом начале своей карьеры. Сам я считал себя первоклассным врачом, но, как выяснилось, остальной мир вроде бы так не думал. На протяжении многих месяцев с тех пор, как я открыл практику, ко мне не обратилось ни одного пациента. Представляете: просто-таки не на ком было испробовать мой новехонький градусник! Так что я то и дело опробовал его на себе. Но я всегда отличался таким отменным здоровьем, что никакой температуры у меня не было и в помине. Я попытался простудиться. Нет, простужаться мне не то чтобы хотелось, но ведь как иначе убедиться, что мой новый градусник работает! Но даже простуду мне подхватить не удалось. Я был очень несчастен, — здоров, но несчастен.

Примерно тогда я и познакомился с еще одним молодым доктором, который оказался в такой же переделке, как и я — ну, никаких пациентов! Вот он мне и говорит: «Я знаю, что нам делать. Давай-ка откроем санаторий».

— А что такое санаторий? — полюбопытствовал Хрю-Хрю.

— Санаторий, — пояснил Доктор, — это нечто среднее между больницей и гостиницей: там живут люди, когда они больны… Что ж, идея мне понравилась. И тогда я и мой молодой друг, — звали его, кстати, Фиппс, доктор Корнелиус Кв. Фиппс, — сняли прекрасный особняк вдали от города, и завезли туда кресла на колесиках, и грелки, и слуховые трубки, — словом, все то, что так любят инвалиды. И очень скоро пациенты повалили к нам сотнями, и наш санаторий был полнехонек, так что мой градусник без дела не лежал. Разумеется, мы зарабатывали гору денег, потому что все эти люди отменно нам платили. Фиппс был безмерно счастлив.

А я — так нет. Я подметил одну любопытную вещь: за все это время никто из инвалидов так и не поправился и не уехал от нас. Наконец я решил поговорить об этом с коллегой.

— Дорогой мой Дулиттл, — ответствовал он, — уезжать? Конечно, нет! Мы вовсе не хотим, чтобы они уезжали! Пусть остаются здесь и продолжают платить.

— Фиппс, — сказал я, — по-моему, это нечестно. Я стал доктором, чтобы лечить людей, а не чтобы потворствовать их капризам.

Тут-то мы и поссорились. Я ужасно разозлился и сказал, что он может подыскивать себе другого партнера, потому что я завтра же упакую чемоданы и уеду. Выйдя из его кабинета и все еще кипя от злости, я встретил одного из инвалидов в кресле на колесиках. Это был сэр Тимоти Квисби, наш самый высокопоставленный и дорогой пациент. Он попросил меня измерить ему температуру: ему, дескать, кажется, у него опять жар. А мне за все это время так и не удалось найти у сэра Тимоти никакой болезни, так что я давно понял: болеть — это у него такое хобби. Поэтому, все еще в ярости, вместо того, чтобы поставить ему градусник, я грубо рявкнул: «Да шли бы вы к чертовой бабушке!»