Константин Арбенин - Заявка на подвиг: Сказочное повествование Страница 16

Растерянный шепот прошелестел по залу. Судьи, присяжные, зрители – все уставились на адвоката, пытаясь добиться у него каких-нибудь пояснений и добавлений к сказанному. Адвокат выдержал упертые в него взгляды и непробиваемо повторил:

– Вам ясно сказано: мест нет!

– Позвольте мне, – барон Николай поднялся со скамьи, вышел к трибуне, отодвинул адвоката и повернулся лицом к залу. – Дон Капитон давеча спрашивал меня, не могу ли я быть ему чем-нибудь полезен. Так вот, мне кажется, я наконец-то смогу для него кое-что сделать. Я обязуюсь, господа хорошие, сегодня же выхлопотать обвиняемому неплохое местечко в тюрьме, здесь поблизости. Так сказать, по знакомству, без очереди и совершенно бесплатно.

И, посмотрев на Дона Капитона, он тихо, но так, чтобы слышали все, сказал:

– Вы ошиблись, ваша доблесть: дети не всегда счастливы. Их счастье во многом зависит от взрослых.

После чего любезно улыбнулся бывшему истцу и даже слегка помахал ему своей шапочкой. Тот неожиданно побронзовел лицом и выронил на пол табакерку; судорожно пошарив вокруг себя руками в поисках предмета, за который можно уцепиться, он в итоге схватился за свое сердце – видимо, ничего более тяжелого рядом не оказалось.

В тот же знаменательный день, но поздно вечером в дверь рыцарского замка позвонили.

– Кто там? – спросил барон Николай.

– Кто, кто! – ответили из-за дверей. – Кентавр в пальто!

На пороге действительно стоял Сандалетов и одет он был действительно в пальто, – другой штатской одежды, видать, для кентавра не нашлось. В руках он держал довольно большой саквояж. Оглядев барона Николая, кентавр спросил:

– Почему это посадили Дона Капитона, а обрили вас? – и, не дожидаясь ответа, протянул оруженоске саквояж: – Осторожнее, здесь мои растворы.

Обтерев копыта, магистр проследовал в гостиную.

– Ну вот, – сказал он, – поскольку я остался без крыши над головой по вашей милости, то я и посмел побеспокоить вас, детки мои, в столь неурочный час. – А потом добавил неуклюже: – Мне больше идти-то не к кому.

– Магистр, вы можете жить здесь сколько угодно, мы завтра же переберемся вот к ней, – сказал рыцарь и пальцем указал на донью Маню.

– И чему мы вас только учили! – огорчился кентавр. – Пальцем на даму показывает, говорит о ней в третьем лице! Придется мне вас, юноша, несколько поднатаскать по правилам хорошего тона.

– Поднатаскайте его, поднатаскайте! – радостно закивала донья Маня. – А то он никак на первый сорт не тянет, а мне перед старушками отчитываться надо...

Магистр не понял, о чем идет речь, но в подробности вдаваться не стал.

– Поздравляю с удачно завершенным подвигом, – протянул он руку барону Николаю.

– Да что вы, – засмущался тот. – Какой-то разговорный подвиг получился. Ни разу мечом не взмахнул, только дважды пролез через дыру в ограде – вот и все подвиги!

– А я ведь говорила тебе, что без доспехов обойдется, – сказала оруженоска.

– Если цивилизация и дальше будет двигаться в эту сторону, – барон Николай нахмурил те места, где раньше у него были брови, – то, глядишь, доспехи вообще вымрут за ненадобностью, а за ними и оружие. А потом – чего доброго – и сами рыцари!

– Ну, что-нибудь из этого обязательно вымрет со временем, – пессимистично сказал магистр Сандалетов. – А что с рыбой?

– Вы хотите есть? – догадалась оруженоска. – Сейчас будет рыба. Представляете, барон Николай решился и на этот подвиг! Просто не знаю теперь, куда и деваться от его подвигов, – и она радостно упрыгала на кухню.

Рыцарь довольно покраснел.

– Я с удовольствием поем, – кивнул кентавр. – В тюрьме я ел, как лошадь... Но я имел в виду другое, я про рыбу Вылиза спрашиваю – какова ее судьба?

– Все в порядке, – сказал барон Николай. – Ее уже отправили в Новый Свет: оформили все таможенные документы и в бочке с надписью «Живая рыба» переправляют через границу. Транзитом пойдет.

– А выпустить ее в залив никому не пришло в голову?

– Действительно... – рыцарь удивленно хмыкнул. – Не пришло...

– О, Боже! – схватился за голову кентавр. – До чего же все-таки глупы люди!

– Ну почему вы обращаете внимание только на глупость! – с кухни закричала оруженоска. – Лучше бы порадовались за нас, подивились бы, как у нас все здорово получилось, а? Разве торжество справедливости в отдельно взятом районном суде не говорит о том, что люди иногда пользуются и умом?

