О'Санчес - Я Кирпич Страница 19

Вечер на исходе, унылые слякотные сумерки, через полчаса наступит полночь… Но не географическая, а декретная, обусловленная привычками социума полночь, которая, согласно воле земных властей, приходит в город Петербург на два часа раньше природной. Я вроде бы и голоден слегка, но есть не хочу, меня как бы даже поташнивает от волнения… самую чуточку, просто на уровне — «кусок в горло не лезет». А воду охотно пью — кипяченую, маленькими отдельными глоточками, из стеклянной кружки с аляповатыми цветочками. Надо будет вспомнить — какая полночь в прошлый раз порадовала меня спецэффектами: декретная, или… Помню, декретная, у меня ведь по ней будильник в трубке настроен. Странно: я сбежал на Васильевский, спрятался, типа, а сам в напряжении жду — начнется или не начнется? И если да — что именно? Колоду карт я с собою взял? Взял. Сделаю чистый научный эксперимент: буду гадать на шестерки перед наступлением полуночного рубежа и после него, сначала испытаю декретную полночь, потом природную, а потом и спать. Сегодня у меня стойкое предчувствие, что ночь пройдет безо всяких чудес…

Да, и будильник в трубке немедленно отключить, пока о нем помню, во избежание очередного нервного припадка! Времени? — без двадцати пяти ночь. Выставляем… с разницею до секунды… сверяя точное время по телефону городской службы ноль шестьдесят… и трубку, и планшет… Порядок. Все-таки, удивительно осознавать, насколько простейшие повседневные бытовые заботы и движения отвлекают от страхов, томлений, страданий, всяких иных-прочих сокрушительных душевных бурь! Люфт по времени пока есть, можно почитать, дополнительно отвлечься. Где мой файл? Угу. «Из всех найденных в полезных ископаемых, датированных олигоценом и миоценом, насекомых — примерно 20–40 % это муравьи. Из всех родов, живших в эпоху эоцена, примерно 10 % дожили до наших дней. Роды, существующие сегодня, составляют 56 % родов, найденных в балтийском янтаре (датируется началом олигоцена) и 92 % родов, найденных в доминиканском янтаре (начало миоцена)». Сухие бесстрастные справки, подобные этой — для моего разума слаще овсяного печенья, ярче сказочного блокбастера, ибо окрыляют, позволяют самому фантазировать и думать в любую сторону. «…дожили до наших дней!..» Это значит, что повстречай я сего десятипроцентного представителя рода муравьиного, мне было бы не понять — откуда он бежит, из соседнего парка, или из тридцатимиллионолетней глубины веков!? Очень это забавно и занятно! Муравей — общественное животное, стало быть, и устройство их муравьиного мира, дожившего до наших дней, столь же устойчиво к переменам, как и строение тельца отдельной особи, живой или ископаемой. Соответственно, и пища, и способы ее добычи аналогичны современным. Рабовладельческий строй в Египте просуществовал несколько тысяч лет подряд, от силы четыре, и по факту получается, рабовладельческое устройство самое прочное в истории человеческой цивилизации. Но сие ведь не значит, что оно выдержало проверку временем и более всего подходит нашему homo sapiens, или что в рамках египетского рабовладения остановились эволюция и прогресс и продолжились только в феодальном средневековье? А может, значит?.. Будем проверять. Но муравьиные царства, пчелиные, термитные — прожили во многие тысячи(!) раз дольше, чем египетские человеческие! Ужели за столь колоссальное количество минувших тысячелетий эволюционные процессы обошли стороной формику руфу и ему подобных??? И если да — то распространяется ли сей ступор на общественные образования — на пчелиные рои, муравейники, термитники?.. Или НЕ распространяется? Вот, скажем, камень, булыжник, или кирпич, или плитка — одни и те же элементы могут составить и античный дворец, и заводоуправление, и стену в каком-нибудь коллайдере… Или ноготь на моем правом указательном пальце, который пора обстригать — он примерно такой же, как был у Калигулы и Франсуа Рабле, и я, Сева Кирпичев, примерно такой же по объему головного мозга, расположению рук-ног-требухи, цвету кровяных телец, как Ньютон и Атилла, однако же общественное устройство и сама цивилизация, на разных этапах своего существования породившая меня и Людовика Одиннадцатого — очень и очень отличается, в зависимости от того, какое тысячелетие на дворе… и даже век… Да что там век — десятилетие! Из одних и тех же кирпичей, известок, гвоздей, бревен, свай и прочих молекул — бесконечная пестрая череда строений, античных, средневековых, довоенных, послевоенных, капиталистических, социалистических, исторических, доисторических… При этом люди — все те же: с аналогичными думами, страхами, любовями, надеждами. При этом камешки, из которых построена отдельная человеческая особь — руки-ноги, головной мозг, спинной мозг, базовые инстинкты, человеческие рефлексы, безусловные и условные, все они по-прежнему при нас. Иными словами — из тех же «муравьев» выстраивается совсем-совсем иной «муравейник»! Отсюда тема уклоняется в несколько неожиданный поворот! — и моему разуму, чтобы в сей поворот вписаться, следует не просто кивнуть, а…

Мысли мои прервал странный звук от входных дверей. Но это был не стук, скорее скрежет… Тихенький такой скрежеток, будто бы кто-то вкрадчиво ковыряется отмычкой в замочной скважине. Глаза мои словно бы спохватились, сами собой рыскнули туда-сюда по часовым циферблатам на трубке и планшете: полночь ровно! О, ббблин!..

