Вацлав Ржезач - Волшебное наследство Страница 19

Отец тоже распростер руки, но тут же рухнул на стул, где только что сидел Вит. И проговорил:

— Да, я пришел, хоть и сам не знаю, как; я вообще многого не понимаю. Откуда у тебя эта шапочка, сынок? — вдруг спросил Войтех, потому что шапочка сразу попалась ему на глаза.

— Это и есть та шапочка, отец, которая освободила и привела тебя к нам.

— Я-то уже кое-что знаю об этом, — вмешался галантерейщик. — Но все это тоже выше моего разумения.

— А я знаю только одно: мы с отцом все время были вместе, — ответил на это Вит.

— Я слышал тебя, а видеть — не видел. Вы уверяете, что все дело — в чудесной шапочке. Возможно. Только не могу сейчас взять этого в толк, очень устал, мне бы теперь поспать. Впрочем, шапочка или что другое, но главное — это вечная и необоримая мечта и воля всех угнетенных и рабов добыть свободу, защитить свои права.

Проговорив это, мастер Войтех положил руки на стол, уткнулся в них лицом и в ту же секунду уснул, сраженный безмерной усталостью.

Глава XI

Мастер Войтех уснул таким крепким и глубоким сном, что не проснулся, даже когда два здоровенных подмастерья пана Прубы взяли его за ноги и за руки и перенесли в каморку за мастерской. Галантерейщик рассудил, что скоро герцог снова разошлет своих наемников по всему городу с приказом отыскать беглого шапочника и его сына, так что обыскам не будет конца.

Каморка, расположенная за мастерской, оказалась самым подходящим и безопасным укрытием. Войти можно было только через низенькие двери; чтобы протиснуться внутрь, взрослому приходилось сгибаться в три погибели. Пан Пруба велел в ней прибрать и перенести сюда одну из кроватей с хорошим соломенным тюфяком, на каких спали его работники. Осторожно сняв с мастера рваную одежду, подмастерья вымыли его, а потом, смазав самые страшные раны целебной мазью и укутав компрессами, уложили гостя на кровать и натянули на него чистую ночную рубаху, приятно холодившую воспаленное тело.

Но мастер Войтех ни о чем этом не знал — настолько крепок, чуть ли не обморочен был его сон; он только чуть постанывал, когда заботливые руки подмастерьев касались невзначай самых больных ран. Устроив мастера Войтеха в каморке, подмастерья плотно затворили дверь и загородили дверной проем дубовым шкафом, так что теперь невозможно было заподозрить, что за ним какое-то укрытие.

Пан Пруба не ошибся. Едва только хозяин замка пришел в себя, отряды герцоговой солдатни снова разлетелись по городу. Унижения, которым герцог подвергся на глазах многочисленных свидетелей, только распалили его гнев. Никто из горожан, присутствовавших при сем оскорблении (а ведь пришли они как раз затем, чтобы засвидетельствовать герцогу свою преданность), не мог покинуть приемной залы. Ворота замка были заперты на запор, и все эти изменники, предавшие свободу города, были заключены под арест. Ведь они оказались нечаянными очевидцами оскорбления, нанесенного герцогу, и потому тут же превратились из друзей в недругов: не мог же герцог их отпустить, чтоб они, очутившись на воле, распускали по городу слухи о том, как он упал с трона и беспомощно валялся у ног своего узника и как узник этот легко покинул замок, а герцог вместе со всеми своими телохранителями и стражей не смог ему воспрепятствовать. Так кончилась его слава и началось падение. А достопочтенные горожане и благородные особы до срока получили заслуженное наказание, которое неизменно ждет всех предателей и слабых духом людей. Герцог наказал их, загнав в подземное узилище, а ведь именно ему они предавали своих знакомых и близких. Вскоре крики вельмож смешались с воплями заключенных, брошенных сюда за то, что они оказывали сопротивление захватчикам. Герцогским подручным не было дела до того, кто и почему сюда попал, они били всех без разбору.

