Эльдар Ахадов - Сказки. Том 3 Страница 14

— В детстве всем так кажется. Но это не так. Посмотри на гору на той стороне реки. Думаешь, она вечна? Как бы не так… Это в детстве время ползет незаметно, а в мои годы — не только не ползёт, а даже и не течет и не бежит, а летит.

— Ну, это ты что–то совсем непонятое рассказываешь. Неинтересно даже. Пойдем домой.

— Отчего же непонятное? Очень даже понятное, внучек. Хочешь, я покажу тебе такое место, где видно, как время течёт?

— Деда, пошли домой. Опять ты мне сказки рассказываешь, а я уже большой. Я в школе учусь.

— … Ладно. Я сам туда схожу, без тебя. Раз ты не хочешь — уговаривать не стану.

Однако, внук передумал и пошел за дедом. В прибрежном лесу показал ему старик небольшую расщелину у подножья холма. У деда оказался с собой фонарик. Внутри расщелины им открылась пещера. Где–то чуть слышно капала вода… Неожиданно в темноте показались удивительные существа.

Мальчик испугался. Но дед был рядом и успокоил его:

— Не бойся. Они не живые. И в тоже время — живые. Настоящие.

— Это как, дедушка?

— Их создало время, которое текло, как вода, превращая её в камень. Время, словно вода, создает камни из ничего, время сглаживает горы, высушивает моря, движет солнцем и звездами. Всё делает время… Посмотри на меня и вон на того каменного старичка. Видишь, как мы похожи? И над ним, и надо мной поработало время…

После такой прогулки мальчику долго не спалось. Во сне ему виделись оживающие каменные фигуры. И каменный старичок говорил ему голосом дедушки: «Береги своё время, внучек, вот увидишь, как оно потом пригодится…»

А потом, там, во сне, наступило утро. И голос исчез. И исчезла пещера. И растворилась в небе их маленькая деревушка. И осталась только солнечная река.

И на берегу её стоял мальчик, и долго–долго смотрел он вдаль, туда, где подгоняемая лёгким ветерком, посверкивает речная рябь…

НУРАСАН И НАРАБУК

Жили–были два приятеля Нурасан, и Нарабук. Говорили они на непонятном языке, ходили друг к другу в гости и любовались там удивительной лампой.

Лампа досталась Нарабуку в наследство от дедушки, который не умер, а просто слишком часто ездил по делам в соседний город и, в конце концов, переселился туда. А лампу он просто забыл дома по неосторожности. А потом её внук забрал.

Внук Нарабук иногда отдавал лампу Нурасану, чтобы тот подержал её у себя немножко, и, глядя на волшебный свет, всякий раз невольно вспоминал про то, что не он хозяин лампы и что настала пора её возвращать.

И Нурасан об этом исправно помнил. Всегда. Кроме одного раза, когда сильно обиделся на Нарабука, оттого что надо же иногда и обижаться на друзей: дружба потом ещё крепче становится. Нарабук после того случая с лампой, долго ещё прятал её в шкафу возле книг с непонятными заклинаниями.

И встречались они у подъезда и отправлялись в путь — дорогу на ночь глядя, попрощавшись на закате с ясным солнышком… Шли всю ночь, потому как обоим нравилось ходить вокруг дома Нарабука или Нурасана, и не только светить лампой впереди себя, но ещё и переговариваться на родном непонятном языке. Так и делали каждый раз.

Лампа работала не от электричества, не от бензина, нет, она светилась от счастья. И горела она всегда ровным счастливым светом, оттого что на самом деле Нарабук и Нурасан были очень счастливыми людьми: а как же иначе? Во–первых, им посчастливилось родиться на земле, во–вторых, оба имели большие семьи и каждый день могли слышать голоса своих детей, в-третьих, у каждого из них было по одному настоящему другу, а ещё — любимая работа и верная любящая жена.

Нурасан был прекрасным сапожником, а Нарабук — хорошим портным, которого уважала вся округа. Днем лампа не горела. Зачем ей гореть–то днём, когда ярче любой лампы всюду сияет солнце?

А вот где её достал дедушка Нарабука — никто не знает… Скорее всего — кто–то её привез ему издалека, оттуда, где все лампы только такие, потому что других попросту нет.

ПУГЛИВЫЙ МАЛЬЧИК

Жил–был мальчик, который боялся всего на свете. Ветер ли зашумит, чихнёт ли кто–то: мальчик сразу бежит прятаться. Оглянуться не успеешь, а его уже и след простыл. В школу мальчик не ходил: страшно. На качелях не качался: упасть можно. Песен не пел: вдруг голос сорвется. Он даже есть боялся! Мало ли что: а если это не еда, а яд? Только кто–то на него посмотреть захочет, как уже и смотреть некуда..

