Сергей Городников - Антип-Стрелок и Чудо-Юдо Страница 2

– Да как же ты смел умалчивать?  – оживился царь Гаврила, затем одобрительно погрозил ему указательным пальцем. – Смотри у меня!

Редкие зеваки провожали взглядами царский выезд за городские ворота. Сам царь был впереди, на белом в яблоках коне, за ним растянулась большая свита охотников. За воротами все понеслись, поскакали в сопровождении своры лающих собак, удаляясь от предместий столицы к густым дубравам окрестного леса.

В лесу охотников поглотили кружева теней от листвы деревьев, и царю на скаку уже представлялось, как подстреленный им чудо-юдо лежит на траве под дубом, а он, оперши приклад ружья о землю, картинно попирает обшитым золотом сапожком его могучую шею.

Чудо-юдо, необычно большой дикий бык с грозными рогами, страшный быстротой движений и ужасающей силой и не помышлял прятаться. Вышел из чащобы леса и остановился посреди проезжей дороги, как хозяин леса, поджидая приближение топота и беспорядочного лая. Наклонил он морду к земле, принялся передним копытом рыть под собой яму, ноздрями гонять вихри пыли.

Первыми внезапно завидели его в просветах меж дубов многочисленные собаки, разом примолкли и, прижав уши, рассыпались в стороны от лошадиных копыт, пропуская вперёд всадников. Но и лошади свиты захрипели, ошалело выпучили глаза, останавливаясь в позорном беспорядке. Чюдо-юдо шагом двинулся к ним, и они, толкаясь при суматошном развороте, заперли обратный путь для царского коня. Конь под царём Гаврилой в испуге присел к дороге, отчаянно взбрыкнул и прыгнул к кустам. Уж не зная как, царь Гаврила всё ж удержался на бестолковом коне, невольно вскинул ружьё и нечаянно нажал курок.

– Бабах! – оглушительно пальнуло ружьё в голову быка.

Крупная пуля расплющилась на могучем лбу, и чудо-юдо взревел от внезапной боли, да так, что листья окрест затрепетали. Осатанело тряхнув головой, вихрем ринулся он за царём, который разом стал ему смертельным врагом. Конь с царём и без понукания понёсся от него напрямую сквозь лес.

– На помощь! – завопил царь Гаврила и вцепился обеими руками в поводья. Вконец растеряв боевой пыл, он не помнил, где и ружьё дорогое выронил.

Ветки деревьев хлестали царя, будто задавали ему крепкую порку. А бык не отставал, пёр следом, только полоса вырванных и вытоптанных кустарников оставалась позади.

Вылетел конь из леса к обрыву в виду городских стен и, не мешкая, сиганул с края в реку, бессчётными брызгами взметнул прозрачную воду. А паскудник бык, загнав их в реку в таком жалком виде, ещё и надругался: задрал победно хвостище, задним копытом принялся рвать с обрыва глину с пучками травы, забрасывать ею царя в реке.

Мокрый, грязный, жалкий поспешал царь от брода к приоткрытым ради него городским воротам. В них стыдливо проскальзывали поджавши хвосты последние собаки и отставшие от других охотники свиты. Только въехал царь в эти ворота, как они закрылись, заперлись перекладинами, будто перед самым грозным неприятелем.

Закутанный в белую простыню, розовощёкий после бани, царь Гаврила расслабленно сидел в дубовом кресле, поставленном под яблоней дворцового сада. Верный стольник поил его из большой кружки липовым чаем. Царь отхлёбывал душистый чай и слабо раздражался нахальством осы, которую стольник отгонял без видимого успеха. Она жужжала над вскрытым бочонком, в обхват удерживаемым детиной в исподнем, и норовила сунуться в ложку, когда красавица девка захватывала из бочонка золотистый мёд и подавала к чаю. Бледный от недавних переживаний в лесу, пред царём предстал, вытянулся дворецкий.

– Чудо-юдо воевать нас хочет. За рану на лбу. Никого по дорогам не выпускает. И в город не пропускает ни одной подводы, – доложил дворецкий. – Не знаю, сколь и выдержим такую осаду, государь.

– Ах, так?! – впал в гордость царь Гаврила. Отстранил ложку с мёдом и смело отмахнулся от осы. – Объявить мою волю!

Не откладывая дела, на Лобном месте протрубили в трубы, сзывая на большую площадь народ, для оглашения ему царёва указа. Скоро зачитанный глашатаем указ заканчивался щедрым обещанием:

– ... А кто победит супостата, тому царевну отдам в жёны и полцарства в придачу!

Мужики на площади собрались все как на подбор крепкие, мордатые. Да только почёсывали затылки и отмалчивались.

– Это хорошо, что полцарства, – наконец громко выразил общее настроение самый бойкий в толпе. –  Так ведь без жизни… без жизни-то ни к чему его не применишь.