Герцог был разъярен, и городу Дом оставалось терпеть его немилости и гнев. Наемные убийцы всех мастей снова шастали по городским улицам. Они не щадили никого, чинили обыски повсюду, обходя дом за домом, осматривая погреба и чердаки. Дом галантерейщика Прубы они навестили повторно и обшарили так досконально, что казалось, даже мышь не прошмыгнет мимо их бдительного ока. Мастер Гинек и его помощники никак не противодействовали такому досмотру. Солдаты сунули нос и внутрь огромного дубового шкафа — в нем могли спрятаться пятеро здоровенных мужиков. Но шкаф зиял пустотой, за исключением нескольких старых рубах, там ничего не было, и обескураженным солдатам даже в голову не пришло оттащить шкаф от стены. Так они и ушли несолоно хлебавши, не догадавшись, что за этим-то шкафом и отсиживаются мастер-шапочник и его сынишка с Лохмушем.

На город Дом спустились сумерки, и настала ночь, одна из самых знаменательных, другой такой не запомнят старожилы, — эта ночь вошла в историю. Опасаясь, как бы возмущенные горожане под прикрытием темноты неосвещенных улиц и закоулков не перебили его дозорных, герцог отменил первоначальный приказ, повелев продолжать обыски и на следующий день.

Между тем город Дом жил таинственной жизнью. Ни в одном из бесчисленных окон не видно было света, но никто, кроме малых ребят да немощных стариков, более других нуждавшихся во сне, так и не заснул, наверное, в эту ночь. Хотя по улицам то там то сям скакали кавалькады до зубов вооруженных всадников с высоко поднятыми зажженными факелами в руках, но и они не обнаружили ничего подозрительного. Вероятно, потому, что конский топ заранее выдавал их приближение, но стоило только патрульным скрыться из виду, как из ворот домов неслышно выскальзывали неприметные существа и, крадучись, темными переулками пробирались вдоль стен. Ей-ей, можно было подумать, что город кишит злоумышленниками, отправлявшимися на ночные грабежи. А на самом деле по улицам пробирались честные домские горожане. И в первую голову те из них, кто был и оставался наичестнейшим из честных. Члены домского сената. И множество других, в сенате не состоявших. То были доверенные подмастерьев и работников, которым до сих пор не предоставлялось права представительства в управлении городом. Все устремлялись к зданию городского сената, где зал заседаний был затянут паутиной с той поры, как герцог Густав захватил власть.

Здание возвышалось на Большой площади. Вокруг нее были расставлены тайные посты — дежурные подмастерья скрывались за полуприкрытыми воротами или за колоннами галереи. Они должны были вовремя предупредить горожан и стянуть сюда своих людей, если бы возникла угроза опасности. Караульщиками были подмастерья из различных районов города; хорошо вооруженные, они могли бы оказать сопротивление даже и превосходящим по силе войскам. Может, всем им следовало собраться вместе да и выступить сообща против герцога и его солдатни, разделаться с ними раз и навсегда. Кто знает… Но они дали слово, что не сделают ни единого необдуманного шага и вообще ничего не предпримут, пока не станет известен результат ночного заседания сената.

Стало быть, на заседание сената его члены собираются тайком, крадучись вдоль темных улиц города, где нет даже фонарей, пробираются, будто разбойники или злоумышленники! Но где же это видано, где слыхано что-либо подобное? И тем не менее члены сената с охотою откликнулись на призыв Гинека Прубы и пришли все, за исключением узников герцогского подземелья.

До всех уже дошли удивительные слухи об истории шапочника Войтеха. Слухи были недостоверные, сообщалось в них о событиях невероятных, почти чудесах. Многих влечет сюда любопытство, хотя люди трепещут от страха: а ну как о ночной сходке пронюхает герцог и на их голову обрушатся еще более страшные несчастья? Однако большинство — суровые, мужественные люди, они решились на этот шаг сознательно, ведь слишком невыносимым стало бремя несправедливости и давно мечталось о том, чтобы смелым поступком своих граждан город сбросил власть поработителя и вновь обрел свободу.

В высоком небе над крышами домов сияют осенние звезды, и люди поднимают к ним взгляды, словно там начертаны чудесные письмена и можно прочесть, что ожидает в будущем город и их самих. Заметив нетопыря, мечущегося в неслышном кривом полете, или услышав гулкое, наводящее тоску уханье совы, они зябко поводят плечами, вздрагивают, кутаются в плащи и, полные мрачных предчувствий, спешат побыстрее добраться до цели.

Случается, столкнутся двое-трое возле запертых дверей сената и отвернутся в испуге — словно боясь признать друг друга, пусть даже вокруг кромешная тьма. Но всегда находится смельчак, который тихонько постучит в двери условным стуком — три раза по два удара, — и по этому знаку ворота неслышно отворяются.

— Кто там? — спрашивает незримый привратник.