Мама мальчика очень расстраивалась из–за всего этого. Даже плакала по ночам. Уснуть не могла. А папа от стыда за своего парня сам стал от соседей прятаться и знакомых избегать. Вдруг они что–нибудь про сына спросят. А что про такого пугливого ответить можно? Ничего. Потому что правду говорить стыдно.

Решили они показать сына врачам. Пусть посмотрят. Может, посоветуют чего–нибудь. А мальчик нечаянно был в коридоре и услышал то, о чем мама с папой на кухне договариваются. Тут он в такой ужас пришел, что, не помня себя от страха, помчался, не разбирая дороги, куда попало.

Говорят, у страха глаза велики. Но у мальчика от страха они стали ещё шире. И угораздило его оказаться впереди собственной тени в дремучем лесу, в таких буераках, о которых никто из людей до сей поры и слыхом не слыхивал…

Когда мальчик окончательно выбился из сил, он начал озираться вокруг. Тут навстречу ему из кустов послышалось:

— Ну, здравствуй! Куда путь держим? Что делать будем? Да, стой ты на месте! Что ты всё скачешь?

Пугливый мальчик по привычке хотел сразу убежать, а не тут–то было. Смотрит он себе под ноги и видит, что никаких ног у него больше нет. Вернее — одеревенели они, сплелись между собой, стали корнями древесными.

А потом и сам мальчик целиком превратился в дерево, только глаза испуганные остались от прежней жизни… Так он тогда и не сообразил: почему это случилось. Голос никаких условий не ставил. И вернуться не обещал. Просто исчез и всё..…

Прошли годы. Чего только не пережил мальчик в лесной чаще! И никогда никуда не мог сбежать. Под дождем с его веточек капали слёзы, а когда было ветрено, он трепетал листочками, словно пытаясь куда–то улететь… Ночами в звёздно–морозную пору ему было так холодно, что ствол его чуть слышно потрескивал. Птицы вили на нем свои гнёзда, зайцы зимней порой грызли его кору, а летним полднем в его тени играли медвежата Со временем дерево привыкло ко всему и стало своим в лесном мире.

И наступил день, когда оно поняло, что больше не может никого и ничего бояться, а главное: не хочет никуда бежать. И тут же возник в тишине давний неведомый голос.

— Вот и молодец. Хочешь домой? Нет? А зря, дорогой, там тебя ждут папа и мама. Они очень скучают по тебе.

И тут же едва только умолк голос, как у дерева появились настоящие ноги. И оно быстро–быстро двинулось домой к родителям. И время пошло вспять! И по дороге дерево начало молодеть, а потом — снова стало… мальчиком! Но уже не таким, как прежде, а храбрым, отзывчивым и, конечно, добрым.

Представляете: как обрадовались мама с папой!

ЖИЛ-БЫЛ ЧЕЛОВЕК

Жил–был человек. Не раз летал он в самолетах и, находясь в воздухе, всегда мысленно произносил: «Благодарю Тебя, Господи, за всё, что мне довелось пережить и увидеть. Силой Твоей хранимый, лечу я сейчас с незнакомыми людьми по Твоему бескрайнему небу и воле Твоей предаюсь. Как Ты решишь, так оно и будет: и взлёт, и посадка этого самолёта, и весь его полёт — всё в Твоей воле. Твоё Слово самое верное, Твоё решение — самое правильное. А мы, люди, о чем бы не замышляли, как бы ни старались, но без Твоего на то дозволения ничего нам не сделать.»

И небо становилось всё шире и бездоннее, словно распахивающиеся навстречу душе человеческой беспредельные врата. Что там, за ними? Слышат ли нас в этой растворённой вечной дали?..

Шёл человек по земле, покрытой снегами великими, шел сквозь вьюжную мглу, не различая неба от земли, не видя ни зги, шёл, растворяясь в белесой мути, и незримый снег летел отовсюду. И не было у человека с собой ничего для спасения кроме слов, исходящих из сердца, кроме души, шепчущей неслышно, вроде как для самой себя: " Всё в руках Твоих, Господи! Как решишь Ты, так и будет, так и случится…» И вдруг проступал в небе еле заметный отсвет, а после пронизывали вьюгу далёкие живые огоньки, а потом и жилье человеческое являлось глазам его.

Многие разные случаи происходили в его жизни, когда человек обращался к Нему — не ропща, не ища себе выгод, не прося даже о спасении жизни своей. Многие смеялись над ним или отмалчивались, или пожимали плечами, когда он начинал что–то рассказывать о таких вот случаях. Иногда люди просто отворачивались и уходили. А ещё, к счастью, редко, но встречались и такие, которые сердились и кричали на него, требовали, чтобы он немедленно замолчал, винили его в чем–то ужасном…