Николай Никулин - Сказки народов Азии Страница 22

— Живы мои доченьки, все пятеро. Про то мне их сережки да колечки в мешочке атласном сказали. Есть у них еда, есть одежда. Про то мне лоскутки да зернышки сказали! Скорей беги вперед, собачка пестрая, приведи меня к моим детушкам!

Услыхал это злой отчим и не знает, верить ему или не верить. Только дома все едино с голоду помрешь. И решил он вместе с женой идти. Собачка впереди бежит, муж с женой следом за нею. Прошли девяносто девять отмелей, обогнули девяносто девять излучин, к горе подошли — Десять тысяч сокровищ называется. Стали вверх подниматься. По склонам да по кручам поля зеленые, ухоженные; коровы мычат, козы скачут, куры, утки, свиньи, зайцы по горе бегают. На горе дом высокий, двор просторный. Тявкнула пестрая собачка три раза: «Ван-ван-ван!»

Пять девушек, пять сестер, к воротам вышли. Радуются, дивятся, слова вымолвить не могут. Кинулись они к своей бедной матушке и давай ее обнимать. Три года не видались, нынче вдруг встретились.

Отчим в сторонке стоит, покраснел весь, стыдно ему, совестно. Вздохнул он тихонько и думает: «Виноват я перед дочерьми, повиниться надобно».

Повинился, прощенья попросил, на том и сказке конец. А коли спросите, чем пять сестер мать с отчимом потчевали, отвечу вам: сладким питьем, да мясом, да еще блинами маслеными многослойными, — целыми блюдами их подавали.

Сад нефритовой феи

Китайская сказка

Перевод Б. Рифтина

сть на свете гора, Обитель бессмертных называется. Посреди горы — сад, называют его садом Нефритовой феи. Ну, что тут скажешь, коли и не сад это вовсе, а так, склон пологий. Нет там ни дома, ни дворовой стены. Старые люди рассказывают, будто прежде на этой высокой горе, кроме камней, как говорится, одни камни были — ни деревца, ни кустика, а про Обитель бессмертных и говорить нечего. Поистине бедная гора, тощий хребет.

Плохо жили люди, что вокруг селились, хуже некуда. Ходили они на гору, дробили камни, продавали, тем и кормились. Ветер дует, солнце печет, пот глаза заливает, во рту сухо да горько. Хоть бы два дерева на горе выросло! Пустые мечты. Разве вырастет что-нибудь на такой тощей земле!

Но вот однажды на большом камне посреди горы персиковое дерево выросло. Дождем его хлещет, сердитый горный поток песок да камни вниз гонит, а деревце живехонько стоит, красными ветками да зелеными листьями убралось.

Жил в ту пору юноша. Каждый день ходил в горы камни дробить. Забрел он как-то в те места да там и остался. Никто не знал его имени. Ветер в горах сильный, солнце жаркое, потемнело у юноши лицо, залоснилось. И прозвали его люди Ван Черный.

Лицо у Вана черное, а сердце доброе. Рослым да крепким уродился, руки золотые, а живет одиноко — ни жены, ни детей. Ему бы денег скопить, да где там! Последние штаны заложит, куртку продаст, только бы помочь кому. Прославился он своей добротой на все деревни — и в южной стороне, и в северной.

Идет Ван Черный в горы камень рубить, нет-нет да мимо персикового деревца пройдет. И вот однажды за ночь дерево из маленького в большое превратилось, розовыми цветами все усыпано, зелеными листочками покрыто. Идет Ван Черный утром мимо дерева, тихо вокруг, ветер не дует, ветви не колышет. Только росинки-жемчужины стучат по штанам да куртке — тук-тук-тук. Идет Ван Черный под вечер домой опять мимо дерева, солнце красное, Ван такого никогда и не видел, от цветов веет свежестью. Смотрит юноша, лепестки плавно-плавно летят прямо к нему. Подошел юноша к дереву, и не знаю, по какой такой причине почудилось ему, будто цветы улыбаются. Обрадовался юноша, куда только усталость подевалась. С той поры Ван Черный непременно отдыхал под деревом, когда возвращался.

Отправился как-то юноша в горы, идет мимо того дерева, смотрит, все дерево персиками усыпано, крупными, красными. Ветер вокруг дивный аромат разносит. Далеко ушел юноша, камни дробит, а в нос ему персиковый аромат бьет, дразнит. Был как раз шестой месяц. Солнце жар разливает — яд ядовитый, камни — железо раскаленное, ноги жгут. А у Вана туфли дырявые, голову прикрыть нечем. Тростниковой шляпы и то нет. Скоро полдень. Все парни ушли тень искать, а Ван знай камни дробит, рукам отдыха не дает. Дробил, дробил, в голове помутилось, в глазах зарябило. Прислонился он к камню и не заметил, как уснул. Уж и не знаю, сколько времени он проспал, а как проснулся, такое блаженство почувствовал, словно в прохладной воде искупался. Открыл юноша глаза, смотрит, тень над ним. Не зонт его от солнца укрыл — ветви частые да листья густые. Персики румяные на ветках висят, не по одному — по два. Аромат дивный вокруг разливается. Листва колышется, прохладу навевает. Ван мигом вскочил, а сам думает: «Кто это ветку такую большую срубил да в землю воткнул?» Огляделся — парни все в сторонке спят. Ухватился Ван за ветку, хотел покачать, а это не ветка — настоящее дерево, корни прямо в скалу ушли, в расщелину глубокую. Вдруг росток появился, крупным персиком обернулся. Думает Ван: «Что за диво! Одно-единственное дерево на горе росло, по самой середке, откуда же другое взялось?» Поглядел юноша на дерево, раздумывать стал, что бы это значить могло. Пошел он на горный склон. Быстро идет, ноги сами несут. Бежит, сердце так и колотится. Подбежал к тому дереву, что по самой середке росло. Ветки качаются, персики свежие, румяные. Под одной веткой девушка стоит, персики собирает.

