Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч Страница 23

Ладно, ладно, лягу спать. Я, брат Кузьма Егорыч, человек смирный. Лечь спать? Пожалуйста. С удовольствием лягу. Спокойной ночи, Кузьма Егорыч.

За час до прибытия поезда в Одессу проводник пришел в седьмое купе убирать постели. Хоттабыч его снова угостил яблоками.

– В Москве, наверное, покупали, в гастрономе? – с уважением спросил проводник и спрятал яблоки в карман для своего сынишки. – Редкая в это время года вещь – яблоки, – продолжал он вежливо. – Большое вам мерси, гражданин.

Было очевидно, что он ничегошеньки не помнил о том, что произошло в его вагоне на перегоне Нара – Малый Ярославец.

Когда он покинул купе, Сережа восхищенно крякнул:

– А молодец все-таки Волька!

– Зачем это слово «все-таки», – отозвался Хоттабыч. – Это слово бесспорно излишне в произнесенной тобою, о Сережа, фразе. Волька ибн Алеша явный молодец, и внесенное им тогда предложение достойно всяческих похвал.

Так как читателям нашей повести, возможно, не совсем понятен смысл приведенной только что беседы, спешим разъяснить.

В ту памятную ночь, когда разъяренный и сбитый с толку проводник покинул седьмое купе, Волька, опасаясь, как бы тот не разболтал о происшедшем, обратился к Хоттабычу с вопросом:

– Можешь ли ты сделать так, чтобы этот человек вдруг стал пьяным?

– Это сущий пустяк для меня, о Волька!

– Так сделай это, и как можно скорей! Он тогда завалится спать, а утром проснется и ничего не будет помнить.

– Превосходно, о умница из умниц! – согласился Хоттабыч и махнул рукой.

Это произошло как раз в тот момент, когда потрясенный проводник в последний раз дыхнул в лицо своему сменщику Кузьме Егорычу.

Неизвестный парусник

На прогулочной палубе теплохода «Крым», совершавшего очередной рейс из Одессы в Батуми, стояли, опершись о перила и лениво беседуя, несколько пассажиров. Черное море в этот поздний час полностью оправдывало свое название – его вода была черна, как деготь. Тихо громыхали где-то глубоко, в самой середине корабля, мощные дизели, мечтательно шелестела вода, плескавшаяся о высокие борта теплохода; наверху, над головой, озабоченно попискивала судовая рация.

– Очень обидно, знаете ли, – прервал молчание один из пассажиров, – очень обидно, что почти совершенно исчезли большие парусные суда, эти белокрылые красавцы. С какой радостью я очутился бы сейчас на настоящем парусном судне, на фрегате, что ли! Какое это изумительное удовольствие – наслаждаться видом тугих белоснежных парусов, слушать поскрипывание могучих и в то же время изящных и стройных мачт, восхищенно следить за тем, как, по приказу шкипера, команда молниеносно разбегается по разным там мачтам, реям и как их еще там называют! Хоть бы раз удалось мне видеть настоящий парусник, весело мчащийся под белоснежными парусами! Только чтобы был настоящий парусник. А то в нынешние времена даже какой-нибудь паршивый «дубок» и тот, видите ли, заводит себе моторчик, хотя, обращаю ваше внимание, считается парусным судном.

– Парусно-моторным, – поправил его один из собеседников, гражданин в форме торгового моряка.

– Ну вот видите, – подхватил первый, – парусно-моторный. Идет этакий «дубок», моторчик трещит, как сорока, а кругом на целую милю бензином воняет, как в гараже.

Снова воцарилось продолжительное молчание. Собеседники задумчиво любовались широкой лунной дорожкой, уходившей вдаль, где можно было только угадывать горизонт, и вдруг увидели в отдалении бесшумно мчавшееся красивое двухмачтовое парусное судно. В голубом лунном сиянии оно казалось видением из какой-то старинной волшебной сказки.

– Посмотрите, – сказал моряк, – какой-то неизвестный парусник.

Но, как бы назло, в это же мгновенье луну закрыла большая туча, и стало совсем темно. А когда через несколько времени луна снова выглянула из-за туч, неизвестное судно уже пропало из виду.

Действительно, судно, замеченное с борта теплохода «Крым», не было приписано ни к одному из советских портов Черного моря. Не было оно приписано и ни к одному из иностранных портов. Оно вообще нигде и ни к чему не было приписано по той простой причине, что оно появилось на свет и было спущено на воду меньше суток тому назад.

Парусник этот назывался «Любезный Омар» – в честь несчастного брата нашего старого знакомого Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба.