Как жаль, что я не догадался здесь, на Васильевском, глазок-перископ вживить вместо дешевой стекляшки! Зачем я сюда приехал, ведь чувствовал, знал, догадывался, что лучше бы остаться на Серебристом!?

— А как же мое предчувствие, что сегодня будет тихо?

— Да хрен бы с ним, с предчувствием, где нож!?

Действительно: если это отмычка шкрябает в замке, то уместнее, все-таки, пойти и воспрепятствовать проникновению в дом чужеродного элемента — я мужик или кто? Продуктивнее бы всего — отреагировать ударом в злодейский лоб чем-нибудь тяжелым и твердым, даже летальнообразующим, но я не догадался насчет топора, не захватил и не купил заранее. Закончится все благополучно — ствол добуду. Слово себе даю! И две… две-три обоймы серебряных пуль про запас. Эх, если бы это оказались крадуны, обычные нехорошие криминальные элементы — против людей было бы морально проще; так ведь нет, обольщаться по поводу опасности не стоит: с детства преотлично знаю, что домушники и даже легкомысленные скокари почти всегда днем работают. У меня в одноклассниках, в разные годы, в пятом и седьмом классе, двое пацанов были, так они до интерната оба домушничали, в форточки лазили, на подхвате у взрослых… Где, где, нож где?.. Вот нож: хоть и столовый, хоть и переделанный, да все одно понадежнее китайской выкидухи, попрочнее, клинок изначально вроде бы немецкий, если верить клейму. Нож, оказывается, лежал прямо передо мною, на подоконнике, и я его взял в правую руку — острием вниз, рукоятью вверх — как джойстик. Столовый нож, но очень похож на финку-щучку: обушок скошенный, под мизинцем упор-крестовинка… За облик-то я его и купил в свое время на барахолке возле Удельной, в память о детских мечтах суровой интернатовской поры… Делать нечего, двинулся на цыпочках к двери, я уже, можно сказать, привык, приспособился ковылять на ватных и трясущихся ногах навстречу страху, но не потому, что я такой бесшабашный и крутой, а… это… ну… от этакой противоестественной любознательности, вызванной безысходностью. Да, смелость от безысходности, но это не полет «бабочки на огонь»! Приходится, вынужден отвагу проявлять, ну, а куда деваться??? Вообще говоря, бывает очень тягостно осознавать, что ты один на белом свете и один против всего белого света, ибо никому не нужен, ибо почти за тридцать лет прожитой жизни так и не прирос к ней корнями взаимных долженствований, обязанностей, привязанностей… Другим людям, все-таки, легче, даже устойчиво несчастным по жизни. Барышня Марта, к примеру — ей ведь есть кому пожаловаться на судьбу, поделиться горем и страхами: со мною, с бабушкой, с двумя-тремя подружками, которые весьма горазды подсказывать экстремальные советы, по типу «вот я бы на твоем месте», на худой конец — с маленьким сынишкой от первого и пока единственного брака… А у меня, по какой-то прихоти судьбы, ни друзей, ни родных. Есть, правда, несколько приходящих возлюбленных, но и они, скорее всего, не загорятся идеей оборонять меня против НЛО и нечисти… и будут правы, не для того приходят…

— Ну!.. Кто там, чего ломитесь!?

Тишина в ответ, и скрежет смолк. Очередная жуть, продолжившаяся теперь уже на Васильевском, конечно же, напугала и удивила меня, однако — если можно так сказать — привычно удивила и напугала, словно бы мое сознание, поверив в собственную шизофрению, расщепилось на два автономных подраздела: один заставил меня пытливо посмотреть в дверной глазок, перед тем как выкрикивать вопросы в пустоту за дверью (прижал на мгновение лицо к глазку и тут же отдернул!), а другой — уныло констатировал: да, скрежет есть, за дверью пусто. Хотя… нет: там, внизу, на самом краю обзора, вроде бы какое-то пятно… которое темнее фона… Хоть бы лампочку на лестничной клетке вкрутили помощнее… Но здесь не ТСЖ и не управляющие компании, здесь пока районные коммунальные службы рулят…