Еще больше удивился юноша. Что за девушка? Не из ближней деревни, не из дальней. Где только ни был юноша, а такой красавицы нигде не видел. Личико у нее — персиковый цвет весенний, волосы — листочки зеленые. Улыбнулась девушка — на щечках ямочки. Рукой махнула, смотрит Ван, с того места, где он камни дробил, что-то по воздуху плывет. Пригляделся, а это ветка, на ветке два румяных персика. Схватила девушка ветку, к стволу приложила — приросла ветка, будто всегда здесь была. Не успел Ван опомниться, а девушка сорвала два крупных персика, в него бросила. Ван будто и не хотел, а сам руку протянул, персики прямехонько на ладонь и опустились. Девушка смеется, заливается. Застыдился юноша, не знает, куда деваться. А девушка вдруг перестала смеяться, рукой махнула — ешь, мол, поскорее персики. Откусил Ван кусочек, персик сладкий — вода медовая. Съел его весь, прохладно стало ему, будто в реке искупался. Съел юноша один персик, съел другой. А девушка опять за ветку ухватилась, потрясла. Поплыли перед юношей лепестки, посыпались. Вдруг смотрит юноша, не стоит он больше под персиковым деревом, стоит в доме, вокруг все блестит, бирюзой сверкает, на потолке огромный румяный персик нарисован.

Рассмеялась девушка и говорит:

— Звать меня Юйсянь. Я Нефритовая фея. Знаю я: во всей округе не сыщешь человека лучше тебя. Живешь ты один, трудно тебе. Пойдешь в горы камни дробить, мимо этого места иди, не сворачивай, а если что понадобится, меня разыщи.

Сказала так девушка, еще румяней стала, еще ясней глаза глядят — цветы персика под росой распускаются, лепестки на закате блестят.

Поглядел Ван Черный на ее светлое личико, послушал ее речи ласковые, уж так у него хорошо на душе, так отрадно стало, а как сказать про то девушке, не знает.

Опомниться не успел — исчезла девушка. Смотрит Ван, сейчас парни к нему подойдут. Близко они были, а ничего не приметили. Видно им только, как Ван под персиковым деревом стоит, на дереве плоды красные, листья зеленые.

Воротился Ван домой, а перед глазами у него Нефритовая фея. Спать лег, до полуночи так и не уснул. Может, это фея его персиками своими заворожила? Пошел он на другой день в горы. Быстро идет, быстрее прежнего. Только светать стало, а он уже у персикового дерева стоит. Моргнуть не успел, перед ним, откуда ни возьмись, Нефритовая фея, дом зеленый бирюзой сверкает. Смеется дева, на юношу лукаво поглядывает. Покраснел юноша и говорит:

— Хочу я, чтобы ты мне куртку залатала, за тем и пришел.

Обрадовалась Нефритовая фея, согласилась. Знает: не из-за куртки пришел юноша.

Говорит юноше фея:

— Знаю я, нынче ночью ты уснуть не мог. Иди в дом, там кан есть, поспи немного.

Недаром говорят: встретились чужие, стали как родные. Видит юноша, добра да ласкова с ним девушка, еще родней она ему сделалась. Послушался он ее, в дом вошел, будто в свой собственный, лег на кан и уснул. Взошло солнце, пришли парни к персиковому дереву, смотрят, Ван Черный крепко спит, рядом его куртка чиненая лежит.

С той поры Ван чуть не каждый день ходил к персиковому дереву на Нефритовую фею поглядеть. Дни длинные, дни долгие, видят парни, неладно что-то, и спрашивают Вана:

— Ты зачем к персиковому дереву ходишь? Персиков-то на нем ни одного нет!

Никогда не врал Ван товарищам, всю правду им и выложил. Подивились тут парни, за Вана порадовались.

А надобно вам сказать, неподалеку от того места уездный город был, начальником там один чиновник, столичному сановнику родня. Наелся он как-то, напился, делать ему нечего, сидит и думает: «Все у меня есть: и власть, и богатство, — чего бы мне еще захотеть?» Думал, думал и придумал: «Надо мне еще сад разбить, чтоб горы в нем были рукотворные, озера большие, павильоны, беседки, галереи, дома понастроены, тогда и желать больше нечего!» Рассмеялся чиновник от радости: «Стоит мне слово сказать, все будет сделано».