Ждали охотников полчаса, час, потом дворецкий доложил царю, отдыхающему в опочивальне:

– Не сыскать добровольцев, государь. Пусть лучше так помрём, говорят. А к окаянному на рога, да под копыта не пойдём.

– Да как так?! – возмутился царь и присел в постели. Затем вздохнул, нахмурился и нехотя потребовал: – Сей же час найти Антипа!

Служба есть служба, бросились дворцовые стрельцы выполнять такой приказ. Отыскали Антипа в непристойном заведении. Пол устилали шкуры, на них в полумраке пьяно возлежали и горланили оставшийся в исподнем Антип-стрелок и четыре казака; на шеях Антипа и его нового друга висли грудастые девки, хохоча и подпевая:

– ... Не болит голова

  У меня от вина,

  А болит у того-о-о,

  Кто не пьёт ничего!!

Встретили стрельцов нелюбезно, буйно. Наконец стрельцы выхватили Антипа, завалили, да понесли к выходу.

– Братцы!  – завопил Антип, пытаясь вырваться. – Не дайте пропасть!

– Держись! – кричали в ответ казаки и девки, загнанные к стене и отбиваясь в меньшинстве. – Сейчас одолеем!

И оказался Антип против воли вновь во дворце и пред царём.

Дверные створки тронной палаты плотно закрыли. На страже тайных переговоров истуканами застыли часовые стрельцы с бердышами на плечах. Как положено, не смея шевелиться, они не желали замечать царевну Марфу, мамку и дворецкого, которые теснились у дверей, прислушивались к происходящему в тронной палате.

– Это что ж за награда?!  – подбоченился, с вызовом шумел бывший лучший стрелок царя.

Царь Гаврила сердился его ответам, елозил на троне.

– Мне и друзьям бочонок вина!  – продолжал требовать Антип. – А царевну мне не надо и даром!  Где чудо-юдо? Да я его одной левой!..

– Подлец!! – царевна за дверями топнула ногой и отвесила пощёчину подвернувшемуся дворецкому. И разревелась. – Папенька! Заставь его! – приговаривала она, растирая слёзы ладонями.

Царь и сам разгневался. Вскочил с трона, громко стукнул в пол жезлом.

– Да как ты посмел царской дочке отказ дать?! Возьмёшь царевну и никаких разговоров! А не то вмиг накажу, попашёшь по велению моему в тюрьму.

Стрелок притопнул босой ногой.

– Да хоть казни! Нет, не возьму её!

– Возьмёшь! – вновь пристукнул в пол жезлом царь.

– А вот не возьму! – в ответ опять притопнул босой ногой Антип.

    Пока они так припирались, не уступая один другому, чудо-юдо показался на лесной опушке. Воинственно приклонив морду к дороге, принялся он яро рыть передним копытом землю, да пускать вихри ноздрями, готовясь ринуться к городу.

На городскую стену полез народ с вилами, топорами, там ощетинился кольями. На мост через ров перед большими воротами шестеро стрельцов в красных кафтанах выкатили пушку, уже заряженную. Другие стрельцы с пищалями выстроились в проходе меж распахнутыми створками ворот. Пушкарь живо нацелил пушку вдоль дороги в сторону леса и подпалил жгут.

Пушка надрывно рявкнула, выплюнула чугунное ядро. Пролетев за дубы опушки, ядро разорвалось там позади чудо-юды. Бык трубно взревел, задрал хвост стягом и помчался на город.

Неукротимым вихрем он налетел, смёл в ров с моста пушку, пушкаря и стрельца при них. Остальные стрельцы успели кинуться к воротам, мешая выпалить из пищалей товарищам. Вмиг сопротивление было сломлено. Побросав ружья, стрельцы и горожане бросились наутёк и врассыпную.

– Братцы!  – завопил в панике один из стрельцов, на бегу снимая и отбрасывая кафтан и шапку. – Он на красное кидается!

Ворвавшись в город, бык захватчиком принялся злобно гоняться за всеми, кто попадался ему на глаза, крушил рогами и копытами препятствия и бесчинствовал хуже татарина. Стрельцы и народ спасались, кто где мог. Один горожанин нырнул в бочку с дождевой водой, другие лезли на деревья и на крыши домов, прятались в подвалы, прихватывая, что удавалось нести при таком бедствии: перину, сковороду, кричащее дитя.

Наконец чудо-юдо оказался на городской площади, а оттуда выбежал к царскому дворцу. Ярость его удесятерилась, когда он загнал в дворцовое подворье ошалелых кур и стал гонять собак, часовых в красных кафтанах. Три курицы, одна за другой, влетели в окно тронной палаты, где препирался Антип с царём.

– Куд-куд-куда?!  – в испуге налетела большая курица на царскую голову и сбила корону.