Уильям Хорвуд - Ивы зимой Страница 2

Крот испытал смешанные, даже противоречивые чувства, когда в один прекрасный осенний день в дверь его дома постучал Племянник, тотчас же доложивший все о себе и о своей жизни в Дальних Краях с отцом — блудным и непутевым братцем Крота. Насколько далек был путь, проделанный юношей, и какие опасности подстерегали его на этом пути — этого Крот так и не узнал. Племянник предпочитал не распространяться об этом. Но ничто так не тронуло доброе сердце Крота, как выражение облегчения, расплывшееся на рыльце Племянника, когда он предложил ему войти, накормил его, выслушал краткий и сдержанный, но полный внутренней горечи рассказ о его жизни в Дальних Краях и… и произнес те самые роковые слова: «Можешь оставаться у меня столько, сколько захочешь».

И что ему стоило сказать в тот день «до утра следующей пятницы» или что-нибудь в этом роде! Ведь «сколько захочешь» весьма напоминает приговор к пожизненному заключению, особенно для такого закоренелого и убежденного холостяка-одиночки, каков Крот, ведь для него делить с кем-нибудь кров дольше чем один вечер, да и то изредка, оказалось непривычно и весьма тяжко. Очень скоро Крот преизрядно устал от Племянника и обнаружил, что постоянное хорошее расположение духа юноши, его желание все узнать, все увидеть и все (или почти все) сделать чрезвычайно раздражают его.

Крот был все-таки добрым зверем, к тому же мягким и нерешительным, и поэтому не смог заставить себя выпроводить надоевшего гостя. Чтобы передохнуть, он направил Племянника к дядюшке Рэту, чтобы юноша пожил у него некоторое время, поучился уму-разуму и немного освоился на реке.

«Он раздумает возвращаться ко мне, как только познает прелести речной жизни», — думал Крот.

Но Племянник вернулся.

— Отправлю-ка я его к Тоуду, — решил Крот. — Роскошь, комфорт и изящество Тоуд-Холла заставят его забыть о моей жалкой лачуге.

Но не прошло и недели, как Племянник вернулся из Тоуд-Холла.

— Я сам во всем виноват, — причитал Крот, обхватив лапами голову, в один из дней поздней осени сидя в гостях у дядюшки Рэта. — Я должен был набраться твердости и сказать ему, что в моем доме мало места для двоих. Но знаешь, Рэтти, я ведь не могу не уважать его и не восхищаться им: чего только стоит путь, который он проделал из Дальних Краев Белого Света, чтобы добраться до меня! А ты ведь еще не знаешь моего братца: странно, что у этого бездаря и разгильдяя вырос такой мужественный и целеустремленный сын. Но — вырос, вырос… и вот теперь…

— Теперь он оказался с тобой в четырех стенах под одной крышей — а тебе это не нравится, — сочувственно договорил за друга Рэт. — Мне бы тоже не понравилось, — добавил он.

— Правда? — Кроту даже чуть полегчало от обнаружившегося совпадения мнений.

— Еще бы, — подтвердил Рэт. — Как и любому другому, кто привык проводить большую часть времени в одиночестве. Компания — дело хорошее, но только при одном условии: если можно избежать ее, как только захочешь. Ты это понимаешь, я понимаю, но вот молодежь — она никак не может этого уразуметь.

— Скажи, что мне делать? — взмолился Крот.

— Я знаю, как поступил бы я: попросил бы его съехать. Объяснил ситуацию, свои чувства — чтобы без обид. Но мы-то все знаем, что ты — это не я, и в этом, дружище Крот, твое очарование и своеобразие. Ты — добрый, вежливый, терпеливый и мягкий, ты…

— Перестань, Рэтти, хватит об этом. Лучше скажи, как мне поступить с ним?

— Отправь его к Барсуку. Через пару дней я с ним увижусь и растолкую ему как тебя угораздило влипнуть. Барсук — дядька умный, уж он точно что-нибудь придумает.

Крот так и поступил — уверенный в том, что с помощью Водяной Крысы и очень откровенного и красноречивого (и потому запечатанного) письма, которое он передал вместе с Племянником, Барсук сумеет понять, что от него требуется, и найдет нужные слова, чтобы объяснить загостившемуся родственнику, что достаточно — это достаточно, в меру — это в меру и что ему давно уже следует собирать вещички и отправляться домой.

Но… он… он… вернулся. И никто — ни Рэт, ни Тоуд, ни даже сам Барсук — больше не хотел говорить об этом деле, если не считать абсолютно бесполезных и ничего не значащих уверток типа «как-нибудь все само образуется». Выглядело это так, словно все они сговорились против бедного Крота, и если так оно и было — то тут уж он ничего понять и поделать не мог.

Неудивительно, что Крот все болезненнее чувствовал неумолимое приближение зимы. Ведь с каждым все более холодным днем призрачнее становилась надежда на то, что незваный гость образумится и покинет его дом. Неудивительно и то, что из-за всего этого Крот стал ворчливым и раздражительным.