– Да ничего особо умного не произошло, – проворчал кентавр. – Просто глупость искренняя победила глупость замаскированную – вот и все.

– Так, может, именно таким образом и проявляется мудрость жизнеустройства? – увлеченно предположила оруженоска.

Сандалетов пожал плечами.

Донья Маня внесла в комнату сковородку (в кухне-то кентавру не развернуться). Пока устраивались за столом, барон Николай протянул магистру фотографию.

– Возвращаю ваш портрет. Спасибо, если бы не вы, у нас бы ничего не получилось.

– Тем не менее, весь последний раунд вы прекрасно отыграли без меня.

Сандалетов повернул фотографию и перечитал надпись: «Любимому Учителю от любимого ученика на долгую добрую память. Капа Живчук, 8-я группа.»

– Знаете, о чем я давно мечтаю? – расстроено спросил кентавр, убирая карточку в карман. – Не догадаетесь.

– Облегчиться до состояния воздушного шара и воспарить, – предположила оруженоска.

– Нет, это не то. Я имею в виду мечту нутряную, потаенную, из самого дальнего уголка души. Такую мечту, в которой и себе-то не всегда признаешься. Больше всего на свете я, детки, мечтаю совершить какую-нибудь неслыханную, отчаянную глупость. Глупую-глупую, отчаянную-отчаянную!

– Мне бы ваши заботы, магистр, – сказал барон Николай, осторожно закладывая в рот кусочек жареной мойвы. – Я вот уже лет двадцать мечтаю о совершенно противоположном.

Следующий день кентавр, рыцарь и оруженоска провели весьма своеобразно. Кентавр Сандалетов, магистр всех рыцарских наук, носился по улицам Анахронезма, громко стуча копытами о булыжник мощеных улиц и не соблюдая ни одного правила дорожного движения, а на спине его сидели барон Николай и донья Маня. Кентавр ржал и дергался всем телом, как школьник на переменке, периодически он пытался скинуть с себя ездоков, но те упорно хватались за его пальто, друг за друга, за напуганных прохожих, чтобы только – по правилам этой игры – удержаться на кентавре.

– Да здравствует глупость! – кричал магистр, и вторили ему рыцарь с оруженоской: – Да здравствует глупость во веки веков! Да здравствуют дети и кентавры! Да здравствуют оруженоски и рыцари! Да здравствуют Гонзик и Маржинка!

Уже подъезжая вечером к дому, барон Николай, у которого от бесконечного хохотания заболела челюсть, сказал донье Мане:

– Ты видела лица своих старушек, которые яйцом торгуют? Похоже, тебе придется писать объяснительную.

– Ничего, разберемся, – ответила оруженоска.

Дома их ждал неожиданный и не особо приятный сюрприз: в вечерних новостях сообщили, что доблестный рыцарь Дон Капитон скончался в тюремной камере «от приступа сердечности» – именно так было написано в газете.

– Подтяжки лопнули, – не удержался рыцарь от несколько грубого комментария.

Донью Маню почему-то прежде всего взволновала судьба телохранителей.

– Они, выходит, теперь будут – телохоронители? – спросила она.

Потом подумала, что надо и о покойном сказать что-нибудь, но обязательно хорошее: теперь уже нет смысла подходить к нему объективно. И она проговорила неуверенно:

– Какой был... красавец-мужчина!

– Да уж, – нахмурился Сандалетов. – Трудный случай. Пластическая хирургия тут бессильна. Потому что, если душа у тебя с горбинкой, все равно ее скальпелем не выпрямишь. И если совесть у тебя плосковата – силиконом не нарастишь. И глупость не удалишь, как бородавку. И если биография у тебя черная, никакой химией высветлить ее не удастся. Такая красота не только мир не спасет, она и одного человека спасти не может.

– А, значит, мир все-таки нужно спасать? – ухватился барон Николай.

– Значит, красота все-таки разная бывает? – ухватилась и оруженоска.

– Глупости, глупости, – растеряно забубнил магистр.

– Что глупости?

– Все глупости... Я вот чего... Пойду-ка я, друзья мои, обратно, раз место освободилось. Вы уж не обессудьте, – не могу я здесь, тоскливо мне.

Как не отговаривали рыцарь и оруженоска магистра, как не уговаривали остаться, ничего сделать не смогли. Ранним утром кентавр почистил зубы, расчесал гребешком хвост, поблагодарил хозяев за прием и, надев пальто, стал раскланиваться.

– Саквояж не забудьте, – подсказала донья Маня.

– Саквояж передайте детям в мыльнопузырный кружок, – сказал Сандалетов, – это я для них принес. Я думаю, им мои смеси понравятся. И приводите их как-нибудь ко мне, я им покажу Анахронезм с высоты добровольного узника. Ну и сами заходите, не забывайте старого дурака.