На «любезном Омаре»

Если бы известный уже нам проводник международного вагона скорого поезда Москва – Одесса каким-нибудь чудом попал на борт двухмачтового парусника «Любезный Омар», то больше всего его поразил бы тот факт, что он знаком со всеми пассажирами и со всей командой этого необычного судна.

Старик и его три юных спутника только сегодня утром покинули купе номер семь международного вагона, а экипаж корабля состоял как раз из тех четырех чернокожих граждан, у которых, как выяснилось из состоявшегося в коридоре того же вагона обмена мнениями, производственный стаж восходил к шестнадцатому веку нашей эры.

Надо полагать, что вторая встреча с ними надолго уложила бы нашего впечатлительного проводника в постель.

Уж на что и Волька, и Женя, и Сережа привыкли за последние дни ко всяким неожиданностям, но и те были порядком огорошены, встретив на корабле своих недавних знакомцев, оказавшихся к тому же очень ловкими и опытными матросами.

Вдоволь налюбовавшись быстрыми и точными движениями малочисленной команды «Любезного Омара», беспечно шнырявшей по снастям высоко над палубой, как если бы это был гладкий паркетный пол, ребята пошли осматривать корабль. Он был очень красив, но мал – не больше московского речного трамвая.

Впрочем, Хоттабыч уверял, что даже у Сулеймана ибн Дауда не было такого громадного корабля, как «Любезный Омар».

Все на «Любезном Омаре» блистало поразительной чистотой и богатством. Его борта, высокий резной нос и корма были инкрустированы золотом и слоновой костью. Палуба из бесценного розового дерева была покрыта коврами, почти не уступавшими по своей роскоши тем, которые украшали собой каюты Хоттабыча и его друзей.

Тем удивительней показалось Вольке, когда в носовой части корабля он вдруг обнаружил темную грязную конуру с нарами, на которых валялись груды всяческого тряпья.

Пока он, поборов брезгливость, ознакомился с более чем убогим убранством этого крохотного помещения, подоспели Женя с Сережей. После недолгой дискуссии было решено большинством двух голосов против одного, что эта неприглядная конура предназначена для тех пиратов, которых они, возможно, изловят в пути.

– Ничего подобного, – настаивал на своей точке зрения Сережа, – это просто осталось после капитального ремонта. Всегда после ремонта остается какой-нибудь заброшенный уголок, где и тряпки валяются, и разный другой мусор.

– Какая может быть речь о капитальном ремонте, раз еще сегодня утром этого корабля и в природе не существовало? – иронически осведомился Волька.

На этот вопрос Сережа не мог дать удовлетворительного ответа, и ребята пошли к Хоттабычу, чтобы тот помог им разрешить их спор.

Но оказалось, что старик спит. Конечно, ни у кого и мысли не появилось будить его, так что увиделись они с ним только часа через полтора за обедом.

Они расселись, неумело поджав под себя ноги, на огромном пушистом ковре, игравшем изумительно яркими красками. Ни стульев, ни столов не было ни в этих покоях, ни вообще где бы то ни было на этом корабле.

Один член экипажа остался наверху у штурвала, остальные три снова на время превратились в слуг и, сгибаясь в бесчисленных поклонах, внесли и расставили на середине ковра великое множество разных блюд, закусок, фруктов и напитков.

Когда слуги, отдав прощальный глубокий поклон, повернулись, чтобы покинуть помещение, Волька, Женя и Сережа в один голос окликнули их:

– Куда вы, товарищи?

А Волька учтиво добавил:

– Оставайтесь, пожалуйста, с нами обедать.

Слуги в ответ только в ужасе замахали руками и, низко кланяясь, попятились к дверям.

– Хоттабыч, – обратился тогда Волька к старику, – объясни им, пожалуйста, что мы их очень просим пообедать с нами.

– А то нам просто неудобно будет одним кушать. Они целый день работали, а мы баклуши били, – пояснил Сережка.

– Тут всем хватит, – заметил Женя, у которого от морского воздуха разыгрался чудный аппетит.

Хоттабыч явно растерялся и, нервно теребя свою бороду, пробормотал:

– Я, вероятно, недостаточно внимательно слушал вас, о юные мои друзья, и мне показалось, будто вы предлагаете пригласить к нашему столу тех, кто нас обслуживает…

– Ну да, предлагаем, – сказал Волька, а Женя снова подтвердил, что еды хватит на всех.

– Но ведь это слуги, – возразил Хоттабыч таким тоном, будто этими словами вопрос был исчерпан.

Однако, к его удивлению, ребята все же остались при своем.

– Тем более что слуги, – сказал Волька, – не какие-нибудь спекулянты, а самые настоящие трудящиеся. Да еще к тому же они по совместительству матросы.