Георгий Полонский - Рыжий, честный, влюбленный Страница 20

– Значит, пора мне, – объявил наш герой. – Ну, ни пуха вам, ни пера, дорогие Ларсоны! Ни одного пуха, ни одного пера! Вперед, Тутточка!..

– Счастливо! – Тутта, казалось, не помнила ни одного неприятного слова, слышанного здесь. – Да сохранит вас Святой Августин!

Да, да: она их подбадривала, она желала им добра! Никто не поверит, правда же? Однако, так было...

И скоро сумрак и кривизна длинного коридора скрыли из глаз эту парочку... Сейчас даже сестры и братья, никогда не обращавшиеся с Людвигом без иронии, не находили ее в себе. Пожалуй, их сверлил вопрос: а сами они смогли бы вот так?

...Ларсоны со своими узлами, плетенными корзинами и саквояжами двинулись в противоположную сторону. Шли крадучись, бесшумно. Папа успевал срывать и перевешивать указатели, которыми снабжены были их лисьи катакомбы, – хотел сбить с толку преследователей...

Наружу Ларсоны выбрались через тайный лаз. Он почти забыт был, этот лаз, но как же пригодился в грозный день испытаний...

Рассветало.

Вокруг них была пустошь, а другой лес синел впереди. И звуков охоты здесь не слышно вовсе. А двадцать минут назад от этой «музыки» надо было бежать сломя голову... Так что – спасены? Но Мама расплакалась:

– Что я за мать?! Своими руками отпустить на такое... Отец, ну скажи, что Максимилиан не растерзает его!

Папа трубно высморкался в клетчатый платок и сказал задумчиво:

– Да, конечно же, нет. Она же не позволит.

– Кто? – не поняла Мама. – Тутта Карлсон?!

– Цыпленок? – уточнил Лео.

– Не позволит? – переспросила Луиза.

– Здоровенному сторожевому псу? – Лаура засмеялась, но осеклась тут же. А Лабану стало как-то неспокойно за отца: видать, их старикан перенапрягся сегодня... Он спросил вразумляющим тоном:

– Да ты что, батя?

– Разумеется, не позволит. Неужели вы сами не понимаете?

– Но каким образом?! – прямо-таки вскрикнула Мама Лора.

– А я почем знаю? Это противоречие высшего порядка! Се ля ви, дорогие мои... Се ля ви...

И похоже, на сей раз такое объяснение заставило сомневающихся прикусить языки, а главное – приободрило Маму.

Лес Святого Августина, объятый величавым спокойствием, звал их всех к себе.