Крот еще хлебнул восхитительного зимнего напитка, вдвойне восхитительного оттого, что его для тебя кто-то приготовил. Затем вновь настал черед весьма недурно поджаренного хлеба и пудинга.

«А так ли уж плоха после всего этого жизнь? — мелькнуло в голове у несколько подобревшего Крота. — Пожалуй, нет.

Может быть, удастся научиться смиряться с ситуацией и извлекать из нее максимум приятного и полезного. Может быть, все это даже пойдет мне на пользу!»

Глядя в камин, Крот подумал о своих друзьях и вдруг почувствовал, что доволен. Живот согрелся изнутри и снаружи, в голове приятно шумело, мысли кружились в вихре воспоминаний о том, о чем так хотел поговорить с ним Племянник.

«А что, в конце концов? — сказал он про себя. — Почему бы и нет?»

И вот теплее и ласковее, чем все последние дни, голосом, в котором явно угадывались столь свойственные ему скромность и неуверенность в себе, Крот произнес:

— Слушай, а я тебе еще не рассказывал?.

Племянник просто обомлел. На его рыльце отразились радость, блаженство и счастье оттого, что на его скромную персону обратил внимание этот Крот, который, как известно, всем кротам крот. Глаза и нос Племянника заблестели чуть ли не ярче углей в камине. Он наклонился, чтобы лучше слышать, он едва дышал, чтобы ни единым звуком не отвлечь дядю, который — о чудо! — решил-таки поболтать с ним!

Так бы оно и случилось, не раздайся в этот самый миг легкое, едва слышное «тук-тук-тук» во входную дверь. Этот стук был так слаб, так заглушён воем зимнего ветра, что Крот поначалу решил, будто ему послышалось. Увидев, что Племянник тоже насторожился, он поспешил пояснить:

— Ветка какая-нибудь. Или просто порыв ветра. Так о чем это я говорил? Ах да, я как. раз собирался рассказать тебе, как…

Тук-тук-тук!

На этот раз стук прозвучал чуть настойчивее.

— Там за дверью кто-то есть, — начиная сердиться, заметил Крот. — Или что-то.

— Что-то? — чуть слышно повторил Племянник.

Крот кивнул и уверенно заявил:

— И что бы это ни было, я не собираюсь открывать ему дверь. Ни одно разумное существо не станет гулять по лесу в такую погоду. По крайней мере ни одно добропорядочное существо. Этот «тук-тук-тук» может хоть всю ночь барабанить, а я и не подумаю открывать ему.

И снова — «тук-тук-тук», только на этот раз опять едва слышно. Крот, чей настрой рассказать Племяннику парочку историй явно подвергался нешуточному испытанию, гневно поглядел на дверь. Ветер все завывал в трубе, где-то неподалеку под его порывами хрустнула и рухнула на землю ветка…

Вдруг сквозь весь этот вой и грохот откуда-то из-за двери или, быть может, из-под нее донесся слабый, разрывающий душу плач. Безнадежный, отчаянный плач потерявшегося и замерзающего зверька, который долго шел сквозь эту бурю, сквозь этот ветер и снег, преодолел много препятствий, вконец обессилел и теперь, добравшись до спасительной цели, обнаружил, что его не ждут, что никого нет дома.

Племянник Крота встал с кресла, явно считая, что невозможно оставаться равнодушным, услышав этот отчаянный зов. Но Крот опередил его. Ворчливый, сонный Крот, довольный, даже желающий поболтать и не желающий, чтобы его прерывали, стал теперь совсем другим. Озабоченный Крот, Обеспокоенный Крот, Встревоженный Крот — вот кто он теперь.

— Стоп! — скомандовал он. — Я сам. Я, конечно, не берусь утверждать, но не исключено, что это ловушка. Приманка, чтобы заставить нас открыть дверь. Вполне возможно, конечно, что там действительно попавший в беду зверь. Что бы там ни оказалось, держи эту штуку наготове. Если, конечно, потребуется. Не трусь, не сомневайся! Будь храбрым и решительным!

Племянник поразился тому, как сильно изменился в это мгновение его дядя. Еще больше он удивился, когда Крот, покопавшись в темном пространстве между одежным шкафом и стеной, извлек оттуда внушительную дубинку.

— Подарок от старины Рэтти — на всякий случай, — пояснил Крот. — Вещичка, конечно, не в моем вкусе, но как знать, — похоже, настал ее час. Встань здесь, за дверью, и будь наготове. Если что…

Воинственную речь вновь прервал полукрик-полустон из-за двери. Пропустив дальнейшие инструкции, Крот шагнул к двери и медленно приоткрыл ее. Племянник замер в указанном месте с дубинкой на изготовку. Но… в образовавшуюся щель не бросился никакой дикий зверь, не ворвалось никакое чудовище, не попытался просочиться никакой зловредный обитатель ночного мира нечистой силы.